Трудная жизненная ситуация. Кто поможет ребенку из нее выбраться?

​Термин «дети, попавшие в трудную жизненную ситуацию» придумал профессор кафедры психологии личности факультета психологии МГУ Вячеслав ИВАННИКОВ в начале 90-х. Именно тогда родилась программа профилактики правонарушений несовершеннолетних.

– Вячеслав Андреевич, что необычного было в этой программе?- Это была первая подобная программа. Заняться этой проблемой меня уговорил Александр Григорьевич Асмолов. И тогда возникла концепция помощи детям, в том числе тем, которые совершают правонарушения, вообще с дивергентным девиантным поведением. И не только. Это была попытка позаботиться о детях, попавших в трудную жизненную ситуацию. Такое сочетание придумал я. Потом стали все говорить на эту тему. И мы сделали концепцию помощи детям, попавшим в эту трудную жизненную ситуацию. Эта концепция была утверждена Госкомитетом образования СССР в 1991 году, но я не радовался, я понимал, что воплощать это дело никто не будет, потому что она межведомственная. Она так и называлась: социально-правовая психолого-медико-педагогическая помощь. То есть эта помощь должна была быть комплексной, тогда от ее оказания мог получиться эффект. Госкомитет образования не мог взять на себя выполнение всего комплекса мер полностью, он взял на себя задачу создания психологической службы. Но одной психологией решить проблемы нельзя. Мы можем снять стресс у ребенка, которого не очень любит какой-то, например, преподаватель. Но он завтра придет в тот же класс, к тому же учителю, и все начнется сначала. Мы можем подростка как-то успокоить относительно его личных любовных проблем. Но мы не можем повлиять на выбор Наташи, которая в кафе предпочтет ему соперника, у которого есть деньги. Денег психология ему не даст. И все мои попытки разговаривать с людьми, которым я говорил: «Не обольщайтесь, психологическая помощь имеет свои границы, поэтому проблем детей мы не решим созданием только психологической службы», разбивались об идеалистичное представление о всевластии психологии.- И все-таки программа заработала?- В рамках российско-нидерландской программы мы создали подпрограмму «Дети группы риска». И вместе с голландцами начали создавать такую службу в Люберецком районе, где в то время работала Лидия Николаевна Антонова начальником комитета образования. И, несмотря на то что это образование, Лидия Николаевна поддержала программу в комплексе, сумев организовать связь между различными ведомствами. Там была психологическая и социальная помощь, начиналась педагогическая, но медицинской и правовой мы там создать не успели. Потому что Лидия Николаевна возглавила областное образование…- Но это же даже лучше, возможностей больше, поле действия шире…- Такая служба не может быть федерального или областного толка, на этом уровне должны работать уполномоченные. Реальную помощь можно оказать только на местах, где все друг друга более или менее знают, видят, где психолог имеет возможность работать с ребенком и в школе, и на дому. Психолог должен быть в курсе всех дел ребенка, и любовных в том числе. Опытный психолог способен распознать легкое медицинское отклонение, которое незаметно окружающим. Он не может лечить, но обязан оправить такого ребенка в психиатрическую больницу. А сейчас происходит так: одна девочка, мягко выражаясь, сошла с ума. Взяла за руку подругу, и они вместе отравились на крышу. И та не может отказаться: это же подружка! Пусть погибает не одна. Мы не застрахованы от того, что не будет больных детей. Всегда это будет, и не надо кричать: ах, это школа виновата, что люди заболевают. Даже медицина не виновата, медицина может только лечить.- А ваша служба могла бы предотвратить подобный случай?- Скорее всего да. И обеспечить и правовую, и социальную, и психологическую, а главное – педагогическую помощь. Я знаю, что в Московской области Лидия Николаевна много внимания уделяет педагогической помощи. Это очень важно.На самом деле у нас в первый класс приходят 10 процентов детей, которым в школу идти рано. И не важно, что им исполнилось семь лет. Мы все с разной скоростью развиваемся, как и растем. В седьмом классе он был ниже всех, перешел в восьмой и оказался самым высоким. Вот такое же развитие мозга идет и в детском возрасте. Ребенку только семь лет, а по возможностям он тянет на девять, а этому семь,  а он пятилетка. И вот все, кому меньше реального возраста, не успевают, они не понимают того, что им пытаются втолковать в школе, они пока не созрели для этого. Их можно обучать, но индивидуально. Это не умственная отсталость, не какая-то задержка,  это индивидуальный темп развития. Проводились тесты по невербальным реакциям: двоечники и отличники оказались практически одинаковыми. Но двоечник педагогически запущен, учителю не до него, он ставит ему тройку, чтобы отстал, и переводит в следующий класс. А он читать и считать не умеет.Эти дети по природным способностям такие же, как все, а педагогически запущены. И им должен помочь войти в ритм педагог-психолог. Из двоечников выходят не только замечательные бандиты, но и мастера. Впоследствии он может превратиться в гениального автомеханика, потрясающего художника, удивительного поэта. Он найдет себя благодаря собственному чутью. Но в школе он неудачник. Таким детям нужна помощь.- И все-таки ваша концепция помощи детям оказалась востребованной?- Чеховский и Ступинский районы взяли для себя эту службу как образец и стали создавать подобные у себя. Где-то такие центры вполне прилично работают.Мы шли дальше. Разработали идею советов по защите прав детей, которые создавались бы депутатским корпусом. По задумке они взяли бы на себя управленческую функцию. Это была бы настоящая инстанция, которая могла бы организовывать межведомственную помощь. Но эта идея уже не была реализована.