Трудно ли быть молодым? О чем молчит учитель на уроке

Задумывается ли учитель о том, что происходит с его воспитанниками, стоит ему открыть дверь класса? А вот доцент Пензенского педуниверситета Сугробова однажды произвела замеры частоты сердечного ритма и артериального давления девятиклассников – перед контрольной работой и в конце ее. Часто забилось сердце у 57,2% наших детей, давление повысилось у 76,2%. У роковых 9,5% частота сердечных сокращений к концу урока даже усилилась. Они не справлялись со стрессом. Далеко не каждый даже выдающийся педагог умеет своей собственной светлой энергией погасить волнение целого класса! Светлана Сергеевна Королева на это способна. А между прочим, этот новый учебный год она встретит уже пенсионеркой…

Природная ли то сила? Скорее всего, хотя мамой малышки Светы в сорок пятом году стала одинокая фронтовичка. Это случилось в рабочем поселке Мокшан, в сорока километрах от Пензы. Мокшан – старая русская крепость, выстроенная для защиты от кочевников, что приходили из Дикой Степи, еще в семнадцатом веке.
Деревенская девчонка Света, вовсе не считавшая себя “человеком из захолустья”, попыталась поступить в медицинский институт, но не набрала нужных баллов. Она вернулась домой и, конечно же, пришла в родную школу, чтобы поделиться неудачей с директором Николаем Николаевичем Безрукавниковым: “Помогите с трудоустройством!” Тот ответил задушевно: “Знаешь что? Недалеко от Мокшан есть деревня Богородское.
Три года проработала Света – точнее, Светлана Сергеевна – в маленькой сельской школе, вышла замуж, сына родила, а потом все-таки поступила в институт! Только в педагогический.
Но почему Светлана Сергеевна отменила свою “медицинскую” мечту? Нет, пожалуй, не отменила. Ведь что такое “быть врачом”? Милосердие, заложенное в твою душу, проявлять; заживлять им чужие раны, отдавать больным силы. А разве от педагога иное требуется? Если твоя душа – что родник, который природа и Бог то и дело наполняют свежей водой, свежей, прозрачной и невидимой энергией? Не отдашь эти силы – зарастет родник травой, тиной!..
С теми, деревенскими, ребятами сложились у Светланы отношения сразу, как-то достойно и естественно. Как пионерская вожатая она понимала, что надо занять и тот небольшой досуг ребят, что оставался у них от уроков и забот по огороду и дому. И предложила воссоздать в документах и предметах быта историю их старинного села. Конечно, и село никогда захолустьем не было! Потому что люди находили тут для себя самое важное: других людей и свое ДЕЛО. Музей при местной сельской школе, открытый первыми учениками Светланы, существует до сих пор.
Доброму человеку всегда везет на хороших людей! Потому, наверное, что в его глазах все хорошие. В 1972 году Светлана Сергеевна пришла в 47-ю общеобразовательную школу Пензы и из нее уже не уходила: ее окружали тут “только хорошие люди”. Директора Валентину Ивановну Рачевскую Светлана Сергеевна тоже очень полюбила: “При ней я и состоялась педагогом”. Это была директор с замечательной характеристикой: “Она все о школе знала и никому… не мешала!”. Нынешний молодой директор, Александр Валентинович Куликанов, сказал мне о троих “иностранках”: “Эти прекрасные женщины, собираясь вместе после уроков, обсуждают каждый день не своих коллег, а свои творческие удачи и неудачи!” Но я, конечно же, спросила Светлану Сергеевну, что значит “состояться как педагог”. “Первого сентября вы приходите совсем в незнакомый класс, в пятый, и – что? Что вы делаете, чтобы они вас начали принимать всерьез и сразу?” – “Тут невозможно дать совет. Я просто внутри чувствую, как я должна именно с этими ребятами заговорить…” – смотрит на меня, а из глаз сквозь ресницы потоками свет льется. Разве может быть какой-то иной ответ? Наверное, об этой лучистой силе глаз сказано русским народом, что “сила и солому ломит”.
Первый ее выпуск – сорок один человек, “сложные дети”. Собралась с ними в Брест. Ее уговаривали: “Левина и Комиссарова с собой не бери. Намучаешься!” А они умоляли ее: “Будем помогать!”, и она их взяла. И после говорила самой себе спасибо – такими хорошими оказались помощниками! В Москве, уже в поезде, перед отходом, спохватилась: нет двух девочек! Только что мелькали и вдруг!.. И эти “вечно недисциплинированные” Левин и Комиссаров – как двое из ларца: “Не плачьте, – она уже и вправду вся в слезах, – найдем девчонок! Небось, в очереди стоят!” И нашли. Красавицы, действительно, как ни в чем не бывало, стояли на Казанском вокзале за апельсинами! А кто к ней подошел с таблеточками, чтобы успокоить? Комиссаров и Левин!
Она сумела их оценить. И поэтому ей и теперь интересно и с одаренными, и со “сложными”.
