Турбулентность русского языка. Нам надо быть смелее в своем словотворчестве

Вопрос заимствования иностранной лексики, слов, выражающих личностные свойства как составляющие человеческого характера, весьма актуален. Идет наступление инолексики, вымещающей родную речь, и одновременно усиливается борьба с этим процессом сторонников сохранения своего русского языка. Растет число статей, где обсуждаются бездумные заимствования, увлечение латиницей.

Действительно, этот процесс зашел слишком далеко, что особенно видно по СМИ, которые одновременно и занимаются этим самым заимствованием, и призывают его остановить. Но рынок неумолим – процесс набирает скорость: нет дня, чтобы из уст высоких лиц государства не было вброшено в массы новое словцо типа дауншифтер или алармичный, а к словам-характеристикам пранкер и догхантер, кажется, уже стали привыкать и без перевода. И ладно бы, если этим словам не было бы русского эквивалента. О созданном нами словаре личностных свойств «Учительская газета» как-то писала. За тридцать с лишним лет мы собрали одиннадцать с половиной тысяч слов и словосочетаний, используемых для обозначения свойств человеческого характера. Эти слова подбирались из всех лексических стилей, а также из фразеологизмов, идиом, сленга. Выделять из них слова иностранного происхождения не так-то просто. Многие давно обрусели, с помощью аффиксов уподобились русскому (грамотный, безграмотный, псевдограмотный; культурный, высококультурный, окультуренный). Часть иностранных характеристик «пристроились» к русским, создав в новом сложном слове некий сплав смыслов, дающих и новый образ характера: айпадоблудец, русофил, русофоб, архиплут, работоголик. Сюда отнесены и русско-славянские слова-характеристики, модернизированные с помощью «импортных» приставок а, архи, до, псевдо, супер: анормальный, архибестия, псевдонародник. С некоторыми «иностранцами» на русской почве происходят чудесные смысловые превращения. Возьмем уже привычное гуманный. В русском языке это слово расщепилось на гуманный и гуманитарный. Первый – это человеколюбивый, чуткий к радостям и горю себе подобных, приходящий на помощь. А второй – тот, кто занимается науками о человеке, имеет интерес к ним. Это когда говорят о гуманитарии. Быть гуманитарием вовсе не значит быть гуманным, равно и гуманный человек не всегда гуманитарной склонности. Практика пользования этим словом в русском языке расширена за счет соединения этих смыслов в таких оборотах, как «гуманитарная помощь», «гуманитарный конвой». Это по большому счету гуманная помощь. Но в русском языке прижились международные словесные стандарты независимо от раздвоения смыслов в первом случае. Слова эти держатся рядом благодаря единому исходному значению – говорить о человеке и отношении к нему. В русском языке огромный опыт переосмысления иностранных слов, употребления их не в прямом, а в переносном смысле. Так, пиарщик, самопиарщик из вполне позитивных слов английского языка, обозначающих всего-то человека рекламирующего, в русском употреблении превратились в негативную человеческую характеристику: обманщик, кому нельзя доверять, человек, распространяющий не всегда достоверную информацию. Этого и в помине нет в искони английском исполнении. То же произошло со словами гламурный, скинхед, получившими в русском исполнении слегка и явно негативный оттенок. Напротив, с усилением позитивного смысла стали употребляться такие привычно негативные слова, как агрессивный, сексапильный. Русскую прописку давно получили имена литературных героев и исторических лиц как нарицательные или преобразованные с помощью аффиксов: байроничный, брутальный, Герострат, Дон Жуан, Дон Кихот (эти два уже и пишутся слитно). С большей или меньшей уверенностью мы выделили немалую группу иностранных слов-характеристик – более двух с половиной тысяч, что составило примерно 22% от всей совокупности. Каждое десятое слово из них смешанное, сложное, как бы имеющее двойное гражданство. Из них более половины латинского и греческого происхождения, далее идут – французского, немного английского и немецкого. К сожалению, я не знаю работ по тому, сколько наших слов или хотя бы корней заимствовали иностранцы. Когда обращаешься к привычным словам-характеристикам, уже русифицированным, забываешь об их происхождении. Осмелимся сказать, что они обогатили наш лексикон характеристик человека. И не они явились причиной забвения большой группы позитивных