На чтение: ≈ 32 мин.Ментальные разрывы между поколениямиВ истории человечества разрыв между поколениями не новость. Известны древние египетские манускрипты и письма современников Французской революции, где с одинаковой экспрессией и почти дословно воспроизводятся жалобы отцов на отбившихся от рук детей, переставших почитать традиции предков и тем самым приближающих светопреставление. «Наша земля приходит в упадок; взяточничество и коррупция процветают; дети перестают слушаться родителей; каждый хочет написать книгу, и конец света уже близок».
Написано, как будто сегодня. Между тем это Папирус Присса (первая половина третьего тысячелетия до н. э.). Замечательно, что даже в ходе тектонических сдвигов и провалов, связанных с нашествиями варваров, революциями и модернизациями, еще никому не удавалось разрушить культуру до основания. Она неустранима и вопреки недомыслию, фанатизму и злой воле прорастает сквозь любые идеологические и железобетонные покрытия, что удивительно точно явлено в новом анимационном шедевре Гарри Бардина «Слушая Бетховена», посмотреть который я настоятельно рекомендую всем удрученным переживаемым моментом интеллигентам.Так стоит ли сокрушаться по поводу сегодняшнего межпоколенческого разрыва? Предаваться грусти – занятие непродуктивное, но разобраться в том, из каких кирпичиков складывается стена непонимания между веком нынешним и веком минувшим, имеет смысл не только педагогам, но и всем, как говорили встарь, людям доброй воли.Мой добрый знакомый – филолог, профессор, доктор наук – попал в стандартную ситуацию. Банк, в котором он хранил свои сбережения, подвергся санации. Соответственно возникла задача: получить страховую компенсацию вклада. Простояв более часа в одно окно (как позже выяснилось, не в то), он столкнулся лицом к лицу с молодой операционисткой. Далее между ними произошел знаменательный диалог: – Вы физик?- Скорее лирик.- Вы издеваетесь?- В каком смысле?- Я вас русским языком спрашиваю: вы физическое или юридическое лицо?Вот уж воистину, «лицом к лицу лица не увидать», поскольку разговаривали они на разных языках. У профессора в ответ на поставленный вопрос из кладовой памяти мгновенно актуализировался старинный спор 60-х годов прошлого века и стихи: «Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне». Естественно, что молодая особа не обладала столь обширной и, откровенно говоря, избыточной по нынешним временам эрудицией. А профессор с юности не обзавелся юридическим лицом.Физическое у него, конечно, было. По нему в молодости он достаточно часто получал, поскольку били тогда не по паспорту, а сами догадываетесь по чему. Освежить эти ощущения юности он имел возможность, встав в очередь в нужное окно, теперь уже для физических лиц.Впереди профессора оказалась бьющаяся в истерике старушка, которой почудилось, что вместе с падением банка обрушилась вся ее жизнь. Прийти на помощь униженным и оскорбленным – святая обязанность интеллигентного гуманитария. А посему профессор поинтересовался, в какой валюте бабушка хранила свой вклад. Новый диалог строился в духе песни Высоцкого: «Какая валюта у вас?» – говорят». «Не бойсь, – говорю, – не доллары!» На следующий вопрос о размерах вклада бабушка отреагировала с опорой на свой культурный багаж: «А тебе зачем, лицу не титульной национальности?» Разумеется, фраза была облечена в народную по духу форму.Но закаленный в молодости профессор в данной ситуации не растерялся. Понимая состояние пожилого человека, боящегося потерять последние сбережения, он вынудил старушку раскрыть тайну вклада и убедил в том, что свои 560 тысяч она получит гарантированно. А потому ей не стоит пробиваться с боем к заветному окну. В благостном настроении бабушка испарилась из очереди, разумеется, не извинившись за хамство и не поблагодарив своего самозваного банковского психотерапевта.Забавно, что во втором случае профессор не почувствовал себя уязвленным. Демократическая закалка и неизбывная народническая интеллигентская закваска надежно защитили его от психологической травмы. Посрамленным он ощутил себя лишь после первого диалога. Отчего так? Ведь на банковском пятачке столкнулись три культурных кода, за каждым из которых тянулся свой шлейф ценностей и предпочтений. Коль скоро проблема ненова, то, быть может, стоит обратиться за консультацией к столпам нетленной классики? Роман Тургенева живет и побеждаетОткуда я про это знаю? За неделю до начала нового учебного года попросил в школьной библиотеке роман Ивана Тургенева «Отцы и дети». Причем не новенькую книжку, а зачитанный многими поколениями школьников экземпляр, хранящийся в школьной библиотеке, страшно сказать, с