Торговля бубликом. или Бренд без начинки

Сегодня существует устойчивый спрос на специалистов, отвечающих международным стандартам, именно их нехватка остро ощущается на рынке труда. На отсутствие грамотных топ-менеджеров жалуются практически все директора организаций и предприятий. Что же им нужно, ведь грамотных кадров с высшим образованием меньше не стало?

– А франчайзи – человек, который имеет средства, но не пробовал или не может создать бренд («раскрученная», известная марка товара) или дело с самого начала. Он арендует бренд, получает в дополнение технологии успешности и платит за это определенную плату. Это и есть классический франчайзинг, который обычно распространен в торговле, гостиничном бизнесе, сфере услуг.

Досье «УГ»Франчайзинг означает успешное дело с отработанной технологией, брендом, рекламой, фирменным стилем, ноу-хау. Франчайзинг в образовании предполагает использование филиалом не только «раскрученного» бренда головного вуза, но и сертифицированных учебных программ, технологий обучения и наработанных принципов преподавания.

Статфакт Московский государственный университет имени Ломоносова (МГУ) – 5 филиалов. Московский авиационный институт (МАИ) – 2 филиала. Московский государственный технический университет имени Баумана (МГТУ) – 2 филиала. Московский государственный институт стали и сплавов (МИСИС) – 4 филиала. Московский государственный университет экономики, статистики и информатики (МЭСИ) – 12 филиалов. Московский государственный открытый университет (МГОУ) – 27 филиалов. Всероссийский заочный финансово-экономический институт (ВЗФЭИ) – 22 филиала. По количеству филиалов среди негосударственных вузов лидирует Современная гуманитарная академия (СГА) – свыше 150.

Филиалы московских и санкт-петербургских вузов постарались заполнить вакуум престижного образования в регионах. Многие из них продвигают свои образовательные продукты и в страны СНГ. Международная организация GATE занимается аккредитацией и контролем качества образовательных услуг, предоставляемых вузами и их агентами за пределами своих стран. Но российские институты не торопятся под ее контроль. Пока известно только о том, что Томский политехнический университет и его 5 программ подготовки на английском языке сертифицированы в этой организации.

Об этом мы беседуем с Татьяной КЛЯЧКО, кандидатом экономических наук, до июня 2003 года директором центра образовательной политики ГУ-ВШЭ.

– Что же такое франчайзинг в образовании?

– Франчайзинг означает успешное дело с отработанной технологией, брендом, рекламой, фирменным стилем, ноу-хау. А франчайзи – человек, который имеет средства, но не пробовал или не может создать бренд («раскрученная», известная марка товара) или дело с самого начала. Он арендует бренд, получает в дополнение технологии успешности и платит за это определенную плату. Это и есть классический франчайзинг, который обычно распространен в торговле, гостиничном бизнесе, сфере услуг.

В образовании он выглядит так. Вуз придумал какую-то обучающую технологию, и его название стало известным. Кто-то в другом регионе может организовать вуз, но использует раскрученный бренд и получает определенные технологии, учебные планы, учебные материалы, наработанные принципы преподавания.

В нашей стране, как правило, так не делается. У нас приходят люди, которые говорят: хорошо, мы откроем филиал, дайте ваш бренд, а мы вам деньги будем качать, то есть без всего, что требуется для франчайзинга, – передачи технологий, содержания успеха. Идет чистая эксплуатация того, что этот вуз московский или санкт-петербургский.

Когда-то мы думали, что замечательно, если ребенок окончит зарубежный вуз. Тогда он сюда приедет и будет успешным. Теперь уже известно: это совсем необязательно, потому что там, на Западе, можно попасть в некоторые учебные заведения, которые не дают того образования, которое нужно. Часто родители вынуждены возвращать ребенка сюда и здесь доучивать. Уже просто то, что он поучился на Западе, не дает ему автоматического вхождения в успех.

Но в регионах до сих пор встречаются люди, которые убеждены, что если дитя учится в филиале московского вуза, да еще по юридической специальности, да еще в названии есть слово «сервис» или что-то подобное, то успешная карьера обеспечена. Однако поскольку сейчас уже очевидно перепроизводство юристов, экономистов, менеджеров и т.д. с плохим образованием, то родители начинают понимать, что это совсем не то образование, которого они ожидали. Некоторые вузы позволяют себе раскинуть такую филиальную сеть, которую – и профессионалу это понятно уже на первый взгляд – они не могут обслужить так, чтобы проконсультировать преподавателей по учебным планам, чтобы дать туда необходимую литературу и т.д.

