В последнее время от людей старшего поколения часто можно услышать такие слова: «Не та нынче молодежь пошла. Мы совсем другими были». Говорят, что современные юноши и девушки сбились с «пути истинного», развращены телевидением и компьютером. Многих шокируют яркие атрибуты молодежного бунта: «ирокез», рваные джинсы, пирсинг. Многим кажется, что мы, молодые, сошли с ума… Как историк, я могу сказать, что в древних текстах часто встречаются негативные оценки поведения молодых людей, моды, новых обычаев. Эта проблема стара, как мир. В то же время очевидно, что в нашу эпоху конфликт поколений стал намного острее, чем раньше. На мой взгляд, он имеет два аспекта: психологический и исторический. Проанализируем проблему с обеих точек зрения.
Как отмечают специалисты, новорожденный младенец не осознает себя. Психологически он – единое целое со своей матерью. По мере взросления малыш начинает ощущать собственную автономность. Как только он научается ходить, с ним происходит настоящая личностная революция.
Приобретенная свобода передвижения формирует чувство независимости. Вместе с тем она таит в себе много опасностей. Заботливые родители начинают настойчиво ограничивать эту новую свободу. Взрослые, выполнявшие до того все малейшие прихоти своего дитя, становятся теперь для него источником фрустрации. Малыш впервые сталкивается с множеством запретов и сопротивляется им изо всех сил. Ребенок начинает понимать, что его воля и воля родителей могут не совпадать. Это способствует более глубокому осознанию им собственной личности и побуждает к бунту как способу утверждения своего «Я». Позже ребенок научится хитрить, идти на компромиссы. Но фрустрационная травма первых лет жизни будет еще очень долго довлеть над ним и толкать его бросить вызов родителям или старшему поколению в целом.
Вторая личностная революция происходит в подростковый период. Появление либидо, проникновение в тайну пола и особенно начало половой жизни создают у тинейджера ложное ощущение собственной взрослости. Это представление о самом себе как о взрослом человеке приходит в противоречие с реальным социальным положением и экономической зависимостью от родителей, что на фоне бурных гормональных изменений порождает новый виток конфликта поколений.
Конфликт этот смягчается, но не исчезает и с вступлением молодого человека в самостоятельную жизнь. Родителям бывает очень сложно перестать опекать его. Их взрослый сын или дочь стараются уйти из-под этой опеки, восстают против нее, часто себе в ущерб. Но только так, наверное, они могут приобрести свободу, которая есть ответственность за себя и своих близких.
Психологический конфликт поколений существовал во все времена, но культурный – присущ лишь Новому и Новейшему времени.
Его нет в древности и Средневековье. Жизнь людей в эти периоды истории подчинялась традиции. Общество ориентировалось на прошлое, на ушедший безвозвратно золотой век. Не было идеи прогресса, новшества осуждались. «Чем древнее, тем правильнее», – писал Блаженный Августин.
Живыми носителями традиции были старики. Много внимания уделялось воспитанию молодежи в духе обычаев, мифов и религии предков. От этого зависело выживание традиционного общества. Поэтому вся культура, все произведения литературы и искусства были проникнуты дидактизмом.
Юношам и девушкам отводилась подчиненная роль. Во всем они должны были поступать так, как велели обычаи и старики.
Нельзя сказать, что не существовало молодежи как социокультурной категории. Во всех традиционных культурах имело место половозрастное разделение труда, особые обряды, инициации, открывающие дорогу во взрослую жизнь. В фольклоре всех наций имелись молодежные песни, танцы, игры. Но все это было органически связано с традицией, а значит, навязывалось молодым предыдущими поколениями.
В XVI веке Европа переживает колоссальный духовный переворот. Речь идет о Реформации – беспрецедентном радикальном разрыве с многовековой католической традицией. Провозгласив очищение христианства от всего языческого, Мартин Лютер и его сторонники (протестанты) создали новую духовность. Она основывалась на идее личных отношений с Богом, в которых нет места никаким посредникам, в том числе и традиции.
Главным орудием Реформации было образование. «Правая рука» Лютера Филипп Меланхтон много времени и сил потратил на создание протестантской школы, в которой сформировалось поколение, свободное от устаревших стереотипов. То был первый этап духовной эмансипации молодежи, положивший начало европейской модернизации. Век спустя протестанты возглавят Великую английскую революцию, казнят короля и заложат фундамент демократизации Европы.