прошлого века. И не был разочарован. Испещренный пометками старшеклассников роман заиграл неожиданными красками. Судите сами. На титульном листе – два эпиграфа, явно не принадлежащие перу великого писателя. «Посвящается всем поколениям школы №109» и «Читатель книги, на протяжении текста ты будешь находить фамилии моих одноклассников и меня в частности…». Последняя запись относительно свежая – 2014 г. Так-то вот, а еще говорят, что современные подростки напрочь отвергают классические тексты, считая их архаичными, устаревшими, не имеющими ни малейшего отношения к современной жизни. Эти и другие рукописные пометки школьников на полях романа определили тему этих заметок и избранный ракурс обзора – учительский. Оставим литературоведам квалифицированные суждения об эстетических достоинствах произведения и огромном влиянии Ивана Тургенева на развитие самого жанра романа в Европе. Меня же больше интересует, чем этот роман берет за живое современных старшеклассников и основательно подзабывших классический текст взрослых. Для чего придется воспользоваться рискованным методом исторических аллюзий. Кто он – современный Базаров?Для ответа на этот вопрос обратимся к классическому тексту. Давая характеристику Базарову, Павел Кирсанов неудачно шутит: «В принципы не верит, а в лягушек верит». Ба, да это же Александр Глебович Невзоров собственной персоной, который сам себя позиционирует в качестве естествоиспытателя, разоблачающего все, с его точки зрения, хлипкие этические и религиозные построения. (Замечу в скобках: взяв пример с Ивана Тургенева, я сознательно ухожу от авторских оценок героя и его позиции.) Александр Глебович в своих «Невзоровских средах» на «Эхе…» последовательно эпатирует слушателей, анатомируя любые предрассудки и мифы, включая христианский. Его понимание альтернативы развития России обнажено до предела: принять вместе с цивилизованными странами участие в работе Большого адронного коллайдера или молиться мощам св. Николая. Третьего не дано. Напомню, Аркадий Кирсанов, пока еще верный адепт Базарова, поясняет дяде: «Нигилист – это человек, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип». Дядя же – аристократ до кончика усов, «одетый в темный английский сьют (костюм английского покроя), модный низенький галстук и лаковые полусапожки…». И это в деревенском захолустье!Забавно, что современный ниспровергатель основ подобно Павлу Петровичу одет по последней моде и с таким безупречным вкусом, который не посмел бы подвергнуть критике ни один из стилистов «Модного приговора». Да, любезный читатель (невольно сбиваюсь в стилистику Тургенева), Александр Глебович – аристократ, своим обликом подтверждающий сентенцию другого классика: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Портрет героя дополняет элегантная трубка. Здесь самое время вновь обратиться к роману. Это сегодня курение признано вредной привычкой, а в пореформенный период оно ассоциировалось с воздухом свободы. Курят Базаров и подражающий ему Аркадий, беспрестанно дымит папироской Кукшина. Николай Петрович, встречающий сына с товарищем, морщится от запаха табака, но, боясь показаться несовременным, скрывает свою реакцию от сына. Отчего так? Откроем замечательную книгу Владимира Лапина «Петербург. Запахи и звуки». Из нее узнаем, что «оттепель» (впервые это слово прозвучало именно тогда!) проявлялась не только в готовящихся реформах, но и в их предчувствии. Провозвестником преобразований стала отмена запрета курения на улицах и в общественных местах. Возможно, мы увлеклись излишними подробностями? Но, как знать, быть может, именно эти детали, передающие дух и атмосферу эпохи (в прямом и переносном смысле), оживляют в воображении школьников дела давно минувших дней? Вернемся в день сегодняшний. Aлександр Невзоров – герой нашего времениЧитатель требует доказательства этого тезиса? Извольте, его способы ведения полемики укладываются в модный ныне термин «троллинг». Глумлению, оскорблению, издевательству подлежит буквально все: политика, религия, история, традиции, патриотизм и т. д. Регулярным ковровым бомбардировкам подвергаются в равной степени как идеологические бастионы клерикальных мракобесов («поповедение»), так и либеральные замки на песке. Разумеется, он не упускает возможности по поводу и без повода поиздеваться над властью. Любимое занятие – вытирать ноги о святыни, нимало не заботясь о чувствах верующих и любых других в конец запутавшихся представителей нашего взбаламученного социума. Похоже, в нем одном интенсивно работает целая фабрика троллей. Цель этих неослабевающих провокаций наш герой формулирует в своей книге со знаковым названием «Искусство