слов-характеристик, таких как добротолюбивый, добронамеренный, благомыслящий, благомудрый. И вообще, винить в забвении и неуважении к своему родному языку надо только себя. Возможно, что сейчас я выскажу спорную идею в качестве причины, дай бог, временного отступления русского языка в этой борьбе с заимствованиями. Первой значимой причиной я бы назвала застой в развитии своего языка. Смотрите, диалектный язык фактически был под запретом, культивировался только литературный как единственно правильный. Мне кажется, что протестным ответом на такую усредненно-литературную культуру стала особая любовь к текстам писателей-деревенщиков. Любили их не только за темы и смыслы, а прежде всего за живую речь. Люди уставали от речевых штампов. Целый пласт культуры был просто подмят задаваемыми образцами. Беда усугублялась тем, что и сами представители гуманитарного знания, писатели и ученые, литературоведы и лингвисты, практически не создавали новых слов. Вспомним редкие перлы человеческих характеристик: бесстыдно-бледный, бесчувственно-покорный, широко-медный у А.С.Пушкина, грандамистая у А.П.Чехова, одеколонистый и бесконвойный у В.М.Шукшина. «Литературная газета» однажды очень метко назвала философа А.Зиновьева вопрекистом; от политиков пошло гулять рукопожатный. Но эти примеры малочисленны. Особо хочется сказать в адрес психологов и педагогов. Это мы вытравляли из языка и памяти студентов нелитературные слова и обороты речи, писали по шаблону ученические характеристики, перестали использовать при общении с учениками фразеологизмы, пословицы и поговорки, притчи. Но самое печальное еще не это, а то, что мы не создавали сами новых слов даже к вновь выявленным личностным качествам. Почему вдруг потребовалось вводить в разговорную речь шопоголик, фанат и др.? Да потому что нет своих, адекватно отражающих специфику этих массово проявляемых качеств. Психологи, в массе своей занимаясь темой характера, повторяли либо избитые, упрощенные и слишком широкие понятия, либо сами тонули в иностранщине. За последние годы растет число детей и взрослых, по личностным характеристикам выходящих за пределы нормы. Филии и фобии, а также мании, маниакальность – это уже страсти, выраженные словами жесткими, несущими неодобряемый стилевой оттенок. В русском языке были им адекватные, как кинолюбитель, автолюбитель, что несравненно мягче, без крайностей проявления, без устойчивости присутствия. Есть и обратные процессы, например, русское самоубийца заменяется суицидным, похожим по значению, но с усеченным культурно-историческим смыслом, что смягчает восприятие исходной характеристики. Самоубийство – это трагедия, а суицид – это техника. И опять заимствование от непредусмотрительности психологов в обнаружении таких качеств у новых поколений. Или характеристика пугничный человек, то есть с потребностью к преодолению препятствий, ищущий опасностей и острых ситуаций, любитель их преодолевать, превозмогая страх, побеждать, напрягать свои силы, нервы, терпение. Это люди, идущие грудью на опасность, которая возбуждает их и способствует выработке гормона адреналина. Таких людей сегодня становится все больше – это зацеперы, диггеры, стритрейсеры…Такой же «неожиданностью» для нас оказались характеристики коррупционер и коррумпированный, а также пневмостеничный. Кстати, очень нужная для педагога характеристика детей, не способных или не наученных различать добро и зло, отличать хорошее от плохого. Для таких у нас нет своего слова. Или еще. О тех, кто постоянно откладывает на потом исполнение сложного или нелюбимого дела. Опять качество есть, а слова для него, единого, не подобрали, взяли у англичан – прокрастинант. Увеличивается число людей, ставящих перед собой сверхзадачи, стремящихся превзойти самих себя. Качество уже налицо, а своего названия не получает, берем немецкое – перфекционист. И таких качеств, наличествующих у наших людей, в чем мы, возможно, и превосходим «цивилизованную Европу», очень много, но они либо плохо выявлены, либо не обозначены языком. Проще заимствовать. Смелее надо быть в словотворчестве, смелее перейти к импортозамещению и в сфере создания терминов. Практика отсеет искусственное. Не удержусь от описания другой причины активных заимствований слов – личных характеристик, самой главной. Кто знаком с историей нашего языка, знает о его реформах и периодах сильнейшей турбулентности, в смысле верчения, завихрений, неуправляемых процессов от сильного