На чтение: ≈ 25 мин.Академгородок не слишком велик, знакомых много. Один из них пришел ко мне в школу в начале сентября. «Мой сын у тебя в классе, – начал он и мучительно покраснел. – Ты знаешь, что он – самый тупой ребенок на параллели?» Я давно выработала принцип ничему не удивляться, поэтому просто ответила: «Знаю». Однако вопрос меня потряс. Но отец сразу успокоился!
Спросил, что я буду делать, рассказал, как над парнем издеваются в классе. Я ответила, что посмотрю, подумаю, заверила, что его сын не одинок. Словечки «тупой», «тупица», «тупизм» слышны в любой школе, на улице, по телевидению каждый день, они давно стали привычны и популярны. Сама я никогда их не употребляю, так как имею очень четкую педагогическую позицию.
Завершился очередной учебный год. У меня было четыре девятых класса, один я веду со второго класса, то есть с тех пор, как они только начали изучать английский язык, три других мне достались от другого учителя. По моему глубокому убеждению, мы все работаем с разноуровневыми учениками. Даже в «моем» благополучном физмат-классе бывают небольшие проблемы, а уж что говорить о тех, кто не попал ни в один профильный класс и учится в «А» («А-бычном») или тем паче в «Б».
Бывают классы, на которые смотришь и думаешь: да, вот пример того, что наша система образования остается сильной, несмотря ни на что. Школьники именно из таких классов едут по обмену в разные страны, справляются с любой программой хоть дома, хоть за рубежом, успешно поступают в вузы, занимают места на олимпиадах и конкурсах всех уровней. Есть те, кто никуда не стремится, заканчивает школу как получится, в основном благодаря участию и помощи со стороны учителей. Если в семье есть деньги, а подросток хочет учиться дальше, он поступит в вуз на платное место. Если ни денег, ни желания нет, пойдет работать, или попадет в армию, или будет болтаться без дела, пока дома кормят.
Школьное образование в нашей стране, как и во многих других странах, обязательно для всех. Пару веков назад учились отнюдь не все, возможно, поэтому не возникало вопросов о том, почему в мире столько детей, которые не хотят или не могут учиться. Терминов «дислексия», «дисграфия», «синдром дефицита внимания» просто не существовало. Потребность в определении и изучении этих явлений появилась тогда, когда система образования охватила всех. Но и сейчас многие дети, например, с дислексией по-прежнему автоматически попадают в состав ленивых, необучаемых, тупых. Сколько будущих актеров, художников, музыкантов доводят учителей средней школы до белого каления! Сколько продавщиц, шоферов, дворников мучаются в школе, пытаясь (или не пытаясь) решить очередную задачу по математике, физике, химии…
Мне кажется, интересно было бы обсудить эту проблему, посмотреть, как ее решает не только система в целом, но также каким образом справляются с ней педагоги, достигшие значительных успехов в своей области. Написав очередную замечательную разработку, заняв место в очередном конкурсе, получив очередной титул победителя, лауреата, учителя года, можем ли мы применить наработанное со всеми детьми? Можем ли поделиться звездным опытом работы не только с лучшими, но и с худшими учениками? В прошлом учебном году я читала лекции на курсах повышения квалификации учителей иностранных языков своего района. Основные вопросы от коллег: как справляешься с дисциплиной, как поступаешь с теми, кто не желает учиться или не может освоить программу в старших классах?
Всегда ли дети ведут себя плохо, не делают домашнюю работу, получают двойки потому, что им неинтересен предмет, или они ленивы, или неспособны усвоить программу? Мой опыт показывает, что однозначного ответа нет. Проведя в сентябре первые уроки с новыми для меня классами, с учениками, которые занимались в нашей английской школе со второго класса, я была в ужасе. Мне показалось, что уровень у всех нулевой. Оказалось, что у некоторых за предыдущий класс была двойка по английскому, то есть в конце августа состоялась переэкзаменовка, двойки превратились в тройки. Понятно, почему их отдали мне, у меня и раньше бывали такие «безнадежные» классы, правда, не три сразу.
