В NN 8, 11, 13 мы начали публикацию последней психолого-публицистической работы Владимира Матвеева, посвященной изучению возрастных особенностей детей. 13 – число роковое – отрочество.
Возраст перемен
Попробуйте назвать его ребенком – он вам этого не простит. Тринадцать – это уже отрочество, человек твердо, обеими ногами вступил на путь, ведущий из детства все дальше, все дальше во взрослый мир…
Приглядитесь к нему, кажется, он стал потише? Поспокойнее? Это только внешне. Внутри же – активнейшая работа мысли, накапливание идей и взглядов для широкого использования в недалеком будущем. Тринадцатилетнему человеку надо иногда побыть одному. Он и на людях умудряется иной раз быть наедине с самим собой. Многих мам и пап это тревожит. Мы замечаем в ребятах рассеянность и не догадываемся о внутренней сосредоточенности.
В эту пору много и жадно читают. Чтение – это один из путей удовлетворить внутреннюю потребность. Другой – щедрая трата сил, времени на всевозможные и бесконечные предприятия. “Что я не люблю делать? – задумывается один 13-летний и решительно отвечает. – Бездельничать. Вот в прошлом году я мог просто так сидеть и ничего не делать. Сейчас не то, столько надо сделать!” И родители подтверждают: “Никакие трудности ему не страшны. Он готов буквально на трудовые подвиги”.
Правда, это отнюдь не общее правило. У многих это наблюдается поближе к четырнадцати…
Состояние здоровья тринадцатилетних продолжает улучшаться. Меньше головокружений. Головная боль случается реже и более определенно связана со специфической причиной – обычно физическим перенапряжением, у девочек – физиологическим циклом. Повышение температуры без всяких симптомов простуды или других болезней – чаще всего результат умственного перенапряжения.
Если двенадцать – веха, за которой лишь намечались самые первые признаки возмужания мальчишек, сейчас, в тринадцать, признаки его вполне определенны. Они заметны даже на лицах: темнеют уголки над верхней губой, и вдруг (это случается и у мальчишек, и у девчонок) выступает на лице нос. Эта диспропорциональность иногда всерьез тревожит их. Им невдомек, что время поправит дело. Голос у многих мальчишек стал заметно глуше. У некоторых ломается. Но у некоторых голос звучит пока даже выше и чище, чем раньше. Многим предстоит бурный рывок в росте, когда и в самом деле растут не по дням, а по часам. Рост сейчас – предмет особых волнений мальчишек, предмет гордости, страданий и зависти.
Девочки, миновавшие эту пору раньше, развиваются теперь немножко медленнее, ровнее. У тех и других хороший аппетит. Кое у кого не меньший, чем в двенадцать, у иных же чуть более умеренный.
Проблема чистоты в целом требует меньше энергии взрослых, чем раньше. Физические нагрузки (спортивные и всякие другие), развитие определенных структур и новые запахи тела побуждают подростков признать в правах мыло и воду. Специальная их забота – волосы. Мамы не в силах скрыть изумления, замечая, сколько времени их тринадцатилетние сыновья проводят теперь у зеркала с расческой.
Что еще нового в облике тринадцатилетних? Большое внимание к своему внешнему виду. Даже заведомые неряхи, кажется, подтянулись. Влияние группы существенно сказывается на выборе вида и фасона одежды. Однако эти люди не рабы общепринятых мнений, как это было в двенадцать. Более уверены в своих собственных взглядах, личных привязанностях и антипатиях.
Но существует и не сдается компания мальчишек, которым все равно что носить – новую вещь или старую, не совсем чистую, которые оценивают достоинства одежды лишь по одному признаку: чем легче, тем лучше! Но если вдруг по какому-то случаю надо одеться понаряднее, даже они, эти мальчишки, соглашаются, уступают, подчиняются общим правилам.
Тринадцатилетний сам признается, что у него вовсе “не ангельский характер”, и сам сознает, что вне дома он лучше, чем с домашними. Бьющее через край воодушевление двенадцати лет поутихло. Теперь нужны особые поводы, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливым. Зато пасмурные настроения бывают и беспричинными.
Когда тринадцатилетний рассержен, он более способен контролировать себя, чем год или два назад. Однако, сдержав гнев, он может чуть позже излить его на кого-то вовсе невинного. Или обратить на себя, “отругать себя как следует, и все”. Зачастую это помогает ему прийти в норму.
Редко увидишь его плачущим. Но иногда случается. Он плачет “со злости” или оттого, что “все плохо, все ужасно”…
В целом он не боязливая натура, к тому же всегда старается убедить себя, что ничего не боится. Заявляет, например, что свободно может пройти ночью один по темной улице, “только будет идти, может быть, немножко быстрее, и все”…
Но вот тревог, забот, треволнений тринадцатилетним не занимать. Они сами не скрывают того, что тревожатся по любому поводу и даже потому, что слишком много тревожатся или что вот-вот начнут тревожиться. У каждого, кажется, есть свои излюбленные причины для тревог. Больше всего их в школе. Одни беспокоятся, не получат ли в четверти двойку по математике, другие – получат ли пятерку. Одни тревожатся о своей популярности у сверстников, другие – о популярности своих друзей.
