Турецкая латиница, или Беспомощная политика Москвы как фактор развала России

С первого сентября в школах Татарстана стартовал постепенный – с ежегодным прибавлением на один класс – переход на новую графику татарского алфавита. “Неудобную╩, по мнению реформаторов, кириллицу сменит более “подходящая╩ латиница, а точнее – турецкий алфавит.
Событие чрезвычайное. Тем более что, как полагают инициаторы реформы, оно должно коснуться не только Татарстана. По их мнению, решения второго “Всемирного конгресса татар╩ (1997) и двусторонние соглашения, заключенные Республикой Татарстан (РТ) с 48 субъектами Федерации, являются достаточной правовой основой для перевода на латиницу учебников татарских школ и в остальных субъектах Российской Федерации, независимо от позиции этих субъектов по данному вопросу.

Bообще говоря, в Татарстане среди ученых и педагогов есть как сторонники, так и противники этой реформы. Но последние, очевидно, не преуспели в защите своих взглядов. В конце 2000 – начале 2001 года в татарской прессе шла весьма острая, порой просто бульварная по тону полемика по этому вопросу.
Пытаюсь вспомнить, как отреагировала на известие о смене татарской графики московская педагогическая пресса. Кажется, было два отклика: статья В.К.Бацына “Татарский язык меняет графику╩ (“Управление школой╩, N 3) и статья Л.А.Сычевой “Казанский дневник. Чем провинилась кириллица перед татарским языком╩ (“УГ╩, N 19). Не много. Поэтому вряд ли все вопросы прояснены, и самый первый: как нам к этому событию относиться?
Смена алфавита – это, конечно, важнейший рубеж в жизни любого народа, как правило, смена культурной ориентации, т.е. политика. И без веских на то причин она “просто так╩ не бывает. Очевидно, и здесь тот же случай: смена алфавита – не изолированный и единичный акт, ограниченный рамками языка и культуры. Она звено в длинной цепи других разнообразных мероприятий, ступенька в реализации большой политической программы, цель и вектор которой – центробежное стремление Татарстана к выходу из культурного и политического пространства России. Такая программа существует вот уже 10 лет и весьма последовательно – без лишнего шума на федеральном уровне – осуществляется татарской политической (как сейчас принято почему-то называть) элитой.
Обратимся к той политической доктрине, которая на переломе 80-х и 90-х годов сформулировала новые национальные цели Татарстана. Исходным документом здесь была “Декларация о государственном суверенитете Татарстана╩, принятая 30 августа 1990 года. В целом основные положения этой доктрины можно выстроить следующим образом:
возрождение в новых возникших исторических условиях татарской нации, обладавшей в прошлом (до 1552 г.) собственной процветающей государственностью и культурой;
возрождение суверенного государственного статуса Республики Татарстан: РТ находится не внутри России и не вне России, а рядом с Россией (т.е. политический союз на принципах конфедерализма);
установление патернализма РТ в отношении всего татарского этноса России (в т.ч. – заметим от себя – и в отношении тех его частей, кто не относит себя к казанским татарам, как, например, тюменские татары – сибиры) (в самой РТ согласно переписи 1989 г. проживали лишь 32% татар России);
установление и интенсивное развитие (минуя общее российское духовное и культурное пространство) прочных культурных связей с Турцией как ведущим современным светским тюркским государством, представляющим собой специфический фрагмент евроатлантического мира.
Полагаю, что специальных комментариев здесь не требуется: цели выражены очень ясно, и речь идет действительно об автономизации (“сепаратизации╩) республики, о ее культурной и политической переориентации, о ее желании выйти из политической системы России, о желании мобилизовать в этих целях армию союзников и выступить ее лидером, альтернативным федеральному центру.
Понятно вместе с тем, что вся эта программа просто и гладко выглядит лишь на бумаге, поскольку социальный, экономический и т.п. организм страны останется единым.
