У нас на Васильевском

Валерий ПОПОВ, писатель, сценарист. Родился в 1939 году в Казани. Окончил Ленинградский электротехнический институт и сценарный факультет ВГИКа. Произведения переведены на английский, немецкий, венгерский, польский, чешский, китайский языки. Лауреат многочисленных литературных премий, в том числе премии имени С.Довлатова за лучший рассказ, имени И.П.Белкина, Царскосельской премии, Новой Пушкинской премии, Премии Правительства РФ в области культуры за книгу «Плясать до смерти» и правительства Санкт-Петербурга за книгу серии ЖЗЛ «Дмитрий Лихачев», премии имени Гоголя за книгу серии ЖЗЛ «Зощенко».Глава Союза писателей Санкт-Петербурга, президент Санкт-Петербургского отделения Русского ПЕН-клуба.

Васильевский остров в Петербурге – самый морской, открытый к морю. Даже температура тут на несколько градусов ниже, чем в остальном городе. Все улицы прямые и продуваются насквозь. И при этом множество горожан с гордостью называют себя василеостровцами и не хотят жить больше нигде. Дух странствий, приключений, опасной, но увлекательной морской работы более всего ощутим именно здесь.Здесь, возле устья Невы, случился знаменитый дерзкий бой, определивший судьбу нашего города. Петр уже взял Ниеншанц, шведскую крепость на берегу Невы. Но шведы пока не знали об этом. В устье Невы появились два огромных, уснащенных пушками шведских корабля. У нас не было еще такого флота. Но была отвага. Петр с верными солдатами на маленьком шлюпе подошел к борту одного корабля, и пошла рукопашная. Меншиков со своими орлами высадился на другой корабль. И мы победили. В честь этой победы Петр приказал выковать медаль с надписью «И небываемое бывает».Весь край острова занят причалившими кораблями, торчащими кранами, огромными корабельными доками. И не случайно стоит тут могучая колоннада, выстроенная Воронихиным, – Петербургский горный институт, чьи выпускники путешествуют больше всех прочих. Мой старый приятель, знаменитый поэт и бард Александр Городницкий, окончил этот институт и занимается именно морской геологией, посетил все океаны и моря, не раз попадал в штормы, терял плавучесть вместе с судном, но делал свое дело и сделал его – сейчас Алик Городницкий, как зовут его друзья, не только кумир туристов и прочих романтиков, но и член-корреспондент.Другая знаменитость этих мест – Крузенштерн, стоящий на невысоком пьедестале на набережной, почти сплошь занятой причалившими судами. Курсанты расположенных поблизости морских училищ – Училища подводного флота, Академии имени Фрунзе – в день выпуска обязательно натягивают на памятник тельняшку, принимая его в свое братство и надеясь однажды приобрести умение и отвагу, отличавшие Ивана Федоровича.Неудивительно, что именно здесь строят корабли – больше всего на знаменитом Балтийском заводе. Когда-то я тоже тут работал. Здесь-то и понял, наконец, чем зарабатывает Петербург на свою «красивую жизнь». Железная коробка, напичканная проводами и аппаратурой, под названием «лодка подводная дизельная», стала моей тюрьмой на три года. Я вдруг оказался там в роли мастера, и один из сварщиков сразу сказал: «Ну мы тебе покажем наш рабочий класс!» И они показали. То были самые тяжелые, но при этом самые трудовые годы моей жизни.