оскорблять». Это формирование абсолютного свободомыслия. На противоположном полюсе – истовые фанатичные борцы с «чужемыслием», абсолютно уверенные в непогрешимости своих догматов. Напрочь не способные к критическому осмыслению реальности, они не только не расположены к диалогу, но мгновенно видят ад в любом человеке, посмевшем высказать иную точку зрения. Сдается мне, что демонстративный цинизм ниспровергателя любых авторитетов Александра Глебовича лишь маска, сознательно взятая на себя роль, за которой таится слабая надежда на метод создания у мыслящего индивида когнитивного диссонанса, с помощью которого при прочих благоприятных условиях человечеству удастся избежать катастрофы. «Природа не храм, а мастерская», – помнится, утверждал Базаров. В том же духе формулирует свою позицию наш герой: «Фундаментальные качества человека формировались в ту эпоху, когда понятие «спасти свою шкуру» употреблялось в прямом, а не в переносном смысле. Так называемый доисторический период был самым продолжительным и важным для нашего вида. Тогда и решалось, каким быть человеку. Весь механизм нашей нервной деятельности – плод именно того периода, когда homo был стайным животным, промышлявшим поиском падали и каннибализмом. За несколько миллионов лет заложились и закрепились все видовые повадки, особенности поведения и биологические привычки. Абсолютно все качества человека из той эпохи. В том числе и то свойство, что побуждает целовать доски с картинками или отрезать головы гяурам». Но коль скоро это так, то какой смысл метать бисер пред столь убогим существом, мозг которого в лучшем случае пригоден для изобретения трусов и нагана? Зачем, занимая круговую оборону, вызывать на себя огонь из всех стволов? Примечательно, что в подобной позиции оказался и Иван Тургенев, которого прогрессисты и традиционалисты равно бранили за желание уязвить молодежь карикатурой и за тенденциозную направленность против дворянства как несостоятельного класса. И вновь вернемся к нашему герою. Добровольно взятую на себя роль он играет мастерски. Мало того, в силу темперамента, врожденного психологического склада и полученного воспитания он исполняет ее аристократично. Базаров позапрошлого века предпочитает отмалчиваться. Составив для себя ясную картину мира, он не испытывает желания ее пропагандировать, слабо веря в результативность проповедей и зависимость человека от изменчивых обстоятельств. «Всякий человек сам себя воспитать должен». На память немедленно приходит: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир. Уж лучше он прогнется под нас» (Андрей Макаревич). Базарова чаще втягивают в споры против его воли. Не то Невзоров. Он атакует первым с темпераментом Павла Петровича Кирсанова, не уступая и даже порой превосходя его в аристократизме. Не правда ли, забавное поведение для человека, убежденного в том, что «реальной науке в вопросе об эволюции человека пока делать нечего»? Но в том-то и дело, что аристократизм не химера, а точно такое же непреложное условие избегания грозящей человечеству катастрофы, как способность к критическому мышлению. Не больше, но и не меньше. Поэтому попытаемся без предубеждения вникнуть в аргументы Павла Кирсанова в защиту аристократизма. Апология аристократизма «…вспомните, милостивый государь (при этих словах Базаров поднял глаза на Павла Петровича), вспомните, милостивый государь, – проговорил он с ожесточением, – английских аристократов. Они не уступают йоты от прав своих, и потому они уважают права других; они требуют исполнения обязанностей в отношении к ним, и потому они сами исполняют свои обязанности. Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее».«… без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, – а в аристократе эти чувства развиты, – нет никакого основания общественному… bien public… общественному зданию. Личность, милостивый государь, – вот главное; человеческая личность должна быть крепкой, как скала, ибо на ней все строится».