У Франции в плену. Оказалась маленькая россиянка Маша Уари

Желание русских женщин выйти замуж за иностранца не уменьшается. И сегодня многие из них уезжают в чужие края в поисках счастья. Хотя там довольно часто ничего хорошего их не ждет. Даже если замужество удается. Их не берут на работу, а без нее жизнь не представляется счастливой, полноценной.

Многие наши женщины жалуются, что хотели бы вернуться домой, но не могут, поскольку родился ребенок, и еще не известно, отдаст ли муж его при разводе…

Почти десять лет назад Наталья Захарова вышла замуж за гражданина Франции Патрика Уари и переехала в город мечты Париж, получив гражданство Франции, не потеряв при этом гражданства России. По нашим законам, вступление в новое гражданство автоматически не лишает россиянина его статуса гражданина.

В июне 1995 года в семье Уари родилась девочка, которую назвали Марией. Ребенок тоже, как и мать, получил гражданство Франции, сохранив за собой и российское гражданство. Таким образом, и Россия, и Франция стали считать ребенка и ее маму гражданами своих стран. А через полтора года супруги развелись, суд вынес решение о передаче ребенка на воспитание матери и о взыскании с господина Уари алиментов. Если по первому пункту у отца никаких возражений не было, то второй ему явно пришелся не по вкусу. Во всяком случае, он решительно наплевал на алименты и 17 месяцев делал вид, что никакого малолетнего ребенка у него нет и никогда не было – денег не платил, матери не помогал, в воспитании ребенка не участвовал.

Наконец решением суда с него взыскали задолженность по алиментам и установили, как сказано в судебном постановлении, «факт неуважения к судебному решению». Тут отец неожиданно воспылал нежными чувствами к своей полузабытой дочке и стал требовать свиданий с ней. Мать особых препятствий не чинила до тех пор, пока не нашла синяки на теле своей малышки. Тут-то все и завертелось…

В декабре 1998 года решением суда по детям г. Нантерра под надуманным предлогом семейного конфликта, которого просто не могло быть по определению, ибо семьи к тому времени уже два года как не существовало даже с официальной точки зрения, Машу до окончания следствия по делу ее француза-отца было решено забрать у русской матери и отправить в приют. А чтобы мать не устроила скандала при выполнении судебного решения, ее, без предъявления каких бы то ни было обвинений, отправили на ночь в КПЗ, куда в течение трех часов, несмотря на случившийся с нею тяжелый сердечный приступ, не допускали врача. Об адвокате там тоже не вспомнили.

Целых четыре месяца Наталья Захарова пыталась добиться хотя бы свидания с дочкой. Наконец, после скандала, устроенного уже маленькой девочкой, которая попросту отказалась разговаривать с кем бы то ни было, кроме мамы, суд со скрипом позволил Маше и ее маме (которая, заметим в скобках, ровным счетом ни в чем не обвинялась) раз в месяц видеться по 45 минут в присутствии четырех работников социальной сферы. При этом вести беседы на русском языке возбранялось самым категорическим образом, правда, без каких бы то ни было объяснений на этот счет. А ведь ни в одном французском законе нет ни слова о том, что мать не имеет права говорить с ребенком на родном для него языке. Книжки на русском языке, видеокассеты с русскими мультиками про любимых Машей Чебурашку и Винни-Пуха, аудиокассеты с русскими детскими песенками – все это было запрещено передавать маленькому российскому гражданину, который хорошо понимал родной русский язык и почти не разговаривал на французском. В приюте у крещенной в Православии Маши отобрали даже нательный крестик.

А через некоторое время, в связи с тем, что, как было заявлено теми же работниками приюта, Маша сильно возбуждалась перед редкими встречами с матерью, суд приостановил и саму возможность встречаться вообще. Матери было разрешено лишь раз в пятнадцать дней звонить в социальную службу и справляться о здоровье собственного ребенка. Отцу же, против которого все еще тянулось уголовное дело, свидания и личные разговоры были разрешены. По-видимому, от того, что девочка ничуть не волновалась по поводу их встреч. Отец был абсолютно доволен всем происходящим. Взыскиваемые с него на содержание дочери суммы теперь были резко снижены с 7,5 тысяч франков в месяц, которые он платил раньше своей бывшей супруге, до 2 тысяч франков в месяц в пользу приюта.

В приюте не скрывали даже того, что с девочкой работает группа психологов, старающихся всеми силами «вернуть господину Уари его место папы в сердце ребенка», одновременно стирая, точно ластиком, из памяти девочки образ матери.