В России реформы Петра Великого породили схожие процессы духовного раскрепощения. Учась за границей, молодые русские дворяне знакомились с новейшими достижениями науки и техники, прогрессивными идеями.
Возвратясь на Родину, эта петровская молодежь заставила Россию встать на путь модернизации.
В XVIII веке уже не протестантские вожди, а философы-просветители стали властителями молодых душ. Их идеи рационализма, естественных прав человека пользовались большой популярностью среди читающей публики. Во Франции поколение, воспитанное на книгах Локка, Вольтера, Руссо, бросило вызов многовековым феодальным устоям. И зашло в этом так далеко, что позволило себе пролить «священную» кровь короля. Могли ли помыслить о чем-нибудь подобном отцы Марата, Дантона, Робеспьера? Конечно, нет.
Великая французская революция была проявлением вовне ментального разрыва поколений, порожденного Просвещением.
Последовавший за революцией XIX век стал периодом невиданного развития науки и техники. Каждое новое поколение становилось свидетелем очередного витка модернизации, новых научных открытий, которые переворачивали старые представления о мире и человеке.
Психологически консервативные «отцы» просто не успевали адаптироваться к новым изменениям, что все более и более отдаляло их от «детей», не испытывавших трудностей в адаптации.
Духовная жизнь XIX века кипела, как вода в котле парового двигателя. Словно из «рога изобилия» сыпались и сменяли друг друга новые идеи, философские учения, молодежные кумиры. Сложно было возникнуть диалогу поколений, если у отцов-кантианцев дети боготворили Гегеля, а внуки зачитывались Шопенгауэром и Ницше. Сложно было верующему католику или протестанту найти общий язык со своим бунтующим сыном – атеистом.
Искусство, как и философия, разрывало генетическую нить европейской духовности. Люди, выросшие один на музыке Бетховена, другой – Вагнера, не просто принадлежали к разным поколениям, но жили в разных мирах! Сравните «Лунную сонату» и прелюдию к «Тристану и Изольде», и эта мысль не покажется невероятной. В первом случае – сентиментальная грусть и ясная созерцательность. Во втором – бунт темных, древних, доличностных сил психики.
В России XIX века образование перестало быть дворянской привилегией. Появилась так называемая разночинная интеллигенция, расширился слой духовной эмансипированной молодежи. Как и в Европе, ускоряется модернизация. Сложности с адаптацией к быстрым изменениям порождают в городской среде ментальный разрыв поколений. Он становится настолько сильным, что заставляет лучшие умы осмысливать происходящее. Пример такого осмысления – бессмертный роман Тургенева.
Конфликт «отцов» и «детей» осложнялся в нашей стране крайне непоследовательной и «половинчатой» политикой реформ. Консервативное и в массе своей ограниченное российское чиновничество боялось преобразований. Шаг вперед, два шага назад – обычный стиль проведения реформ. Такие реформы лишь будоражили образованную общественность и особенно молодежь. Они создавали надежды на свободу и процветание, но не оправдывали их.
В результате среди мыслящих молодых людей распространялся некий «синдром Раскольникова». Российскими радикалами – народовольцами, эсерами, анархистами – двигала та же демоническая сила, что заставила нищего студента убить старуху-процентщицу. Повинуясь той же дьявольской гордыне, эти молодые люди часто ценою своих жизней упорно приближали катастрофу семнадцатого года.
Кровавый XX век сильно изменил духовный облик Европы и России. Первая мировая – самая тяжелая душевная травма европейского общества за последние сто лет. Никогда еще смерть на поле боя не была столь массовой. В одной только Верденской операции погибли около миллиона человек!
Многие ветераны оказались настолько искалечены психологически, что не смогли адаптироваться к мирной жизни. Впервые в истории женщины вынуждены были взвалить на себя груз мужских обязанностей. Они не имели достаточно времени и сил, чтобы заниматься воспитанием детей. Школа находилась в глубоком кризисе. В результате сформировалось поколение, которому никто не помог обрести духовный стержень. Молодые люди жадно искали его в мистицизме, нордических легендах, тайных обществах. Эти метания и поиски породили в конечном итоге фашизм.
Но это же поколение благодаря полной свободе и распространению грамотности стало очень эмансипированным. Молодежь превратилась в самостоятельную социальную силу. Отныне не было такого политического движения, которое не стремилось бы понравиться молодым и склонить их на свою сторону.