Но сначала об одаренных. Она отыскивала их в незнакомом классе на первом же уроке: умненькие сидят – глаз с нее не сводят, реакция на каждое слово. Останутся и после урока, чтобы попросить дополнительной работы. А что же остальные? Ведь дети довольно часто, говорят наши российские ученые, потому учатся средне или плохо, что просто не умеют учиться! Светлана Сергеевна это тоже заметила. Она никогда не отпускает ребят с урока, не разобрав с ними все тонкости домашнего задания. Задания по немецкому у нее трехуровневые: для детей одаренных, средних и слабых. Кстати, Вячеслав Зайцев, наш уже всероссийский известный педагог, считает, что в классе и не должно быть больше трех ученических групп. Удивительно тонко подходит Светлана Сергеевна к детям “послабее”. Слабее других они себя под ее опекой и не чувствуют! Потому что она сажает их с детьми, которые хорошо учатся. У “слабого” упражнение, конечно, другое, попроще. Но он равно консультируется и у педагога, и у соседа по столу. Наблюдая их успехи, Светлана Сергеевна то и дело пересаживает их и к другим “сильным” ребятам.
Светлана Сергеевна считает, что трех часов в неделю для иностранного языка в среднем звене школы маловато. Чтобы научиться “свободному общению”, ее рекомендация – заниматься каждый день еще минут по сорок. А на уроках иностранного в школе сейчас гораздо больше интересных тем, чем было в нашем детстве. У Светланы Сергеевны, например, много краеведения на немецком – разговоров о Пензе и области. Эти региональные элементы она вводит уже в уроки пятых классов. Со старшими классами проводит экскурсии в местную картинную галерею им. Савицкого. Выучив лексику на программном материале экспонатов дрезденских музеев, дети сами выступают экскурсоводами у себя в городе – уже на немецком.
Она принципиально ничего им не навязывает: “Кто бы хотел посмотреть картины русских мастеров?”. Набиралась группа сильных. А к ним “привязывается” группа любопытствующих: “Как-то получится?”, и выходит, что идут в галерею почти всем классом! А потом одиннадцатиклассники устраивают свою выставку рисунков в школе и тоже проводят экскурсии на немецком. Они не овладевают, конечно, всей лексикой по живописи, но объяснить, что расположено на картине, в какой гамме красок, в какой манере, стиле, умеют.
Но урок, которым она все-таки гордится, был вечером “при свечах” – когда дети читали на немецком Гейне и Гете под музыку немецких композиторов. Чем немецкий так интересен ребятам сегодня, когда в таком фаворе английский? Это все-таки язык немецких писателей-романтиков: Новалиса, Клейста, Гофмана… А романтизм всегда близок юным, независимо от эпохи. Если бы не этот вечер, многие из семнадцатилетних, может быть, так никогда бы и не открыли книги Гете, даже на русском. И тогда надолго, если не навсегда, отодвинулось бы от них и понимание “Братьев Карамазовых” Достоевского. Ведь Ивана Карамазова сравнивают с гетевским Фаустом!
Вечер получился, и после некоторые из ребят пробовали себя в стихотворном переводе на русский. Учительница английского языка Галина Владимировна Варюшина сказала мне: “Когда дети читали на немецком стихи о любви, у меня мороз пробегал по коже. Такой любви к языку можно научиться только от влюбленного в язык учителя!”.
Вообще ничего не бывает в жизни случайного. Обе подруги – “англичанка” и “немка” – родились в ноябре, почти день в день; дни рождения их дочерей тоже близко – в августе, и учились девочки в институте в одной группе. Может быть, поэтому Галина Владимировна всегда знает, о чем мысли подруги, когда та молчит. А учитель молчит о многом. Он не может себе позволить долго распространяться на уроке о самом себе. О том, что ему тоже бывает одиноко, больно и страшно. О том, например, что вчера сырой ночью, когда он посмотрел в окно, ему вдруг показалось, что это не на лунные моря легла тень от легких весенних облаков, а пошевелилась фигура ужасно любимого мужа. Который уже “ушел”, куда-то “ушел” из “земной” жизни. А куда, она не знает. В этом-то все и горе!.. Когда одна моя знакомая учительница литературы из Костромы, которая знает наизусть многие японские четверостишия, грустила порывисто об умершем сыне, на другой день она тоже молчала на уроках – о нем. Но свою грусть передавала короткими строчками: “Тихо в доме картонном моем. И тепло. Потому что некому больше сверлить пальцем дыры в стене. Он ушел”.
И Светлана Сергеевна всегда знает, о чем молчит Галина Владимировна. Обе сумели навсегда растопить стену отчуждения между собой и учениками. А за чаем после уроков общаются – прав был Александр Валентинович – …на “темы из учебников”. Есть в английском такая – очень важная для старшеклассников – “Трудно ли быть молодым?”

Ирина РЕПЬЕВА
Пенза