За первые две недели дети показали мне все, на что они способны в плане дисциплины: от банальных опозданий до внезапных выкриков или просто шума на уроках; от отсутствия домашней работы до нулевого результата на самостоятельной. Попросту говоря, мне дали понять, что учитель для них не является авторитетом, вообще пустое место. Я никогда не кричу, не оскорбляю, не ставлю в журнал двоек за поведение. Если шум в классе, смотрю на часы, недолго жду, потом в уголке доски, где уже написано домашнее задание, приписываю еще номер. Наступает тишина, спрашивают, почему, объясняю: «Сами у себя украли пять минут, я не успеваю сделать это на уроке». Шум усиливается, возмущение растет, пишу еще одно упражнение среди домашних. И готовлюсь к завтрашнему дню, так как метод борьбы со мной, «злой учительницей», написан на лицах. Сговорились – и домашнюю работу не сделал никто. «А вы нам не объяснили, и мы ничего не поняли!» На лицах торжество, ну-ка, как ты будешь с этим бороться! Я изображаю удивление: «А, так вы шумели потому, что не поняли, надо было просто сказать!» Объясняю, вызываю к доске, каждому указываю ошибки, в конце урока, озабоченно глядя в журнал, бормочу: «Хмм, совсем нулевой уровень у всех, тему не прошли, отстаем, другие группы, наверное, ушли вперед…» Домашку даю крошечную, также озабоченно поясняя, что не надо дома надрываться, лучше попробовать сделать, а завтра спросить у меня все непонятное.
Назавтра два класса принесли домашнее задание, третий класс принес часть задания и вопросы. Попробовали пошуметь, я встала и подняла руку, что вызвало удивление, стихли. «Ребята, прошло две недели, вы мне показали, на что способны в плане дисциплины, я знаю все ваши трюки. Вот ты, например, усвоила, что у меня голос тихий, и орешь, что ничего не поняла, а я вижу, что у тебя в тетради все есть…» Девушка сконфуженно улыбнулась и затихла. «А ты постоянно кричишь, что забыл тетрадь. Пошарь в рюкзаке». Тетрадь нашлась. В каждом классе я уделила пару минут разбору трюков и выходок, это вызвало замешательство, некоторые смутились.
В конце сентября я подвела первые итоги и сообщила свои впечатления. Видимо, это для многих оказалось новинкой, детям не приходит в голову, что учитель работает здесь не первый год, а даже если и первый, то имеет возможность спросить коллег. Существует такая вещь, как обобщенный портрет класса, образ всей параллели, любой педагог знает, кто сильнее, кто слабее. В Академгородке, где по-прежнему живы традиции научного сообщества, самым сильным среди старших классов оказывается физико-математический, часто в таком же специализированном классе в свое время учились родители нынешних детей; за ним обычно следует экономический; слабее гуманитарный и общеобразовательный. Притом в любом классе есть и сильные, и слабые ученики, и потенциальные медалисты. Итак, я пошла на риск в экономическом классе: в конце сентября сообщила ребятам, что у восьми человек из десяти уже вижу пятерки за полугодие, хотя на сегодняшний день грамматика у них на двойку, а прослушивание между двойкой и тройкой. Заверила их, что могу перестроить учебный план так, чтобы больше внимания уделять этим аспектам. Во-первых, они важны в дальнейшем, во-вторых, полугодовые административные контрольные даются именно по ним. Конечно, проблемы иногда все равно возникали. Иногда вся группа приходила с другого урока взведенная или разозленная, начинали кричать, выливая на меня свое раздражение. Здесь, по-моему, единого рецепта нет. Если вы видите, что детям нужен выход, лучше потратить две минуты и как-то отреагировать, чем пытаться притушить взрыв. Если же у вас возникает подозрение, что они пытаются потянуть время, увести урок в сторону, не надо ничего отвечать, нужно начинать урок. Пока льются эмоции, поставить аудиозапись, написать что-то на доске, кивнуть головой на какое-то высказывание, поднять руку, попросить кого-то помочь с магнитофоном или сходить намочить тряпку, то есть отвлечь от предыдущего и настроить на свой урок. Такие гуманные, тихие меры работают стопроцентно в классе, где дети поняли, что вы им много даете, не боятся подвоха, выполняют заданное, признают ваш авторитет. Они сознают, что предмет им нужен, стремятся иметь хорошие оценки.
Разобравшись с одним классом, я примерно оценила следующий, объяснила детям, над чем будем работать и как, в чем я вижу провалы, как мы их будем ликвидировать. Школьники вполне удовлетворились моими ответами на их непростые вопросы: они поняли, что будут отставать от других групп, поинтересовались даже учебным планом, но поняли также и то, что двоек за отставание у них не будет, каждую тему будем проходить столько времени, сколько потребуется, а оценка будет поставлена по итогу, независимо от того, сколько тем прошли. Конечно, меня не миновали некоторые общие проблемы. В последние два года обучения в классе обязательно появляются дети, которые не хотят или не могут учиться. Прогуливают, не делают домашней работы. Одна девушка английский все-таки сдала, а вот по нескольким другим предметам окончательно завалилась и школу покинула. Мне кажется, это неизбежно.