Писали концепцию социального развития страны. Ведь социальная работа – это не столько финансы, сколько психологическая, правовая помощь.- Вот вы говорите «попавшим в трудную жизненную ситуацию». Что это означает на самом деле?- Конфликты с родителями, конфликты с учителями, несчастная любовь… Проблемы могут быть самые разнообразные. Психологи, юристы, медики, социальные работники вместе с педагогами должны организовать такую всестороннюю помощь детям. Мы никогда не получим положительного результата, если попытаемся взять лишь одну какую-нибудь сторону, социальную, психологическую. Каждая, безусловно, нужна, но эффекта не даст. А раз нет красивых примеров исцеления, то как только в школах начинаются сокращения, таких специалистов убирают из коллектива первыми.Психолог в школе вообще чувствует себя неуютно. Он подчиняется директору. Он обслуживает его запросы в первую очередь. А должен слушать ребенка. Работать с классными руководителями и учителями. Спрашивать про ребенка: как он себя ведет, изменился – не изменился, если изменился, прийти поговорить с ним. Вот такие должны перед ним стоять задачи. И если он их перед собой не ставит, то просто пребывает в школе, и все.- Вы были руководителем программы «Дети Чернобыля». Чему она нас научила?- Это была уникальная программа. Она была создана в рамках ликвидации последствий чернобыльской аварии. Ее осуществляли министерства образования, здравоохранения, социальной работы и сельского хозяйства вместе.Это единственно возможная модель сотрудничества в нашей стране, потому что федеральные власти не могут помочь региональным, а особенно муниципальным, никак. Они не имеют права давать туда деньги. Но даже сейчас, когда выделяют регионам деньги, возникает другая проблема – там нет специалистов, людей, которые знают, как совершить тот или иной прорыв. При этом есть институты, организации, которые понимают, что и как можно делать, но у них нет денег. Что сделала программа «Дети Чернобыля»? Деньги направляли не в пустоту. А говорили: вот новые образовательные технологии, надо переобучить учителей. Мы на это выделяем столько-то денег. Вы подбираете людей, желательно из одной школы, чтобы не разбрасываться, а целиком обучить всех. И эффект от таких целевых планов действий был замечательный. Мы соединили деньги и технологии. Область до сих пор помнит нас, очень жалеет, что программа закончилась. Мы создавали там «Школу здоровья». То есть опять-таки давались деньги под конкретную школу, которую полностью оснащали техникой и нужной лабораторией. И обучали учителей, врача или медицинскую сестру, смотря кто работал в школе, оздоравливающей, здоровьесберегающей технологии. Дети в такой школе на 30 процентов меньше пропускали уроки по болезни. Программа приносила реальную помощь детям. Новые технологии сокращали время обучения, и появлялось свободное время, когда детей вывозили для оздоровления. Все программы можно делать по такому принципу.- Вы разработчик представления о потребностях как жизненных задачах, характеризующих отношения в системе «организм, субъект, личность – среда», когда мотивация рассматривается как особое внутреннее действие по созданию побуждения к действию. Какую роль ваша научная разработка играет в школе?- Да, я занимаюсь проблемами волевой регуляции, мотивации и потребности личности. У меня была дипломная работа в АСОУ, сделанная по особенности мотивации детей, ориентированных на продолжение обучения и на работу после окончания 11-го класса. И хотя я занимаюсь фундаментальными вещами – теоретическими вопросами, но мои студенты, аспиранты исследуют, как это применить на практике.Педагогика сама по себе не может предложить технологии, она может разрабатывать методику подачи чего-то, а вот оценить, как это скажется на людях, на детях, может только специалист по детскому развитию – возрастной психолог. Это должно быть все в содружестве. И это основная деятельность психолога в школе, а не разбирательства, почему ребенок конфликтует с учителем. Психолог должен вместе с педагогом заниматься разработкой новых технологий обучения, содержания и методов. Задача в том, чтобы ребенку было интересно учиться, когда его обучение происходит не из-под палки, а двоечник вдруг начинает интересоваться предметом, по которому он не тянул. Как говорил Дмитрий Писарев: «Человек, действительно уважающий человеческую личность, должен уважать ее в своем ребенке начиная с той минуты, когда ребенок почувствовал свое «я» и отделил себя от окружающего мира».- Вы сотрудничаете с системой образования Подмосковья долгие годы. Здесь оценили ваше видение?- В Подмосковье ведется большая работа и по развитию методик обучения, и по системе воспитания. Можно сказать, это научное сопровождение процесса образования в Московской области. Еще с 1990-х начались работы, в которых принимало участие много педагогов, психологов, социальных педагогов по организации помощи детям и родителям в обучении и воспитании, по преодолению тех трудных жизненных ситуаций, в которых они находятся. Возможностей было мало, но энтузиазма было много, и многие районы добивались очень хороших результатов. С приходом Лидии Николаевны Антоновой как министра стала меняться и ситуация в оплате труда учителей, в отношении к учительству. Я вот наблюдаю со стороны за этим процессом. Министр всегда находит способы поддержать систему образования. Система образования Московской области построена достаточно прогрессивно, на сегодняшний день и вузы Московской области очень активно участвуют в научном обеспечении всего процесса образования. Идет отслеживание всех тенденций, которые есть, и решения принимаются не просто на глазок, а на основе научных рекомендаций.