Имя писателя Анатолия ПРИСТАВКИНА широко известно. Многие помнят его повести «Ночевала тучка золотая», «Солдат и мальчик», «Синдром пьяного сердца». Сейчас это имя все чаще звучит в контексте политических событий – Анатолий Приставкин – советник Президента Российской Федерации по правовым вопросам. В октябре Анатолию Игнатьевичу исполняется 75 лет. Мы встретились с писателем в правительственном кабинете Анатолия Приставкина, и мне вдруг захотелось поговорить с ним не на политические или литературные темы, а о самом сокровенном…
– Анатолий Игнатьевич, бытует мнение, что тот человек, который помнит свое детство, как правило, становится хорошим родителем. Помните ли вы свое литературное детство, свое студенчество и как это влияет на ваше отношение к ученикам?
– Мой институт был времен оттепели. И его студенческий и преподавательский состав определялся этой обстановкой. И если вспомнить институт, то на курс раньше моего учились Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, Лина Костенко с Украины. Наш курс – это быстро прославившийся Анатолий Кузнецов, Анатолий Гладилин. Как выстрел, тогда прозвучала его проза. Нас даже на курсе называли три богатыря – три Анатолия. Хотя я мало выделялся и только на последних курсах выскочил немножко. Мы были интересны друг другу, хотели узнать друг о друге побольше. Когда Белла принесла 11 стихотворений, то уже мы ходили на кафедру и просили: «Дайте почитать». Мы знали все ее 11 стихотворений наизусть. А отзыв на ее вступительную работу был самым коротким за всю историю института: «Принять». Для рецензии нужно было написать лист, что ты думаешь об этом авторе, как ты видишь его перспективу. А тут одно слово.
– Да, интересная у вас была жизнь!
– Удивительная! Тогда, во время моей молодости, наступил прорыв во всем: в искусстве, в политике. Привезли в Москву Пикассо – и мы впервые его увидели настоящим, а не с мятых страниц привозных журналов. Выставки Глазунова… выступления наши на площадях – и молодость! Сама собой молодость делала все, что входило в ее орбиту прекрасным, несмотря ни на что!
– А преподаватели?
– Был у нас очень интересный преподавательский состав. Преподавал такой педант Геннадий Николаевич Поспелов. Про него говорили – пьет кефир и режет студентов. Я ему минут пятнадцать рассказывал про Пушкина, как сейчас помню, читал отрывок из «Цыган», комментировал, а он кивал и кефиром запивал. А потом и говорит: «Все хорошо, но вы по Бонди говорили, а я хотел бы услышать по Поспелову». И тут же удалил. А второй раз пересдать было очень трудно. Можно было остаться без стипендии.
– А какая была стипендия в то время?
-На первом курсе было 220 рублей. Хорошие деньги. Мы в основном на чае жили. Я и заболел туберкулезом из-за этих непрерывных чаев.
– ?
– А как вы думаете, если ничего не есть, то в конце концов можно и туберкулезом заболеть. Это было для меня целой трагедией. Я даже решил покончить с собой. Заехал попрощаться с Беллой Ахмадулиной. Повезло, что хороший таксист попался… А потом неожиданно Литфонд мне путевку дал. Она спасла мне жизнь. Наши преподаватели были почти все из МГУ, удивительно сильный состав. Былинский Константин Иакимович, в то время ему уже было под восемьдесят,- и он очень хорошо помнил дореволюционные времена – как невест выбирали в Москве: поезд выезжал в один день, и женихи выходили посмотреть приданое, а невесты на тележках ехали. Он очень много интересного нам рассказывал.
– Анатолий Игнатьевич, вот прошли студенческие годы, наступила пора диплома. Как вы защитились? Ведь поступали вы к Ошанину как поэт, а потом проявили себя как прозаик.
