Трудный разговор

Когда двое моих сыновей были маленькими, я взяла за правило каждый вечер обязательно читать им на ночь книжку. Уставала, “выдыхалась”, но пересиливала себя. Это вошло в традицию. И открыло немало возможностей для нашей дальнейшей дружбы.

Однажды пятилетний сын сказал: “А я сам могу сочинить сказку. Послушай”. Хорошо, что у меня хватило терпения не перебивать, дослушать до конца и похвалить. Автор воодушевился, а его примеру последовал младший брат.

Так появился у нас в семье заветный сундучок со сказками. Я брала ручку и записывала все, что рассказывали ребята. Записывала на плотной бумаге, если повествование было длинным, мы прерывались. На следующий день появлялся другой конец у сказки. Потом мальчишки стали придумывать картинки к этим сказкам. Мы сворачивали каждую из них в трубочку, я писала на ней название, автора, дату. Действующими лицами были Богатырь, Змей Горыныч, Цветочек, Камень. Позже появились инопланетяне, ракеты, и однажды я испытала восторг, когда записала за сыном: “В ракете летела лошадь. И звезды улыбались навстречу лошади”.

Сейчас мои сыновья студенты. Но обязательно каждый год в день рождения кто-то из них вспомнит про сундучок. И мы с удовольствием перечитываем пожелтевшие странички, возвращающие в детство.

…Я осталась одна с детьми, когда они учились в младших классах (разница между братьями – два года). Моя мама, у которой мы гостили каждое лето, естественно, переживая за меня, всячески ругала бывшего зятя. “Эгоист”, “дурак” были самыми мягкими словами.

– Мама, а почему ты выбрала такого плохого папу? – однажды поднял на меня свои голубые глаза младший. У меня пропал дар речи. Я обняла сына, и ответ пришел сам собой.

– Я любила отца. И от него родились вы – самые хорошие, самые лучшие, самые любимые.

– Мы для тебя самые лучшие?

– Конечно.

– На всей Земле? – не унимался он.

– Даже на других планетах, – чистосердечно призналась я.

С тех пор запретила близким при детях говорить плохо об отце. Далось это нелегко, пришлось выслушать немало упреков в слабоволии. А ведь родные знали только треть того, что происходило в нашей семье до развода. Да, я была сломлена, я уничтожила его письма, фотографии. Не тронула только трогательные послания, которые писал мне в роддом. Их накопилось немало. Я завернула их в сверток, положила на антресоли: это было с нами в другой жизни, сказала я себе.

Общаться с отцом мои сыновья стали, уже повзрослев. Инициативу проявил старший. Я понимала, как нужно это подросткам. Слышала, как старший с гордостью рассказывал по телефону другу, что отец давал водить машину, что он скоро будет сдавать на права. Младшему нужна была профессиональная поддержка. После школы он собирался поступать в художественный вуз, который закончил отец. Прорезались у него те же способности. О своих чувствах умолчу. Это другой разговор. Знаю, что мать победила во мне женщину. Хотя последняя и не мирилась, изредка восставала, но я гасила эти порывы.

Однажды, стоя у окна на кухне, старший сын, уже студент, спросил, будто разговаривая сам с собой:

– Ну что это за человек?! Обещал подъехать час назад. Я стою у окна, как привязанный.

– Вот, сынок, – не утерпела я. – Ты всего час стоишь, а я семь лет жизни с отцом провела здесь у окна.

Хотелось мне взять реванш. Ох как хотелось! Но я подавила да и сейчас подавляю в себе желание вынести всю правду наружу. Кому она нужна теперь? Младший сын поступил в тот же вуз, с которым связан отец. У них много общего. Я, конечно, соглашаюсь, когда он высказывает критические замечания об отце. Но только молча. А вслух говорю:

– Да, он такой, он может. Но это же наш родной отец. И другого у нас нет. Я могу найти замену, обрести друга. Но вы другого отца не найдете.

И ребята со мной соглашаются.

Надежда ТУМОВА