В тринадцать, хотя и кажутся временами грубыми, черствыми, безразличными, на самом деле легкоуязвимы! Их повергает в уныние собственная неудача, обижает пренебрежительное замечание взрослых. Некоторых тринадцатилетних мальчишек особенно задевают обидные слова отца (что было характерно для девочек в одиннадцать и двенадцать).
Тринадцатилетние все более сознают свои чувства. Многие смотрят, все равно ли другим, что они чувствуют. А многим хотелось бы не обнаруживать своих истинных чувств, пусть люди видят, когда им весело, но не догадываются, когда и почему грустно.
Юмор их жив и бывает довольно ядовит, выразителен.
Они склонны позволить времени идти своим ходом. Былое стремление ускорить события оставляет их в тринадцать лет. Они хотели бы жить сейчас, не торопясь и не отставая.
Отношения с родителями могут быть и хорошими, и не совсем, все в конце концов зависит от атмосферы в семье. Тринадцатилетний неспокойно переносит присутствие мамы, когда он в компании приятелей или там, где его могут увидеть и узнать. Но в незнакомом месте, в чужом городе, под защитой неизвестности, он чувствует себя с мамой естественно и вполне доброжелателен к ней.
Дома он часто критичен по отношению к маме “ради ее же блага” (наедине, ни в коем случае не на людях).
Родители тоже весьма критичны к своим тринадцатилеткам. Причины у них посерьезнее и критика посуровее (особенно у пап). В большинстве случаев она вполне справедлива: нужно больше заниматься, меньше дурачиться, больше помогать по дому, меньше отвлекаться и т.д. и т.п. Но если бы тринадцатилетние могли так кардинально и так быстро меняться! И если бы все родители знали, что время работает на них! Со временем многое могло бы обернуться к лучшему, если бы не возник уже опыт непослушания, опыт сопротивления, явного и скрытого.
Вообще же отношения с мамами в эту пору более близкие. В тринадцать лет понимают, что с папами “все немножко по-другому”. Однако часто обожают пап. На долю пап перепадает значительно меньше критики. С точки зрения тринадцатилетних, с отцом стало как-то легче работать (над трудной задачкой, например). По мнению отца тоже: “Теперь с ней работать одно удовольствие – начала думать!” Возможно, истина и на той, и на другой стороне.
Если тринадцатилетнего тянет из дому, причина иной раз не только в конфликте со взрослыми. Нередко и в неладах с младшими. Может быть, это потому, что у человека вообще повышенная раздражительность. Он ведь и сам способен заметить о себе: “Прямо не знаю, что со мной делается, все меня бесит!” Интересно, что враждуют больше с братишками и сестренками от 6 до 11. С малышами до 6 лет наши тринадцатилетки легко усваивают приятную роль взрослых опекунов. Со старшими братьями и сестрами лет пятнадцати или старше возможны отличные дружеские отношения. Взаимоотношения у мальчиков с мальчиками совсем не похожи на те, что существуют среди девочек. Тринадцатилетняя девочка начинает понимать, что быть частью кружка подруг и иметь несколько отдельных личных подружек вовсе не одно и то же. “В прошлом году у нас было что-то вроде компании. Теперь я поняла: если не таскаться всюду кучей, можно по-настоящему подружиться с многими хорошими девочками”.
Дружба необходима девочке в тринадцать лет. Очень нужно кому-то довериться, обмениваться тайнами, поверять секреты. В тринадцать многое считается секретом!
Часто дружат втроем. И в этом случае часто, очень часто какие-нибудь двое оказываются вдруг заодно против какой-то третьей. Впрочем, подруги могут быть и справедливо критичны друг к другу. “С лучшими подругами даже больше споришь. Ведь чем больше друг друга знаешь, тем больше и критикуешь”. Если бы все взрослые друзья помнили это правило, известное им с тринадцати лет…
У мальчиков нет тесных таких групп, как у девочек. Их чаще видишь в компании четырех-пяти мальчишек, каждый из которых считает всех остальных своими лучшими друзьями. Этим не нужна атмосфера интимности. Друзья для того, чтобы что-нибудь делать вместе! И группы друзей часто складываются, исходя из единства интересов.
Отношения “мальчишки – девчонки” отличаются сложностью. Девчонки в тринадцать лет находят тринадцатилетних мальчишек “дураками” и “идиотами” и вообще мелкотой, впрочем, не всех (тут надо заметить, что речь идет об отношениях, складывающихся стихийно, в коллективах, лишенных целенаправленного воспитательного влияния). Но, как бы там ни было, девочки постепенно выясняют, что некоторые их подруги проявляют к мальчикам интерес, другие – нет. Они также обнаруживают, что в присутствии мальчишек ведут себя не так, как всегда. Больше смеются, и, если что-нибудь сделают или скажут, все получается как-то глупо. Правда, они стараются контролировать себя.
