У источника, что на правом берегу Десны у деревни Сельцо, часто можно встретить одного старика.
К источнику идут и едут люди. Константин останавливает их, преимущественно мужчин, просит закурить. И когда те делятся сигаретой, он тут же спрашивает: «Не найдется ли мелочишки? На чекушку не хватает». Кто-то отрицательно качает головой, кто-то сочувственно лезет в карман. Набрав нужную сумму, Константин отправляется через мост на окраину города Сельцо, где можно разжиться самогоном. Надо преодолеть всего каких-то триста метров, но они даются ему очень тяжело. Одышка вынуждает часто останавливаться, ноги плохо слушаются, но он упорно продолжает путь. Приняв спиртное, сидит у дороги, ждет, когда взыграет кровь. Назад идет чуть бодрее.Я встречаю его довольно часто. У меня дачный домик в тех местах, по-над рекой. Наведываясь в деревню, заезжаю на родник за святой водицей. Константин, по обыкновению, сидит на деревянных кругляках, приспособленных для отдыха. Иногда подаю несчастному немного денег. Как-то присел рядом, разговорились. Оказывается, в деревне, высоко на горе, у него хибара, оставшаяся от родителей. Там и ночует. – А зимой как? – интересуюсь я. – Дрова нужны, одежда, продукты…Он долго молчит. Потом с ухмылкой отвечает:- Зимой либо тюрьма спасает, либо больница. Правда, в больницу теперь не берут – открытая форма туберкулеза. Говорят, езжай в тубдиспансер…Я смотрю на него с некоторым изумлением. Константин отводит глаза и хриплым голосом продолжает:- А в тюрьме я свой, стаж уже за тридцать лет перевалил – большая часть жизни прошла на нарах. Со счету сбился, сколько ходок. В очередной раз вышел на волю – нет отца. Снова сел. Освободился – нет матери. Даже прощения у стариков не успел попросить… Я знал его отца. Хороший человек был Егорыч. Как-то по пути в деревню догнал его. Старик шел неуверенной походкой. Признался, что после бани принял на грудь и не рассчитал своих сил. Я помог ему дойти до родника. Присели. Завязалась беседа. И тут он поведал, что скоро сын его Константин освободится из тюрьмы и житья не будет. – Измучил вконец. Свою жизнь загубил и нашу. Грех так говорить, но уж лучше бы закончил свою непутевую жизнь в тюрьме, – в сердцах сказал старик. – Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас… …Задумавшись, я молчал. Но Константин будто прочел мои мысли. – Иногда захожу в храм, прошу Господа, чтобы отпустил мне грехи. Больно виноват я перед родителями. Да и перед деревенскими людьми тоже. Столько зла натворил. В деревне по хатам лазил, тянул все, что могло сгодиться на пропой. Попадался – били. Самые принципиальные сажали в тюрьму…После его откровений у меня возникли подозрения, что он и в моем домишке побывал. Как-то приезжаю в деревню, подхожу к дому – рама выставлена, окно разбито, дверь взломана, все вверх дном перевернуто, проводка оборвана, счетчик снят, исчезли посуда, инструмент, алюминиевая фляга для воды… Не сдержался, сказал ему о своих подозрениях. – Вот и ты мог бы меня посадить, но почему-то не заявил. Заявили другие. Да чего теперь об этом. Дни мои уже сочтены, – тяжело прохрипел Константин. Глаза его затуманились. Он смотрел в заречную даль, в летнюю бездонную просинь неба и о чем-то напряженно думал. Мне стало жаль этого несчастного человека, прожившего на земле и не осознавшего, зачем человек приходит в мир. Ненавидящих и обидевших нас прости, Господи!Сельцо, Брянская область
Комментарии