В сентябре 1999 года Машу «временно» поместили в приемную семью, которая, это тоже, кстати, стоит отметить, весьма неплохо зарабатывает на своем «милосердии», ибо в отличие от российской практики приемные родители во Франции получают очень серьезное пособие от государства. От родной матери, которую между тем родительских прав никто не лишал, тщательно скрывают не только имена новых Машиных воспитателей, но и город, в котором те проживают. Полгода Наталья Захарова даже не была уверена в том, что ее дочь жива.

– Всякое общение с дочерью мне было запрещено, – рассказывает она, – Машины рисунки, письма, адресованные мне, ее фотографии не передавались, мои письма к ней, игрушки, подарки и посылки не принимались, мне даже не могли сказать толком, здорова она или больна. Не мудрено, что я заподозрила самое худшее. Отчаянье было страшное. Деньги, практически все, были потрачены на адвокатов, частных детективов, на оплату судейских расходов и так далее.

Тем не менее судья по детям, которая вела дело Маши с самого начала, даже не захотела встретиться со мной. Никогда не видела она и саму Машу, чьей судьбой так запросто распоряжалась. Судья не провела проверки условий жизни и воспитания Маши, не обследовала ее жилищные условия, кстати говоря, вполне приличные, отказывала во встрече моему адвокату, не опросила соседей, родителей Машиных подруг, не затребовала моей характеристики из жилищных органов по месту жительства. На чем она основывала все свои решения, оставалось полнейшей загадкой. Просто я для нее была русской и значит, виновна во всех грехах уже по определению.

Я пыталась поднять на защиту своего ребенка французскую общественность, писала письма в различные инстанции, просила помощи у известных политиков и общественных деятелей. Кое-кто, надо признать, услышал мой крик. Журнал «Фигаро магазин» напечатал большую, объективную статью, рассказывающую историю Маши и французской Фемиды. Супруга президента Франции Бернадет Ширак направила в Министерство юстиции несколько писем с просьбой как следует разобраться в деле Маши Уари, об этом же просил и министр иностранных дел Франции, депутаты французского парламента, даже прихожане нашей церкви, которые знают Машу с младенчества, но реакции на это не было ровным счетом никакой. И тогда я обратилась за помощью к России.

Надо отдать должное нашему государству – маленькая россиянка Маша Уари стала объектом дипломатических сражений. В феврале 2000 года МИД РФ официально обратился к судье по детям г. Нантерра, ведущему дело, с требованием показать если не матери, то хотя бы послу России во Франции девочку, дабы была возможность твердо установить, жив ли ребенок, здоров ли, в каких условиях воспитывается. Судья по детям Мари-Жан Симоне ответила категорическим отказом, не снабдив его по старой своей традиции даже самой слабой мотивацией. Обращение к министру юстиции Франции тоже не принесло никаких плодов. Было заявлено, что поскольку суды независимы, то и поделать здесь ничего нельзя.

Посол России Николай Афанасьевский напрямую обратился к президенту страны Жаку Шираку, но ответа не последовало вовсе. Тогда вконец оскорбленный МИД РФ направил Франции две ноты протеста, но и те вновь остались без ответа. 5 мая 2000 года Россия подняла вопрос о Маше Уари на Постсовете ОБСЕ в Вене.

В результате всех этих дипломатических усилий право матери на ежемесячные часовые свидания с девочкой все-таки было восстановлено. При этом в решении суда было специально указано, что встречи должны проходить в помещении социальной службы с обязательным присутствием ее сотрудников и только на французском языке.

Тем не менее, несмотря на все усилия работников социальной службы и психологов, пытающихся уничтожить в памяти маленького пленника Франции сам образ матери, им этого не удалось. Как выяснилось, все это время девочка упрямо писала своей маме письма, полные любви и нежности, рисовала картинки, где она всегда изображала себя с мамой, помнила даже о нательном крестике, который у нее отобрали. Правда, по-русски она больше уже не говорила. Тут социальные службы одержали крупную победу. «Она должна стать француженкой, – в открытую заявляли ее матери. – Ей ни к чему вся эта ваша русская белиберда».

Итак, пять лет из своих крошечных восьми без вины виноватая Маша живет в чужих домах, время от времени встречаясь с родной мамой на нейтральной территории в присутствии парочки воспитателей. Девочке очень плохо, она этого и не скрывает, у нее явный конфликт с родными детьми в той семье, где она теперь воспитывается, она устала, хочет к маме. Время от времени она пишет смешным детским почерком трогательные письма к судьям (которые за время процесса сменились уже неоднократно) и просит, умоляет вернуть ее маме…