Ну и с чем здесь спорить? На их счастье, русские классики не дожили до ХХ столетия, которое Осип Мандельштам с полным осознанием современника назвал веком-волкодавом. Смутные предчувствия трагедии ХХ века у Федора Достоевского были. Не случайно Родиону Раскольникову снится, что люди станут бесноватыми. (Бесноватый фюрер и оболваненный им народ – реальное подтверждение материализации прозрений гениального писателя.) О возможности появления Чингисхана в век телеграфа и железных дорог писал Александр Герцен. Его пророчество сбылось, и в ХХ столетии мы получили двух Чингисханов. С высоты, а точнее из бездны, этого трагического опыта мы сегодня с большим пониманием относимся к аргументам в пользу аристократизма, ибо они выстраданы и освящены судьбами и мучеников Идеи. Передо мной фотография. Светлое, одухотворенное лицо, мягкая улыбка, внимательный взгляд сквозь круглые линзы очков. Типичный интеллигент: немецкий философ и теолог Дитрих фон Бонхёффер. Ему всего тридцать четыре года, но жизнь подходит к концу. Участник заговора против Гитлера, в 1944 году в нацистской тюрьме он ожидает смертной казни, при этом не перестает заниматься странной для его положения философской рефлексией. Неисповедимыми путями «Письма к другу» попадают на волю. В них он ставил знак равенства между чувством дистанции и качеством личности человека. Привожу одно из его последних писем из тюрьмы: «Если у нас недостает мужества восстановить подлинное чувство дистанции между людьми и лично бороться за него, мы погибнем в хаосе человеческих ценностей. Нахальство, суть которого в игнорировании всех дистанций, существующих между людьми, так же характеризует чернь, как и внутренняя неуверенность; заигрывание с хамом, подлаживание под быдло ведет к собственному оподлению. Где уже не знают, кто кому и чем обязан, где угасли чувство качества человека и сила соблюдать дистанцию, там хаос у порога. Где ради материального благополучия мы миримся с наступающим хамством, там мы уже сдались, там прорвана дамба, и в том месте, где мы поставлены, потоками разливается хаос, причем вина за это ложится на нас. В иные времена христианство свидетельствовало о равенстве людей, сегодня оно со всей страстью должно выступать за уважение к дистанции между людьми и за внимание к качеству. Подозрения в своекорыстии, основанные на кривотолках, дешевые обвинения в антиобщественных взглядах – ко всему этому надо быть готовым. Это неизбежные придирки черни к порядку. Кто позволяет себе расслабиться, смутить себя, тот не понимает, о чем идет речь, и, вероятно, даже в чем-то заслужил эти попреки. Мы переживаем сейчас процесс общей деградации всех социальных слоев и одновременно присутствуем при рождении новой, аристократической позиции, объединяющей представителей всех до сих пор существующих слоев общества. Аристократия возникает и существует благодаря жертвенности, мужеству и ясному осознанию того, кто кому и чем обязан, благодаря очевидному требованию подобающего уважения к тому, кто этого заслуживает, а также благодаря столь же принятому уважению как вышестоящих, так и нижестоящих. Главное – это расчистить и высвободить погребенный в глубине души опыт качества, главное – восстановить порядок на основе качества. Качество – заклятый враг омассовления. В социальном отношении это означает отказ от погони за положением в обществе, разрыв со всякого рода культом звезд, непредвзятый взгляд как вверх, так и вниз (особенно при выборе узкого круга друзей), радость от частной, сокровенной жизни, но и мужественное принятие жизни общественной. С позиции культуры опыт качества означает возврат от газет и радио к книге, от спешки – к досугу и тишине, от рассеяния – к концентрации, от сенсации – к размышлению, от идеала виртуозности – к искусству, от снобизма – к скромности, от недостатка чувства меры – к умеренности. Количественные свойства спорят друг с другом, качественные – друг друга дополняют».Дитрих Бонхёффер писал эти строки в нацистской Германии, но наступление хамства в истории периодически принимает разнообразные идеологические и политические формы, в том числе рыночно-демократические. Поэтому и спустя десятилетия призыв расчистить и высвободить погребенный в глубине души опыт качества не теряет своей актуальности. Глумление, сарказм, язвительность – все те наступательные виды вооружений, которые мастерски использует Невзоров, предназначены для выжигания мракобесия, в какие бы благородные религиозные и патриотические одежды оно ни рядилось. Но, как известно из медицины, лекарство при определенных условиях превращается в смертельно опасный яд. В данном случае выжженная дотла территория врага немедленно превращается в игровое поле для быдла, игнорирующего все дистанции, в излюбленное место для развлечения хамов, для которых ничто не свято. (В наше время неограниченные возможности для организации подобных ристалищ предоставляет Интернет.) В таких условиях расчистить и высвободить погребенный в глубине души опыт качества не представляется возможным. Увы, в который раз приходится убеждаться в том, что даже благородная цель не оправдывает неразборчивости в средствах. И все же за кем остается последнее слово в этом вечном споре отцов и детей? Ни отцы, ни дети«Ни отцы, ни дети, – сказала мне одна остроумная дама по прочтении моей книги. – Вот настоящее название