На чтение: ≈ 11 мин.Окончание. Начало в №45-50.
Мать поэта была обижена на него за строки «Пусть поверят сын и мать в то, что нет меня». Действительно, эти строки неточны. Но у стихотворения Симонова была невероятная судьба. Оно было напечатано в «Правде» миллионным тиражом. Его перепечатали фронтовые и армейские газеты. Его вырезали из газет или переписывали миллионы людей и отправляли домой.Кстати, видели ли вы письма с фронта? Вот я вам сейчас их покажу (но у меня не подлинник, а копии). Вы понимаете, что в окопах конвертов не было. Брался листок бумаги, сворачивался вот в такой треугольник и посылался домой. Каждый раз, когда я показываю эти письма, а в одном из них текст «Жди меня», ученики мои поражаются одной детали – штампику «Просмотрено военной цензурой» с номером цензора. Но это было неизбежно. Прекрасный человек и очень тонкий специалист по преподаванию литературы Зинаида Яковлевна Рез, когда она заведовала кафедрой методики преподавания литературы в Ленинградском педагогическом институте имени А.И.Герцена, в течение нескольких лет приглашала меня в Ленинград читать лекции у них в институте (в Москве меня всю жизнь даже близко не подпускали к педагогическим институтам). И вот однажды она мне рассказала, что во время войны она работала в советской разведке в Иране. Она знала французский язык и читала почту на французском языке.Что делала цензура с письмами? Здесь было четыре варианта. Первый: письмо благополучно шло по адресу. Второй: в нем замарывалась ненужная информация, скажем, «Сегодня нас перебросили из места такого-то в место такое-то» или «Уже три дня нет горячей еды». Третий: письмо изымалось и по адресу не доставлялось. Четвертый, самый печальный: письмо передавалось в особые отделы. Всего один пример. Капитан А.И.Солженицын, командир, награжденный двумя орденами, поделился своим «политическим негодованием» по поводу того, что Сталин отошел от ленинских заветов, в письме к своему другу, который воевал на другом фронте. Их переписка привлекла внимание военной контрразведки. Высказывания Солженицына сочли «антисоветской агитацией и попыткой создания антисоветской организации». 9 февраля 1945 года Солженицын был арестован, в июле приговорен к 8 годам исправительно-трудовых лагерей с неизбежной после срока ссылкой.Искренние, откровенные, от сердца идущие стихи Симонова о войне и о любви (здесь наверное, нельзя поставить союз «и», потому что и те и те друг от друга неотделимы) имели в дни войны огромный успех. Я тому свидетель. В 1943 году мы с близким другом (мне было 14 лет) пробились в коммунистическую аудиторию Московского университета на вечер встречи с Симоновым. Встречали и провожали его восторженно. Незадолго до того я купил книгу «Сборник стихов». Здесь были собраны стихотворения пятидесяти трех поэтов. И тогда мною овладела мысль: собрать автографы все живых поэтов из этого сборника. Естественно, я ринулся к Симонову. Вот его автограф. Но после еще трех автографов я с этой идеей «завязал».Через тринадцать лет я встретил совершенно другого Симонова. Еще когда я был школьником, к нам в литературный кружок Московского городского дома пионеров приехал Фадеев. Он привез с собой Валю Борц, члена подпольной организации «Молодая гвардия», о которой Фадеев написал роман (это был единственный такой объемный том, который я прочитал за один день – читал его с утра и до вечера). Естественно, я попросил Фадеева надписать его фотографию. Я сегодня знаю Фадеева и Симонова гораздо лучше, чем тогда. Знаю о том, что не делает чести ни тому, ни другому. Но от своего отношения к ним в детстве и юности не отрекаюсь.В 1956 году Фадеев покончил жизнь самоубийством. Я пошел в Колонный зал, чтобы с ним проститься. В фойе я встретил Симонова. Меня поразило, что Симонов, всегда безукоризненный и элегантный, был небрит. И смотреть на него было страшно.