Самый слабый класс преподнес мне наибольшее количество сюрпризов, и я постаралась проанализировать опыт работы с ним, чтобы выявить основные сложности, а с другой стороны, попытаться избежать повторения ошибок в дальнейшем. В начале года школьники вызывающе повторяли на каждом уроке: «А вы знаете, что мы – самый тупой класс на параллели? Знаете, сколько у нас было двоек за год, сколько мы пересдавали?» Я дала высказаться. Потом сообщила, что мне уже и другие учителя это сказали, что я проверила данные за прошлый год. Наступила озадаченная тишина. Затем последовало универсальное сибирское «Ну?!». Я мирно ответила: уровень вижу нулевой, из этого и исхожу. «Вы с другими классами по-английски разговариваете? А мы не умеем!» Я спросила, хотят ли они получать аттестат в этой школе. Если хотят, то нечего зря время тратить, надо учиться. На поведение в этом классе жаловались все. Я решила, что для начала нужно навести порядок, приучить ребят к тому, что на уроках английского мы занимаемся делом, даже если успеваем сделать микроскопически мало. Честно сознаюсь, когда простейшую, к тому же как будто бы давно пройденную тему приходилось объяснять несколько уроков подряд, на меня нападало отчаяние. Ну почему в других классах уже все нормально, а с этим надо по-прежнему двигаться черепашьим шагом?! Почему нужно тратить столько сил и времени, если им самим ничего не нужно? Почему я должна ежедневно бороться все с теми же трудностями? Один интересуется только спортом, другой крайне агрессивен и ленив, третий явно не дотягивает до нужного уровня, четвертый очень хочет, но не может… Понятно, что дети хотят остаться в нашей школе, им тут привычно, уютно, они знают, что родные учителя помогут, подтянут. Ясно, что родители не хотят менять школу. А учителю-то каково, если уверен, что все сделал, вложил что мог, но только здесь никакие методики не работают по объективным причинам?
Есть крайние случаи: как-то один отец уверял меня, что дочка просто ленива, что нужно больше от нее требовать. А я видела то, чего не замечали родительские глаза. Вкладывать-то было просто некуда. Девочка честно старалась, на лице ее возникало невероятное напряжение, но она делала те же ошибки в чтении, что и в третьем классе, так же мучительно зависала, пытаясь ответить на любой вопрос, рассказать любую тему. Хотя бы один такой ребенок мне попадается ежегодно, я научилась их различать, стараюсь быть как можно ласковей, помогаю при чтении, снова и снова растолковываю правила… Да, есть закон, согласно которому школа имеет право исключать тех, кто не вытягивает программу, когда дети достигли возраста 15 лет. И есть реальность. Учителю крайне тяжело с такими учениками, но лишить их и их родителей надежды мы не можем. Надежды на то, что ребенок закончит школу, получит аттестат, будет иметь больше шансов в жизни. При том, что сами дети сознаются: хочу быть спортсменом… парикмахером… швеей… Иными словами, приобрести профессию, где не нужен ни английский, ни физика, ни математика, но нужно быть человеком.
Как только дети в самом слабом классе поняли, что им не надо бояться меня, что двоек и криков не будет, они успокоились, стали вести себя нормально, начали пытаться, а потом и незаметно делать домашнюю работу, научились делать записи и заново разбирать тему, стали шутить над собой и друг над другом, если при чтении делали совсем нелепые ошибки или вообще ничего не слышали на кассете. Простейшее поощрение работало безотказно, слова ободрения совершали чудеса: «Смотри, ты всю грамматику написал на ноль, но зато правильно перевел текст. А у тебя грамматика почти в порядке, но читаешь пока слабовато». За полугодие я поставила кое-кому «5», честно прокомментировала: «Да, в другом классе ты был бы троечником. Я тебе ставлю «5» за работу, за достигнутые успехи».
«Самый тупой на параллели» ученик полгода молчал. Исправно приносил домашние работы, видно было, что дома помогают. Проблем с дисциплиной никаких, знаю, что отец держит все под контролем, то есть что родители и учителя работают в одном направлении. Самостоятельные писать ребенок не мог. Если я вызывала его читать, он мучительно краснел, начинал заикаться, замирал перед каждым словом. Просто стоило назвать его имя – и вся группа выжидательно поворачивалась в его сторону, начинали отпускать издевательские замечания, хохотали при малейшей ошибке. Я останавливала… и наконец, выяснив, что такое бывает на уроке по любому предмету, пошла на драконовские меры. А именно предупредила, что буду высмеивать каждого, кто позволит себе издеваться над ним на моем уроке – и сделала это. Ребята были ошеломлены: «Но ведь вы нас не ругаете, а мы, оказывается, такие тупые ошибки делаем!» Я спросила, исчезнут ли «тупые ошибки», если издеваться и ругать. Задумались. На моих уроках издевки прекратились. В конце полугодия все же спросили, почему я ставлю ему «3», а не «2», я спокойно ответила: вы все начали год с нуля, ставлю оценки не за уровень, его пока нет ни у кого, а за старание. Согласились. Во втором полугодии мальчик заговорил, внутренний барьер был преодолен. Годовую контрольную написал на твердую четверку, отчего сам чуть не упал в обморок. Спросил, что делать летом, чтобы все не забыть. Я вижу, что учеба ему дается с трудом, но он очень упорный, дома его поддерживают. Никто не знает, что с ним будет дальше, но попытаться помочь надо.