“Декларация╩ как документ, выражающий новую национально-политическую концепцию Татарстана, стала базой для законодательных и иных нормативных документов нижестоящего уровня. Для нас интересна прежде всего “Концепция развития татарского просвещения╩, принятая в 1991 году и переведшая политические цели декларации на язык практических задач школы. Школа здесь выступает в роли инструмента этнической мобилизации. “Концепция╩ заявила, что:
каждый ребенок находится под защитой и попечительством нации;
система национального просвещения обеспечивает право нации на самостоятельное этническое и культурное развитие. Возможность осуществления нацией этого права определяется степенью ее государственности. Полноценная национальная государственность и полноценная система национального образования взаимосвязаны;
унаследованная от этапа СССР система просвещения не обеспечивает в полной мере свободное развитие нации и перестала отвечать духовным потребностям татарского народа. Для того чтобы избежать духовной деградации и подняться до мировых высот просвещения, необходимо создать самостоятельную систему просвещения татарского народа, перестроить структуру и преобразовать содержание существующей;
новая организация воспитания и образования должна строиться прежде всего на основе тюркской, восточной и исламской культуры с одновременным использованием всего позитивного опыта просветительства западного мира. Культура и история татарского народа неразрывно связаны с культурой Востока, в т.ч. с культурой ислама. В этой связи в школьные учебные планы должны быть введены факультативные курсы “История религий╩, в т.ч. “История ислама╩;
учебно-воспитательный процесс строится на идеях укрепления государственности татарского народа, его национального возрождения;
в этой связи необходимо восстановить среднее специальное образование на татарском языке, претворить в жизнь идею получения высшего образования на родном языке, включить в учебные планы всех вузов курсы по татарской истории и культуре, а гуманитарных вузов – курсы по истории тюрков, тюркской литературе и фольклору, ввести написание и защиту диссертаций на татарском языке, перейти с кириллицы на латиницу;
татарское просвещение формируется как единая самостоятельная система, как единая сеть татарских национальных учреждений, в т.ч. и за пределами РТ. Предусматриваются восстановление и развитие системы национального просвещения не только в пределах РТ, но и во всех регионах проживания татарского народа;
равноправное применение татарского и русского языков как государственных языков РТ означает обязательность обучения татарскому языку русских детей и детей других национальностей.
Спектр задач, как мы видим, обширен и ответственен. (И смена графики, кстати, уже заявлена). Причем наряду с решением собственно национальных культурных проблем очевиден курс на последовательную автономизацию национальной школы РТ, ее организационную и содержательную “отстыковку╩ от российской школы и, может быть, самое существенное – на радикальную смену ею культурного вектора.
Читатель вправе спросить: а как вообще возможна подобная разновекторность развития в рамках того, что называется единым образовательным пространством РФ? Оказывается, возможна. Федеральный закон “Об образовании╩ 1992 года и исходящий из него Базисный учебный план 1993 года, отбросив прежние принципы организации содержания образования, использовавшиеся до того в отечественной школьной практике, ввели так называемый “компонентный╩ принцип структурирования содержания. Согласно ему, вводилось чисто механическое (к тому же попредметное) расчленение единой материи содержания общего образования на автономные и независимые друг от друга федеральный и национально-региональный компоненты. В соответствии с активно использовавшимся тогда в качестве нормы нового федерализма принципом полного разграничения предметов ведения между Федерацией и ее национальными (республиканскими) субъектами закон развел названные компоненты по зонам независимого ведения и ответственности центра и регионов. При этом механизм согласования интересов сторон в случае их несовпадения законом предусмотрен не был!
Характерно, что к федеральному (инвариантному) компоненту разработчики БУПа в полном объеме отнесли лишь идеологически нейтральные предметы естественно-математического цикла, а также русский язык как государственный. Остальные предметы гуманитарного цикла, формирующие ядро культуры и само мировоззрение учащихся, общегражданскую российскую идентичность личности, были отнесены частично к совместной компетенции центра и регионов, а частично – к региональной компетенции. Механизм “совместной компетенции╩ опять-таки кодифицирован не был.
Как показала практика, компонентный принцип структурирования содержания образования оказался не в состоянии обеспечить единство образовательного пространства России.
Несмотря на фиксацию в Законе РФ “Об образовании╩ принципа непротиворечия законодательных и иных нормативных актов субъектов РФ федеральным законам (ст. 3.3) и непротиворечивости региональной образовательной политики – федеральной (ст. 29.1, 29.4, 29.17), компонентный принцип открыл ряду национальных субъектов Федерации (Татарстан, Саха-Якутия, Башкортостан) возможность использовать его для собственных, находящихся вне школы, политических целей. Он дал возможность автономизировать национально-региональный компонент, утвердить его верховенство над федеральным, превратить школу в фактор культурной автономизации этносов, ослабления связей с русской культурой, регионализации своих образовательных систем, использовать школу как инструмент этнической мобилизации в политических целях.
Справедливости ради следует заметить, что разработчики последних БУПов (уже для 12-летки), видя этот недостаток, попытались трансформировать национально-региональный компонент из самостоятельного раздела учебного плана в квоту часов в рамках федерального компонента, что, конечно, может предполагать их большую содержательную взаимосвязанность. Тем не менее проблема пока далека от своего решения.