Некоторым девочкам по-прежнему нравятся спортивные игры с мальчишками. И вообще нравится водить с ними дружбу, быть во всех делах рядом с ними.
Мальчики же, кажется, потеряли интерес ко всем девчонкам. “Моим друзьям, возможно, и нравится с ними водиться, а мне как-то все равно…” Что-то подобное говорят многие. Другие заявляют: “Ха, девчонки! Плевать я на них теперь хотел…” И это обнаруживает, что было такое время, когда дело обстояло несколько иначе…
В общем, мальчики в тринадцать лет нейтральны по отношению к девочкам.
Спорт. Не играть, так “болеть”, но уж со страстью! Многие сторонники футбола отдали симпатии баскетболу, но приверженцев кожаного мяча (игроков и болельщиков) еще достаточно. Растет популярность хоккея. И вообще всякий возникший ранее спортивный интерес – к лыжам ли, к конькам, теннису, пинг-понгу, бадминтону, плаванию – сейчас как-то основательно укрепляется. То же происходит и с техническими, научными, литературными и всякими другими интересами, кроме, пожалуй, коллекционирования. Спичечные этикетки страдают больше всего. Тринадцатилетних не удовлетворяет больше внешнее, не имеющее глубины. В тринадцать лет значительно шире представление о мире, социальных системах, общественных отношениях, а главное – они теперь более зрелы, реалистичны, чем прежде. Тринадцатилетний с интересом раскрывает газету. Не только детскую, все чаще взрослую газету, где всякий раз находит что-то, приковывающее его внимание. События политической жизни, прошедшие через сознание тринадцатилетних, горячо ими обсуждаются.
Велик интерес к космосу, Солнечной системе, Галактике, метеорологии. Наряду с макромиром все более интересен микромир – атом, атомная энергия, особенно применение ее в мирных целях. Тринадцатилетних привлекают все новые и новые материалы, природные и полученные человеком, такие, например, как уголь и пластики. Его сознанием завладевают все новые отрасли науки, в том числе и психология.
В школе, на уроках, сумбурное воодушевление, свойственное ребятам в двенадцать, концентрируется теперь в более организованное, уравновешенное и длительное стремление – постигать новое. Однако поведение на уроке во многом зависит от отношения к учителю. Можно подумать, что семиклассники обладают особым чутьем, интуитивным узнаванием “хорошего учителя”. “Есть в человеке что-то такое, что сразу это поймешь”.
Раньше учитель и предмет, который он преподает, полностью отождествлялись. В тринадцать происходит разделение. Люди вдруг понимают, что можно любить “историчку” и быть равнодушными к истории, и наоборот.
К большому сожалению учителей, у тринадцатилетних меняется почерк – становится мельче, хотя и остается достаточно устойчивым. Говорят, это внешнее выражение интенсивных внутренних процессов…
Как правило, в тринадцать лет любят школу, если в ней существует атмосфера справедливости, требовательности и доверия. Однако в тринадцать лет еще велико искушение считаться плохим. Оно довольно часто посещает тринадцатилетнего, и особенно в школе. Не остывают в тринадцать и к делам, если в классе-отряде накоплен опыт совместных действий.
Этот год многое принес тринадцатилетним. Они заметно повзрослели – выросли физически, умственно и духовно. В них очень сильно чувство долга. Они глубоко сознают чувство ответственности.
Значительно более самостоятельны в замыслах, решениях, делах. Эти приобретения тринадцати лет – хорошая основа для жизни яркой, насыщенной событиями, борьбой и, разумеется,победами.
Но надо помнить: в эту пору часто с легким презрением смотрят даже на двенадцатилетних, когда они носятся друг за другом во дворе или в зале. “Детишки резвятся” – вот мнение тринадцатилетних по этому поводу. Двенадцатилетние могут казаться им “детишками”. Можно себе представить, насколько взрослыми они себя считают!
Тринадцатилетние хотят свободы решений. Но, как часто обнаруживается, самостоятельно затеянное ими дело не движется, и волей-неволей надо обращаться к вожатому за помощью и советом. Постараемся, чтобы такой возврат был возможен, отнесемся к ним со спокойной серьезностью, без оттенка: “Я же вам говорил!”
Тринадцатилетние достигли такой стадии, когда им нравится состязаться индивидуально и коллективно, но только “в вещах, которые значат”. Они очень избирательны в том, какого первенства и в чем бы им хотелось.
Но если соревнование увлекло их – ждите размаха творчества, вспышки идей, целого вороха отличных находок.
К сожалению, не всякому вожатому и не всегда легко с тринадцатилетними. Нужны безукоризненная искренность, высокая душевность, умная, справедливая требовательность, чувство меры и такта и обязательно чувство юмора. Ни грамма фальши и подлаживания. И ничего показного. И больше, больше терпеливого, мягкого, глубокого понимания…
Комментарии