– Диплом я защитил стихами, прозой и документальной прозой. Как-то счастливо тогда для меня все сложилось. Мои рассказы сразу «Юность» взяла, и они произвели невероятный эффект. Это сейчас даже если Достоевского напечатают, никто не заметит, а тогда каждый свежий голос был слышен. Шестой номер «Юности» за 1960 год выпустил цикл «Трудное детство», и вдруг звонит мне знаменитейший Марк Донской и говорит: я хочу фильм поставить по вашей повести. А я ему: «Я не хочу. Я в Сибирь еду, строить Братскую ГЭС. Я – патриот». И на меня потом пальцем показывали: «Донской – классик, основоположник неореализма, один его фильм, участие в нем – это уже лауреатство, а этот отказался!» Но, во всяком случае, мне мои рассказы помогли прорваться. Сразу же. Потом меня из Братска уже печатала «Литературка».
– То есть проблем уже не было.
– Нет, счастливый случай повсюду был. Донской интересно провожал меня. Позвал своего сына Александра и сказал: «Вот этот… собрался ехать на Братскую ГЭС. А ты видишь, во что он одет? У тебя хороший спортивный костюм, ну зачем тебе он в Москве?» – «Я отдам.» – «И ботинки заодно». Так меня одели, а летчики мне куртку подарили.
– Но разве нельзя было остаться в Москве, ведь вам такая удача выпала – экранизация собственной повести?
– А жить на что? Пока напишу сценарий (а опыта не было), пока поставят фильм, пока он выйдет, чем жить все это время? В Сибири легче было прожить. Я бурильщиком работал. Рабочий коллектив совместно живет, никто не голодает, все совместно варится, все сочувствуют друг другу. А потом я женился, и вообще проблем не стало.
– Прямо в Сибири? Романтика.
– Да уж. Мы пошли по ЛЭПу (я даже книжку написал «Страна ЛЭПия», а Донской откликнулся «Страна нелэпия» – от слова нелепо), и после похода этого я очень сильно заболел воспалением легких. Все разъехались по домам на Новый год, а я остался. Меня девочки выходили. Перевезли в общежитие тайком от коменданта, потому что мужчина в женском общежитии – это уже разврат для них. Хотя там ничего не было, они просто тихо меня выхаживали, кормили, там их три девочки было, одной я предложение сделал. А потом мне ребята говорят – в общежитии дежурка освободилась – а места-то!- для кровати и тумбочки – и все! Мы захватили ее, заперлись, и недели две или три оборону держали, чтобы нас не взломали. Вот такая романтика. А потом свадьба была – ее родители приехали с Ангары, они были гидрогеологами. Нам друзья подарили байдарку, и мы в походы ходили и по Байкалу, и по Ангаре…
– Для вас, как для мастера, что означает литературный семинар?
– Семинар – это взаимодействие. Семинар не может уравнять, но может предоставить возможность учиться друг у друга. А я, как повар, добавляю то перец, то сахар, а котел сам варится. Огонь – это сам семинар. Он создает ту температуру, которая необходима. Это как две половинки атомной бомбы – если немного их приблизить – между ними пойдет реакция, тепло, а если совсем сблизить – то взорвется. Чтобы взрывалось – не надо, а чтобы тепло все время шло – нужно соединить пять-десять человек вместе, и тогда это излучение процесса возникает. И тогда его только направлять надо в нужное русло, но это уже моя задача. Хватило бы только собственного запала.
P.S.
Многие знают, что Приставкин свои детские годы провел в детском доме, была война, отец на фронте, мама умерла, сколько раз жизнь его висела на волоске, однажды свои же ребята приговорили его к смертной казни – проиграли его жизнь в карты, а он сохранил не только себя, но и свою душу. Что кажется еще большим чудом. Видно, прав был поэт:
Чем больше от сердца отрываешь –
Тем больше на нем остается.
Он рекомендует лучших своих студентов в Союз писателей, помогает им публиковаться, вместе с ними выезжает в творческие командировки и на семинары в Переделкино… И все это – памятование о своей юности, о своих ошибках, своей любви. Он говорит: «Моя мама надо мною всю жизнь крылышки держит». Как и он над своими учениками. И они чувствуют это и стараются соответствовать.
Комментарии