А вот с самым способным мальчиком в группе получился полный провал. Почувствовав, что у него неплохо получается, он стал набирать обороты, начал писать на «5» контрольные, уверенно читать и говорить. На педсовете я узнала, что у моего лучшего ученика восемь двоек за четверть и решается вопрос об отчислении. Господи, да такое мне и в голову не приходило! Но это же очень известная ситуация, легко объяснимая психологически. Раньше он учился кое-как по всем предметам, а тут понял, что может добиться успеха в английском и, как он сам мне сказал, стал заниматься только им. Мы поговорили, он пообещал поднажать, но оказалось поздно. Год закончил с пятью двойками, освоить все пропущенное и сдать все долги не сумел, нужны привычка к стабильной работе и постоянное внимание, поддержка в семье, чего в данном случае не было. Не справившись с возникшей ситуацией, подросток махнул на себя рукой, и учителя записали его в отстающие, за что их винить нельзя. Объективно он таким и оказался.
Подводя итоги года, я убедилась, что по крайней мере при работе с самыми слабыми учениками мне помогла неожиданно возникшая сверхзадача. Британский совет предложил нашей школе участвовать в пилотировании двух глав нового учебника «New Millennium English», директор школы поручила это мне. Получив комплекты материалов для учеников и учителя, я принесла все в класс. Трем группам объяснила, что нам предстоит, раздала книжки. Четвертой группе сначала показала и предложила подумать, так как нам предстояло не только пройти две большие темы по новым источникам, в непривычном формате, но и написать рецензию. «А другие классы будут заниматься по этим книжкам? А параллельные группы? Как, мы одни?! И мы сами рецензию напишем?» Проголосовали «за» единогласно. Прислушиваясь к детям, наблюдая за тем, как работают мои группы, я пришла к мысли, что не ошиблась в своей оценке их способностей и в методах работы. Шла третья четверть. Два класса успевали сделать полтора-два урока за один; один класс четко делал урок за урок; и один класс – как повезет, когда 50%, когда меньше. Однако работали без исключения все.
Примеры, как говорится, можно множить. Среди моих «тупых» оказались запущенные, нестабильные психически, ленивые и, наверное, в самом деле не очень умные дети. Такие есть в любой школе, почти в любом классе. Есть дети, которых один учитель считает тупыми, а другой вполне способными. Учителя не выбирают, ведут уроки с теми, кто достался. Полезно помнить, что самого Эйнштейна многие его учителя считали тупым, что его выгоняли из разных школ, а позднее оказалось, что его просто интересовала лишь одна область физики, все остальное ему было скучно. Система не делает скидок на Эйнштейнов, как не делает она скидок и на тех, кому учеба не в радость, а в тягость. Если какой-то ученик или несколько учеников доводят вас до ярости или отчаяния, посмотрите, какие у них оценки по всем остальным предметам, чтобы знать, с кем имеете дело. Не ругайте ученика, получившего у вас двойку по английскому, если он имеет устойчивую пятерку по любому другому предмету и даже побеждает на олимпиадах или конкурсах. Если же они не имеют никаких пятерок, но явно стараются, помогите как можете. Если вам кажется, что ученик нестабилен психически, не ждите, пока произойдет несчастье, попытайтесь добиться помощи от школьного психолога, от администрации школы.
Давайте повторим хрестоматийную истину: наша система образования, может быть, и является одной из лучших в мире, но она работает не на всех детей. Если от меня зависит, выпадут мои ученики из общего потока или нет, я попытаюсь спасти каждого, каким бы тупым или суперспособным он ни был. Честно говоря, я и сама совершенно «тупая» в физике и математике, хотя в школе имела четверки и пятерки исключительно благодаря умным и гуманным учителям.
Нина КОПТЮГ, кандидат филологических наук, доцент, учитель английского языка школы №130, Новосибирск
Выбор читателей
Комментарии