Кстати, у работодателя тоже уже сложились определенные требования. Раньше человек, который мог прочитать нормально законы, уже был специалистом. Теперь он уже не специалист. Раньше студент, который смету составил, уже был почти экономист. Теперь это не так. Соответственно возникают определенные требования к выпускникам вузов, и это часто не требования что-то конкретное знать или что-то конкретное уметь – как правило, происходит доводка на рабочем месте, – это необходимость иметь то, что называется хорошим образованием.

В советские времена, когда я поступала в Московский государственный университет, мне четко объяснили, что я не буду экономистом, скажем, по определенному профилю. Но у меня будет такое образование, что я смогу стать экономистом и по промышленности, и по сельскому хозяйству, и по региональной экономике, то есть если я захочу где-либо работать, то быстро приобрету необходимую квалификацию. Научат как бы определенным технологиям. Фактически сейчас ситуация такая, что часто, когда организуют вузы-филиалы, не передают вот эту технологию хорошего образования. Передают только бренд без той начинки, которая делает франчайзинг франчайзингом.

– Что, сам вуз не хочет заниматься этим? Или нужны какие-то законодательные акты?

– Пока руководство вуза не наталкивается на ограничения, пока идет чистая эксплуатация даже не бренда вуза, а того, что он московский, зачем вкладывать? Вот когда действительно возникнет потребность в хорошем, качественном образовании, когда выпускник этого вуза не будет автоматически попадать на работу, вот тогда пойдет обратный сигнал в системе и потребитель просто не понесет в этот институт с трудом накопленные средства. Сейчас если вы приходите и видите две комнаты, где с вас собирают деньги и при этом утверждают, что они где-то арендуют площадь, то, как правило, это обман.

В таком случае возможен определенный союз с действующим здесь же региональным вузом, который таким образом получает себе финансовую подпитку. И те же самые преподаватели, которые работают в этом вузе, читают лекции и таким «коммерческим» филиальным студентам. А деньги делятся: кому-то идут за бренд, кому-то за все остальное.

Если сейчас в тех регионах, где хорошее образование стало доступно для большинства, не обращают внимания на московский лейбл, то это хорошо. Но наш опыт показывает, что еще до сих пор обращают, идут, платят деньги, поступают, и многие некачественные вузы живут за счет того, что сейчас очень высок престиж высшего образования в стране. Поэтому хоть куда-то, но родители стараются запихнуть ребенка, чтобы все знали, что у них все в порядке, а это важно. Сыновьям же и дочерям часто недостает сил и воли сопротивляться, особенно мальчикам, для которых тогда выстраивается совершенно другая карьера.

– Но мы ведь не можем определенно утверждать, что все филиалы вузов работают так плохо.

– Нет, я говорю о достаточно массовом опыте, и надеюсь, что те вузы, которым их марка дорога, будут выставлять контрагентам в регионах свои требования. Прежде всего – наличия соответствующей библиотеки, соответствующим образом подготовленных преподавателей, компьютерного оборудования. Если регион это «потянет» или те конкретные люди, которые хотят организовать филиал, «тогда мы с вами играем». А если этого не будет, то «тогда вы будете ухудшать представление о нас у себя в регионе». Соответственно как только свой бренд становится действительно осознанным, по-настоящему заработанным брендом, то вуз обязательно отслеживает, как организуются и работают филиалы на других территориях. Тогда это не спекулятивное, а работающее образование.

Но в таком случае это требует очень больших вложений, которые сейчас часто не хотят делать. Поэтому серьезные вузы не имеют много филиалов, и они четко локализованы, тщательно отобраны.

– А много филиалов – это сколько?

– Если 20 или 30 филиалов, то это торговля бубликом. Если у вуза один-два основательных филиала, то это работа на высокую планку.

– Можно назвать какие-то конкретные примеры хороших филиалов?