Не могу не сказать о своей последней встрече с Симоновым. Симонов завещал тело его после смерти кремировать и прах развеять под Могилевом на Буйничском поле. Здесь Симонов в 1941 году впервые увидел, как, пусть ненадолго, немецкие танки были остановлены. В 1986 году я читал лекции учителям Могилева, и однажды после занятий нас повезли на Буйничское поле. Там нам показали склеенную из отдельных фотографий панораму: подбитые немецкие танки; на краю поля небольшой камень с надписью «Константин Михайлович Симонов».Но вернемся к дням войны. Бывший литсотрудник газеты «В решающий бой» 54-й армии Волховского фронта лейтенант Михаил Максимов, написавший специально для приехавшей на фронт Клавдии Шульженко новый текст появившейся перед самой войной песни «Синий платочек», вспоминает: «Я, конечно же, не мог тогда предположить, что «Синий платочек» с моим текстом приживется и ему будет уготовлена долгая жизнь. В ту пору считалось ведь, что на фронте нужны совсем другого рода стихи и песни – призывные, мобилизующие. Помнится, редактор нашей газеты на мое предложение опубликовать эти стихи вместе с отчетом о концерте Шульженко категорически заявил: «Вы что, лейтенант?! О каких синих платочках сейчас может идти речь? Кругом война, смерть, разрушение».Пользуясь случаем, хочу ознакомить со стихотворением, которое неизвестно. Где-то в середине девяностых на одной из лекций, которые я читал для учителей литературы, мне передали большой пакет. Увидев в журнале «Литература в школе» мою статью, где была ссылка на книгу З.Файнбурга, учительница литературы, ныне пенсионерка, прислала мне письма, полученные с фронта от ее друга Файнбурга. В письме от 14 января 1945 года оказалось стихотворение, автора которого мне установить не удалось («Валька прислал кое-что свое»). Вот оно:Солдат пришел с большой войны,Пришел к своей любимой.Его глаза опалены,Шинель пропахла дымом.Еще не веря, что пришел,Что наяву все это,Он гладит платья тонкий шелк,Ее теплом согретый.Ведь вот мечтал, когда, грозясь,Побоище гремело,Живым вернувшись, – рассказатьО всем, что наболело.О той тоске, в которой мерз -Ее возьмите, смерьте! -О той любви, что он пронесЧерез дыханье смерти…Пришел – и слов найти не мог,Не выразишь такое,И только гладит теплый шелкОбветренной рукою.А сейчас я вам прочту стихотворение, написанное то ли в конце двадцатых, то ли в начале тридцатых.Сумрак синий стелет ризы.В синей прорези окнаТы, как хрупкая маркиза,Силуэтна и бледна.Но я вижу, недотрога,Ты стоишь ресницы ниц:Ты боишься выдать многоВзмахом ласковых ресниц.Живописно вьются складки.Ткани твой целуют стан.Ты умолкла, как загадка,Я молчу, любовью пьян.Нынче все мне объяснится:Любопытство, радость, страх.Подымаются ресницы -Что-то скажет этот взмах.Вы ни за что не скажете, кто написал это стихотворение. А написал его тот самый Владимир Иванович Лебедев-Кумач, который известен текстами многих популярных советских песен: «Песни о родине», о которой мы так много с вами говорили, и песни «Веселый ветер» («А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер…»), и песни «Москва майская» («Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…»). А 22 июня 1941 года Лебедев-Кумач создает текст песни «Священная война». В тот же день композитор А.В.Александров написал музыку к этому тексту.Вставай, страна огромная,Вставай на смертный бойС фашистской силой темною,С проклятою ордой!Пусть ярость благороднаяВскипает, как волна, -Идет война народная,Священная война!Песня эта стала главной песней Отечественной войны. А свои интимные стихотворения автор не решался предложить для печати. Напомню, что Симонов к стихотворению «Жди меня» и Сурков к стихотворению «В землянке» первоначально отнеслись как к стихотворениям, предназначенным только одной женщине.Война освобождала от схем узкого догматического мышления и читателей, и писателей. Разъединившая миллионы любящих, она обострила человеческие чувства и придала им особую значимость.Путь урока литературы – это не путь проторения прописных истин, не путь упрощения, а путь обогащения познанного, обсуждения его в новых ракурсах и сцеплениях, путь углубления, совместного обсуждения разных подходов и истолкований, путь напряжения мысли, сопереживания. Это всегда путь движения вперед и вглубь.
Выбор читателей
Комментарии