вашей повести – и вы сами нигилист», – писал в статье «По поводу «Отцов и детей» Тургенев. – Не берусь возражать; быть может, эта дама и правду сказала». Арбитром в этом состязании предлагаю назначить Герцена, ибо его феноменальная проницательность и взвешенность оценок не вызывают сомнений. Тем более что он сам добровольно взял на себя эту роль, высказав в разгар развернувшейся вокруг романа дискуссии свои суждения. «Я признаюсь откровенно: мне лично это метание камней в своих предшественников противно. Повторяю сказанное («Былое и думы», IV том): «Хотелось бы спасти молодое поколение от исторической неблагодарности и даже от исторической ошибки. Пора отцам-Сатурнам не закусывать своими детьми, но пора и детям не брать примера с тех камчадалов, которые убивают своих стариков». «Что Тургенев вывел Базарова не для того, чтоб погладить его по головке, – это ясно. Но в соприкосновении с такими жалкими и ничтожными отцами, как Кирсановы, крутой Базаров увлек Тургенева, и, вместо того чтоб посечь сына, он выпорол отцов.Оттого-то и вышло, что часть молодого поколения узнала себя в Базарове. Но мы вовсе не узнаем себя в Кирсановых, так, как не узнавали себя в Маниловых, в Собакевичах, несмотря на то, Маниловы и Собакевичи существовали сплошь да рядом во времена нашей молодости и теперь существуют. Мало ли какие стада нравственных недоносков живут в одно и то же время в разных слоях общества, в разных направлениях его; без сомнения, они представляют больше или меньше общие типы, но не представляют самой резкой и характеристической стороны своего поколения, наиболее выражающей его интенсивность». В ком же Герцен видит главных выразителей своего поколения, противостоящих стадам нравственных недоносков? В то время, когда условный Базаров упрекает его ровесников в отсутствии воли и неспособности к реальным действиям, он сетует на то, что Тургенев не сподобился прислать Базарова в Лондон. «Мы, может быть, доказали бы ему на берегах Темзы, что можно, и не дослуживаясь до начальника отделения, приносить не меньше пользы, чем любой начальник департамента; что общество не всегда глухо и неумолимо, когда протест падает в тон; что дело иногда удается; что у Рудиных и Бельтовых иной раз бывает и воля, и настойчивость, и что, видя невозможность деятельности, к которой они стремятся по внутреннему влечению, они бросали многое, уезжали на чужбину и заводили, «не метавшись и не суетясь», русскую книгопечатню и русскую пропаганду.Влияние лондонского станка от 1856 до конца 1863 года не только практический факт, но факт исторический. Стереть его нельзя, с ним надобно примириться. Базаров в Лондоне увидел бы, что это только издали казалось, что мы размахиваем руками, а что на самом деле мы ими работали. Может, он сменил бы гнев на милость и перестал бы относиться к нам «с укором и насмешкой». Такова филиппика Герцена в защиту отцов, немедленно вызывающая грустные исторические параллели. Кроме того, Александр Иванович демонстрирует поразительную прозорливость, основанную, как сказали бы сегодня, на понимании матрицы отечественной истории.«Базаровы пройдут… и даже очень скоро. Это слишком натянутый школьный взвинченный тип, чтобы ему долго удержаться. На его смену напрашивается уже тип, к весне дней своих сгнивший, тип православного студента и казеннокоштного патриота, в котором отрыгнулось все гнусное императорской Руси и который сам сконфузился после серенады Иверской и молебна Каткову.Все возникающие типы пройдут, и все, с той неутрачиваемостью однажды возбужденных сил, которые мы научились узнавать в физическом мире, останутся и взойдут, видоизменяясь в будущее движение России и в будущее устройство ее». Что мы и наблюдаем сегодня. Попробуйте после сказанного отрицать тот очевидный факт, что роман «Отцы и дети» продолжает жить и побеждать. Глумлению, оскорблению, издевательству подлежит буквально все: политика, религия, история, традиции, патриотизм и т. д. Регулярным ковровым бомбардировкам подвергаются в равной степени как идеологические бастионы клерикальных мракобесов («поповедение»), так и либеральные замки на песке. Мы переживаем сейчас процесс общей деградации всех социальных слоев и одновременно присутствуем при рождении новой, аристократической позиции, объединяющей представителей всех до сих пор существующих слоев общества. «Хотелось бы спасти молодое поколение от исторической неблагодарности и даже от исторической ошибки. Пора отцам-Сатурнам не закусывать своими детьми, но пора и детям не брать примера с тех камчадалов, которые убивают своих стариков». Евгений ЯМБУРГ, директор центра образования №109, Москва
Выбор читателей
Комментарии