– Серьезные филиалы у ГУ-ВШЭ – Пермский, Нижегородский, Санкт-Петербургский. Но туда вкладывается много сил: для них организуются специальные библиотечные фонды, готовятся преподаватели. В эти регионы постоянно выезжают преподаватели ВШЭ, читают лекции. Здесь не просто дали имя и успокоились, идет планомерная работа с тем, чтобы уровень филиала был достоин материнской марки.

– А количество студентов в филиале – это не показатель?

– Как правило, когда филиал хороший, он растет. Но любое расширение – это всегда риск потери качества, по крайней мере на некоторое время. Поэтому сначала нужно накопить некоторый задел – кадровый, методический, – и только потом расти. Хотя иногда приходится идти иным путем. Уже существует бренд, есть желающие учиться, поэтому иногда руководители сдаются и быстро что-то организовывается. Как правило, хорошие вузы с большим опытом «вытягивают» ситуацию. Плохие – не «вытягивают», но они на это и не ориентированы.

– А если посмотреть на ситуацию с точки зрения того, кто хотел бы организовать филиал вуза? Сколько нужно средств, чтобы серьезно организовать процесс обучения?

– Для этого нужно знать, будет ли это филиал государственного вуза или негосударственного, предоставит ли администрация региона здание, или его нужно арендовать. Если администрация хочет, чтобы у нее на территории был филиал солидного вуза, то, как правило, помещение находится. Нужно учитывать, переподготавливаются преподаватели по новым методикам или нет? Или берутся те кадры, которые есть, и вместо того, чтобы читать лекции в двух местах, они начинают читать в трех? Если идти по такому пути, то обычно получается не очень дорого. Порядок цифр трудно назвать, для этого составляется бизнес-план.

Если организуется филиал государственного вуза, то ему пойдут бюджетные деньги. Если негосударственный, то все деньги только свои. Именно поэтому требования к негосударственному вузу обычно жестче, потому что ему труднее нормально раскручиваться и функционировать, чем государственному вузу. Там есть все-таки некоторая страховка в виде пусть небольших, но бюджетных денег. Года два назад мы выяснили, что обучение в негосударственном вузе в регионе или филиале может обходиться в 250-300 долларов в год на студента. Понятно, какое за этими цифрами стоит образование. Но потом посмотрели, за сколько учат государственные вузы коммерческих студентов, и получилось чуть больше 300 долларов. И если мы сетуем, что негосударственный дает за эти деньги плохое образование, то почему мы не возмущаемся тем, что государственный за те же деньги дает плохое образование? Частный вуз, в отличие от государственного, не имеет вообще никакой материальной базы. В принципе его организаторы должны брать со студентов в 2-2,5 раза больше, чтобы обеспечить более или менее нормальную работу. Но они, как правило, на увеличение стоимости обучения не идут, да и такие деньги им не будут платить, и получается, что их обучение хуже, если сравнивать негосударственный вуз и платный прием в государственный вуз.

– Сейчас у работодателей есть предубеждение в отношении коммерческих вузов. Государственные структуры с очень скромным бюджетом типа прокуратуры не берут на работу выпускников негосударственных вузов. Что, тут ничего не поделать, естественный отбор?

– Образование – это рынок с так называемой асимметричной информацией. Очень трудно работодателю, не вступив в эту воду, узнать, какое качество образования имеет претендент на вакансию. Либо нужно проводить очень серьезное собеседование, фактически принимать у него экзамены, либо исходить из того, что, например, Юридическая академия нормальное образование давала и дает, «этот вуз я знаю». А другой институт – кот в мешке. Поэтому, конечно, негосударственному вузу приходится зарабатывать серьезное реноме. Ну и точно так же некоторым молодым государственным. Можно сказать, что Международный университет – негосударственный вуз – заработал себе хорошее реноме, ВШЭ – государственный университет – тоже, кто-то не заработал, а кто-то утрачивает.

– А если посмотреть на вузы и их филиалы с точки зрения администрации какого-либо региона: хорошо ли, что разные учебные заведения имеют разный вес? Все-таки сам губернатор часто выстраивает определенную политику в отношении вузов. Здесь не получается рыночных отношений – он кому-то арендную плату может снизить, еще дать какие-либо преимущества. Или вы считаете, что это нормально?