языкового воздействия. Как правило, это связано с периодами сближения общения и взаимодействия государств и народов по разным положительным (по линии торговли, культуры) или отрицательным причинам (конфликты, войны). Такими периодами для нас были христианизация Руси, петровский, открывающий «окно в Европу», годы революции, наконец, нынешний. Чего стоят периоды онемечивания, франкомании, русификации или нынешней украинизации на Украине… Знакомясь с этимологией слов, наталкиваешься на такие же периоды в родном языке. Вживаясь в их историю, невольно чувствуешь, как стонет душа пользователей от переизбытка новеллизмов, неологизмов… Остается посочувствовать живущим в такие эпохи. Все это происходит потому, что мы опять кого-то догоняем, технически и технологически, а также социально мы отстаем от передового края цивилизации. Чтобы уменьшить отрыв собственного развития, мы вынуждены завозить к себе и идеи, и технологии. Вместе с ними приходят и новые слова. Самый наглядный пример связан с компьютером и Интернетом, с разного рода цифровой техникой. К числу личностных характеристик из всех иностранных эта группа составляет уже 300 единиц, число их растет: айтишник, блогер, ламер, тролль, лузер, виртуальщик, селфиман, твиттерианец, гаджетоман  и т. д. Попадаются и наши: чайник, кнопкодав, и с использованием наших в качестве составляющих – кибермошенник, интернетзависимый, клиповое сознание, интернет-стукач.  Мы назвали две главные, с нашей точки зрения, причины, объясняющие объективность и неизбежность иностранных заимствований в языке характера. А есть еще и другие. Одна из них – краткость заимствованных слов перед русскими длиннотами. Когда-то мне пришлось изучать понятийно-терминологический аппарат педагогики в наукометрическом аспекте. Средняя длина термина-понятия составляла 2,2 слова с десятью и более слогами. Английские слова короче, и потому, видимо, он побеждает в этой битве. Другая причина – излишняя склонность русского человека к самоохаиванию и превознесению всего западного. Не зря же появилась характеристика тамократ – человек, который считает, что «заграница» лучше его дома. Мы бы назвали еще излишнюю доверчивость народа к власть имущим, управляющим и СМИ – весь процесс, доходящий до «чужебесия», идет оттуда, а не снизу от народа. Есть и такая причина, как сам языковой процесс, обозначенный в науке квантификацией. Это проявляется в дроблении значений и смыслов на мелкие, поддающиеся более точному определению и измерению. Старые традиции однозначного и очень конкретного фиксирования словом присутствия или отсутствия какого-либо качества рухнули под давлением и науки, и практики жизни. Наглядный пример с характеристикой патриот. Мы насчитали более тридцати проявлений нынешнего патриотизма, к сожалению, преимущественно с негативной экспрессией: антипатриот, бумажный патриот, местечковый, сервильный  и др. И только несколько позитивных: жертвенный патриот, пламенный, высокопатриотичный.  Так и от широкого понятия шутник выделился телефонный шутник. Очень показателен пример, увы, с алкоголиком. В русском языке огромное количество слов, характеризующих пьющих людей. Диву даешься языковой смелости и языковой квантификации, осуществляемой самим народом. Общий вывод по использованию иностранных заимствований в описании свойств человеческого характера таков. К иностранным словам в этой сфере надо относиться как к помощникам. Они не только дополняют наш лексикон, обогащают его, но и подталкивают к собственным поискам, к терминотворчеству, если хотите, раскрепощают нас. Не осталось, вероятно, на земле «чистых» языков, да и были ли они? И не надо ждать критического момента утраты русскости, а развивать язык, обогащать, если хотите, множить его. Нет дня, чтобы из уст высоких лиц государства не было вброшено в массы какое-нибудь новое словцо типа дауншифтер или алармичный, а к словам-характеристикам пранкер и догхантер, кажется, уже стали привыкать и без перевода. И ладно бы, если этим словам не было бы русского эквивалента. Есть ведь, но к своему «аппетиту нет». К иностранным словам надо благодарно относиться, как к помощникам. Они не только дополняют наш лексикон, обогащают его, но и заставляют критически относиться к своим достижениям в этой сфере, подталкивают к собственным поискам, к терминотворчеству, если хотите, раскрепощают нас.​Валентина БЕЗРУКОВА, доктор педагогических наук, профессор, пос. Языково, Ульяновская область