Три судьбы. Простой сюжет непростой темы

На днях открыла для себя рассказ Василия Белова «Гудят провода». Вот тема для урока!.. Автора не нужно представлять читающей публике. Его произведения так же, как сочинения Валентина Распутина, Виктора Астафьева и других «писателей-деревенщиков», входят в антологию русской литературы двадцатого столетия.

Рассказ «Гудят провода» начинается довольно просто, но в то же время и метафорично: «У Романовны всю зиму тосковали руки. Особенно по ночам и к перемене погоды. Как она их ни парила, чем ни перемазала, толку не было! Днем еще ничего, за работой боли не чувствовала, а ночью, только погасишь лампу, заноет в локтях и запястьях, будто кто жилы из них вытягивает».

Сюжет произведения, занимающего всего три страницы, тоже прост и незамысловат. Живет в деревне пожилая женщина, Романовна, ведет свое хозяйство, трудится, ждет сына, который «третий год в солдатах» находится. Однажды пошла она в медпункт, «размещавшийся в одной избе с родильным домом» и находившийся всего в двенадцати километрах от ее деревни. Там в результате случайного стечения обстоятельств Романовна сама догадывается, а потом и узнает новость, изменившую ее жизнь. Оказывается, что сирота Ленка, которую прислали по комсомолу на ферму работать, ждет ребенка от ее сына.

Все просто, и сюжет, и рассказ небольшой. Может быть… Только вот тема произведения далеко не непростая, как кажется на первый взгляд. Она касается человечности, любви и сострадания. Извечная тема женского счастья раскрывается в рассказе.

Романовна, не задумываясь, взяла беременную Ленку к себе. Не оставила ее на осуждение деревенской молвы, не бросила. Благодаря проявлению материнской заботы Романовны Ленка не избавилась от ребенка, не загубила зарождающегося в себе человека. Не покалечилась молодая судьба неопытной девушки.

Глубокую нравственную тематику рассказа автор раскрывает через лексику. Ее богатство, образность придают произведению особую выразительность. Василий Белов мастерски владеет словом. В рассказе прежде всего выделяется колоритный разговорный язык, запоминающийся особенным произношением слов: «к фершалу-то», «одне» вместо «одни», «пошто» вместо «почему».

Первый метафорический образ заложен в названии рассказа – «Гудят провода». В этом олицетворении можно уловить предощущение серьезного настроения произведения. Волнение мы слышим в гудке паровоза, в последнем гудке отплывающего парохода. Протяжный гул, как предвестник нарастающей тревоги, явно слышится и в словосочетании «гудят провода». Игра и даже «пение проводов», которое не раз повторяется в произведении, несет в себе эмоциональную нагрузку, передавая не только душевное состояние главной героини, но и всего произведения.

На обратном пути из медпункта Романовна задумалась о сыне. «А провода над ее головой все гудели и гудели», словно предвещая какую-то новость. Затревожилась душа женщины. Романовна снова вспомнила разговор с Ленкой, которую встретила в медпункте, «и почуяла не то тревогу какую-то, не то беспокойство, словно уронила на пол иглу, а найти так и не нашла». Внутреннюю тревогу автор сравнивает с волнением человека, потерявшего при шитье иголку, чтобы читатель мог без труда представить чувства героини в этот момент.

И опять, передавая переживания героини, автор прибегает к сравнению (излюбленному приему Льва Толстого): «И вдруг у Романовны екнуло сердце, и голову просветлила простая, как снег у дороги, мысль: «Да ведь… Ой, господи! Ведь она, Ленка-то, в родильной осталась». Женщина подумала, подсчитала в уме, когда уехал ее сын, и поняла, что девка-то, наверное, беременная, и расстроилась. Тревожно стало у нее на душе. «Провода гудели, как во сне, Романовна не знала, что ей делать, и мысленно охала».

Не выдержала неизвестности, вернулась она в медпункт. И вовремя успела. «Ленка уже под простыней лежала на другом столе ни жива ни мертва». Романовна, не слушая врачиху, сдернула с Ленки простыню и сказала повелительно-ласково:

«Ну-ко, вставай, вставай, девонька. Ишь, чего выдумала! Вставай, да пойдем отсюда. А ты, милая, убери свои инструменты!» – обернулась она к врачихе». Последняя стала спрашивать у Романовны, мать она Ленке? На что та утвердительно отвечала, а девонька плакала. Тогда врачиха хмыкнула и сказала: «Чего вы мне голову морочите? А ты не плачь, чего разрыдалась? Не надо было раздабриваться перед каждым».

На что Романовна возразила и ответила в сердцах: «Мой Степанко не от худых людей, слава Богу! Я век прожила, людей не смешила, и на хозяина люди не пообидятся, спроси кого хошь, на войне сгинул за нас, грешных. Вставай, Еленка, домой пойдем!»

Шли месяцы, сын Романовны так и не приехал, хотя письмо ему давно отослали. Наступило в деревне время сенокоса, в которое Романовна везла домой Ленку с новорожденной внучкой, а «у деревни и в поле все так же тонко и таинственно пели на столбах провода».

Так заканчивается рассказ, в последних строках которого встречаемся и прощаемся мы опять с «проводами», но они уже «не гудят»», а «таинственно поют». И пение их связано с ушедшей из сердца тревогой, с наступившим миром в судьбах героев, с появлением новой жизни, олицетворяющей собой солнечный день, надежду на благое будущее для каждого: Романовны, Ленки и внучки.

В них можно увидеть три женских образа, соединенных в маленьком рассказе Василия Белова. За ними стоят три судьбы, три жизни, три души.