Уже укупоренная подводная лодка, стоящая на кильблоках, не лучшее место на свете. Там тесно и душно. Поднимешь слабо сипящий шланг, всосешь теплого воздуха, пахнущего резиной, – и живи! Но особенно тяжко, если лето, жара, и стоит едкий дым от сварки, а еще лучше – от резки металла, желательно, покрашенного. Стоишь, размазывая грязные едкие слезы, и что-то еще пытаешься рассмотреть в этом дыму. «Вот… делайте!» – тычешь грязным пальцем, стараясь выглядеть среди прожженных работяг самым умным и знающим. Но постепенно увлекаешься этой работой. И даже убеждаешься в местном поверье, которое поначалу кажется диким: у каждой лодки, еще до того как начали ее строить, уже есть душа – прекрасная или жуткая – заранее не узнать. И проявляется она сразу же – только прикоснись. Откуда слетает она? Неизвестно. Но появляется раньше, чем хребет. И когда душа оказывается светлая и прелестная (что случается почему-то гораздо чаще, чем мы этого заслуживаем), все идет легко, все любят друг друга, комплектующие поступают вовремя и как бы сами соединяются между собой. И ты где-нибудь на бегу останавливаешься и замираешь: «Господи! За что такая милость?»И вот спуск! Словно отдаешь любимую дочку! Впервые за последние два месяца бреемся. Непрерывно звоним в гидрометеослужбу. Минус сорок! Минус сорок пять! Имеется в виду уровень воды в Неве по сравнению с обычным уровнем – ординаром. Как специально, к спуску лодки вода ушла! С какой высоты наша лодка со стапеля на воду упадет! Директор, все отлично понимая, тем не менее жмет: «Когда?» Дело в том, что городской голова в субботу уезжает в Италию. Италия нам далека, но основная мысль ясна: значит, в пятницу.В огромный спусковой эллинг, насквозь продуваемый ледяным ветром с Невы (несмотря на клеенчатый занавес), подходит народ. Занавес бьется, хлещет, завивается, словно не весит несколько пудов. За ним слышится стук: трутся друг о друга ледяные осколки в Неве.На щитах, положенных на козлы в конце эллинга, городской голова (точнее, губернатор), с ним директор завода, другие тузы. Толпа на трехъярусной эстакаде вдоль стены. На наклонных спусковых полозьях она – наша красавица! Я отвожу взгляд – глаза слезятся – в сторону и наверх. О, надо же – на самом верху стеклянной стены, на жуткой высоте под самой крышей, висят, как пауки, два мойщика со швабрами. Не успели закончить к приезду начальства? Или специально зависли? Отличный вид!Невнятные речи чиновников, относимые ветром. Потом губернатор берет привязанную фалом бутылку, бросает. Тихий хлопок. Потекло! Оркестр дует марш. Ураганный ветер, залетая, держит занавес почти горизонтально, ломает звук. И вот – тишина. Лучший газорезчик с медлительностью церемониймейстера (или палача?) подходит к задержнику – железному пруту, удерживающему лодку за самый кончик. Это палач опытный: он щегольски режет задержник не насквозь, оставляет струнку, которую лодка, если она хочет в море, должна порвать сама. Или?.. Затяжная пауза. Все перекрыли дыхание. Порвала! Хорошая примета! Радостный рев. Лодка скользит все быстрее. И срывается в воду. Стук ледышек о корпус, как зубилом по голове!Только что звонили в гидрометеослужбу… Минус сорок пять!Я зажмуриваюсь. Мы заранее ориентировочно прикинули, что в легком корпусе сломается, как латать… Я открываю глаза… Работяги успели уже забраться в лодку и все осмотреть и сейчас радостно пляшут на палубе, поднимая пальцы: все о,кей! Кругом объятия, вопли. Я поднимаю глаза, удерживая слезы, два «паука» под крышей радостно трясут швабрами.Новый взрыв ликования – кто-то из работяг специально, конечно же, ради восторга сверзился с лодки в воду и теперь, поднимая то одну, то другую руку, плавает среди льдин….Помню, как после бурной ночи после «обмывания» новой лодки мы догоняли ее, за ночь прошедшую на буксире через всю Неву в Ладогу. Катер вкусно попахивал бензином и маслом, речная свежесть бодрила, от солнечного блеска на воде из наших измученных глаз текли слезы умиления и гордости: мы живем в этом замечательном городе и, не жалея себя, приумножаем его силу и славу. Перед нами проплывал город, лучше которого на свете нет. И правильнее всего – особенно в первый раз – рассматривать его с воды.