Прошло 10 лет после принятия тех национально-политических документов, но общий курс, как можно судить из решения о переходе на новую графику, совсем не изменился. И изменений – если судить по последним документам – не предполагается. Вот совсем недавняя “Национальная доктрина развития образовательно-воспитательных систем в Республике Татарстан╩, разработанная в 2000 году Институтом истории АН Татарстана. Проект имеет высокий уровень социального заказа, поскольку директор института Рафаиль Хакимов является одновременно государственным советником президента РТ Минтимера Шаймиева. Доктрина по-прежнему рассматривает систему образования РТ как особое культурное пространство, как самостоятельную независимую сферу, не сопрягаемую с системой образования РФ. “На основе соглашения между Правительством РФ и Правительством РТ в области образования образовательный процесс в Республике Татарстан осуществляется самостоятельно… Учебно-воспитательный процесс в национальных образовательных учреждениях организуется на основе стандартов РТ╩. (Подчеркнуто мною. – М.К.). Приоритеты доктрины нацелены на первоочередное обслуживание интересов татарского народа как титульной нации РТ, вновь постулируется необходимость обеспечения лидерства РТ в отношении остальных татар России, а также в отношении других тюркских этносов России и российских мусульман в целом.
В доктрине – а это весьма объемный документ размером в 3,5 п.л. – полностью отсутствует упоминание о русской культуре и о взаимодействии татарской и русской культур в учебно-воспитательном процессе. Наоборот, речь идет о татаризации русских школ в республике. В доктрине открыто ставится вопрос о необходимости в ближайшем будущем отказа от московских программ и учебников и составлении своих учебно-методических пособий и для русских школ.
Нужны ли здесь комментарии?..
Каков итог? Национальной проблематикой образования нужно заниматься всерьез. Парадоксально, но после Закона РФ “Об образовании╩ с его компонентной структурой содержания образования эта проблематика практически потеряла федеральный статус, попала в разряд вопросов всецело регионального, местного характера и компетенции. Центром было утрачено понимание ее как сферы пересечения сущностных интересов Федерации и ее национальных субъектов, интересов, безусловно требующих совместного согласования и регулирования. С понятийной же подменой “национального╩ “региональным╩ исчезла цель общегражданской, “надэтнической╩ консолидации общества, которая всегда была важнейшей задачей образовательной политики многонационального российского государства. Ибо без общегражданского единства духовного пространства нет гарантии единства и политического пространства страны.
Эта цель не достигается с помощью одного лишь общего языка межнационального общения – требуется включение культуры (или культур, взаимодействующих на принципе диалога). Именно это обеспечивает единое пространство ценностей и целей, единство согражданства, единство малой и большой Родины. Поэтому часто поступающие советы “с мест╩ ограничиться русским в роли языка межнационального общения и английским – как языком международного общения, все же остальные гуманитарные предметы отдать в регионы – это все из того же арсенала автономизации.
Поэтому я полагаю, что без серьезных коррекций, в т.ч. на законодательном уровне, национальная проблематика образования будет оставаться потенциальной зоной проявления и действия дезинтегративных, центробежных тенденций. Необходим механизм согласования интересов и механизм контроля, т.е. более разумный и ответственный порядок.
Но этот порядок должен наступить (согласно известной булгаковской фразе) сначала в головах – в наших с вами головах, дорогой читатель. Однако сегодня те дидакты, которые правят бал в реформе содержания образования и в стандартах, пока еще твердо стоят на позициях квадратно-гнездового, то бишь компонентного, принципа. Его неоптимальность – недостаточность для обеспечения единства образовательного пространства РФ при имеющемся диапазоне российской поликультурности, очевидная любому культурологу, им пока еще совсем не очевидна.
Этот своеобразный дефект оптики задан, по-видимому, характером отечественной педагогики: классические европейские педагогические системы, на наследие которых она в своем развитии опиралась, “обслуживали╩ страны моноэтничные, монокультурные, моноцивилизационные, для которых проблема диалога и сопряжения культур не стояла. Не найдем мы ее и в наших учебниках педагогики, несмотря на всю нашу многонациональность.
Была, впрочем, в Европе одна полиэтничная страна, по сложности характеристик населения не уступавшая России, – Австро-Венгрия. Но она, как известно, благополучно развалилась в 1918 году. Не хотелось бы вопрос о смене татарского алфавита заканчивать на этой грустной ноте…
Михаил КУЗЬМИН,
директор Института национальных проблем образования МО РФ