– Некоторое время назад мы сталкивались с ситуацией, когда региональные вузы, советы ректоров вузов встают стеной против филиалов, не допускают их на свою территорию. Можно говорить о том, что это ограничение конкуренции, что это плохо. У них, в свою очередь, тоже есть вполне резонные аргументы, что вот приходит какой-то стоматологический институт и, не имея базы, начинает выдавать дипломы. А вприглядку научить быть зубным врачом, а уж тем более протезистом, нельзя.

– Получается, что качество обучения оценивают ректоры?

– Да. Контраргументом может служить следующее: вот мы, продвинутые вузы, хотим сделать у вас филиал. Мы понимаем, что к нам пойдут, потому что у нас известная марка, а у вас плохое местечковое образование, поэтому вы нас не пускаете. В какой-то мере выбор регионального администратора будет достаточно произвольным, потому что, как я говорила, это рынок с асимметричной информацией. Что такое качество образования, трудно объяснить, в это нужно очень долго вдумываться, серьезно проверять, что часто не делается. Нужно, чтобы была видна материальная база новичка. Если он будет готовить стоматологов, то на чем, какова квалификация преподавателей, какие учебные планы? Это все надо прорабатывать.

– В итоге у нас получается, что мало устроить ребенка учиться, нужно еще и устроить его потом на работу. У нас «пошел» второй рынок – возможность устроить.

– Надо признать, что этот рынок был всегда. Уже с конца 60-х годов детей с помощью репетиторов запихивали в хорошие вузы, а потом нужно было получить для них хорошее распределение. Другое дело, что меняются понятия. Хорошим рабочим местом раньше был академический институт. Или шли в МГИМО, потому что это гарантировало выезд за границу.

Сейчас в регионах некоторые институты пытаются сделать совместные программы с каким-либо из зарубежных вузов. Это не очень распространено, но все же есть. Существуют такие международные программы, как ТАСИС, ТЕМПУС – университетская программа, когда преподаватели или студенты могут поехать по крайней мере на стажировку. В последние пять лет таких проектов было достаточно много, вузы получили возможность ознакомиться с зарубежным опытом. Совместных программ, когда действительно дается диплом западного университета, мало. Я знаю Московскую высшую школу социальных и экономических наук, так называемую школу Шанина. У нее магистратура, и она дает диплом Манчестерского университета. То есть в ней сертифицированные программы, специально отобранные преподаватели и созданы все условия для обучения по западным технологиям.

Негосударственная Российская экономическая школа просто построена по западным образцам. Ребята, которые ее кончают и получают высокий рейтинг, имеют возможность поехать на Запад в аспирантуру. Их приглашают западные университеты, потому что они учились по тем же программам, по которым учатся в западных экономических вузах, или сильно приближенным к ним. Но это нелегко. Один из моих магистров рассказывал, что учиться в аспирантуре за границей на порядок сложнее, чем в России. Потому что много занятий, нужно много читать, многое сдавать, чего у нас практически нет. Здесь философия, английский, основной предмет – сдаются три экзамена, и все. Там же нужно проработать огромный пласт информации для того, чтобы обосновать: то, что ты сделал в диссертации, – это что-то новое.

Я прекрасно знаю, что за границей тоже есть университеты разного уровня, но там, учась в аспирантуре, практически невозможно работать, можно только немного подрабатывать. У нас часто люди идут в аспирантуру и особо не переживают, как защитятся. Они думают о том, как будут работать. В нашей стране аспирантура сильно обесценилась. Сейчас это часто место освобождения от армии. Очень быстро растет число кандидатов, докторов наук. Раньше, вообще говоря, доктор – это был доктор.

Наверное, можно найти еще несколько серьезных вузов, где есть хорошие программы. Но и молодежь уже разобралась, что если МВА, то лучше западный МВА. В России за редчайшим исключением такого уровня нет, он только устанавливается.

Те, кто сейчас может выбирать, где именно учиться за рубежом, тоже выбирают из трех-четырех мест, чтобы получить приличное образование. Причем они едут и платят там большие деньги, отрываясь от нашей жизни на несколько лет. Молодые сами понимают, что после окончания вуза вернутся в совершенно другую страну, а это может помешать их эффективной работе. Поэтому они часто выбирают здешнее образование, но селекция у работодателей уже идет – с каким дипломом специалист считается «настоящим» или «ненастоящим». То есть сейчас рынок становится все более требовательным к уровню квалификации.