Октябрьская революция в России сыграла ту же социокультурную роль, что Первая мировая война в Европе. Большевики первыми в нашей стране выработали продуманную молодежную политику. Однако последствия ее были двоякими. С одной стороны, ликбез рассеял тьму невежества и ужасных средневековых предрассудков, сделал доступными для народа достижения мировой культуры. С другой – новая власть делала все, чтобы оторвать советских юношей и девушек от их национальных и культурных корней. В 20-е годы запрещается преподавание истории (восстановлено в 1936 г.). Зомбированная комиссарами молодежь громит церкви, мечети и синагоги, оскверняет святыни, глумится над верой предков.
Большевики прекрасно осознавали склонность молодых к экстремизму и цинично манипулировали конфликтом «отцов» и «детей». Яркий пример – образ Павлика Морозова. На мой взгляд, этот образ был призван пробудить в массах молодых людей эдипов комплекс – присущую всем мальчикам и юношам бессознательную агрессию, направленную против отца. Кстати сказать, среди соратников Ильича было много горячих поклонников теории З.Фрейда.
Тем не менее эта травматичная для русской культуры политика сделала возможным массовую эмансипацию молодежи. Освобождение от устаревших традиционных стереотипов в немалой степени способствовало успехам СССР в модернизации и превращению его в индустриальную сверхдержаву.
Первая половина XX в. – это период приобретения человечеством тоталитарного опыта. И советский, и нацистский режимы в большей степени ориентировались на молодое поколение, чем современные им демократии. Их идеологии провозглашали создание нового «вида» Homo Sapiens: истинного «чистокровного» арийца или безупречного строителя коммунизма. Молодежь с ее гибкой психикой служила мягкой, податливой «глиной» для формирования нового человека. Поэтому отношение к ней было сверхпатерналистским. О ней много заботились, но любой намек на несогласие с властью жестоко пресекался. Однако тон общения был иным, нежели в традиционном обществе. Вожди не столько поучали молодых, сколько льстили им, внушая популистскую идею о ведущей роли молодежи в строительстве нового общества.
Во второй половине столетия мир переживает фундаментальные изменения. Стремительный рост городов, развитие науки, атомной энергетики, космонавтики. Все это реабилитировало веру в прогресс, подорванную мировыми войнами.
В 60-е годы в Европе и Северной Америке начинает формироваться «общество потребления». Возникают и быстро расширяются «новые средние слои». Они разнообразны по своему происхождению и состоят из людей, занятых в непроизводственной сфере, т.е. трудом, не требующим постоянной мобилизованности коллектива. Это делает «средние слои» аморфными и атомизированными. Распространение их на большую часть населения к 80-м годам делает западные общества мозаичными, сегментизированными.
Одним из таких сегментов социальной мозаики становится молодежь, которая достигает высшей точки духовной эмансипации. Возникает особая молодежная субкультура. Юноши и девушки, до сих пор вынужденные заимствовать у старших поколений культурные коды, теперь самостоятельно формируют собственный духовный мир.
Появляется свой молодежный язык – сленг. Характерно, что сленговые слова и выражения трудно переводимы на «язык взрослых», ибо обозначаемые ими смыслы не имеют аналогов в «культуре отцов». Это собственные коды молодежной субкультуры. Например, непереводимое слово «панк».
Одновременно со сленгом возникают различные стили молодежной музыки и множество неформальных движений. Кардинально пересматриваются взгляды на проблему пола и половой жизни. Сексуальная революция – бунт «детей» против ханжеской пуританской морали «отцов».
В то же время, бурный прогресс породил много страхов и опасений, связанных с состоянием экосистемы, распространением ядерного оружия, растущей пропастью между «богатым Севером» и «бедным Югом».
На мой взгляд, модернизация идет сегодня столь быстрыми темпами, что уже не только «отцы», но и «дети» с трудом к ней адаптируются. Доказательство тому – появление антимодернистских молодежных движений: «хиппи», «раста», «скинхеды», «неоязычники» и т.п. При всей разнице их идеологий все они выступают против прогресса. Это опасная тенденция, над которой нужно задуматься. Возможно, имеет смысл тормозить модернизацию.
В нашей стране молодежная субкультура начинает формироваться в 80-е гг. К этому времени СССР перестал быть классическим пролетарским государством. В крупных городах возникают зачатки постиндустриального общества. В студенческой среде зреет оппозиция навязываемой государством культуре соцреализма. Появляются первые поп- и рок-группы, неформальные движения. Их искусство, идеология и пропагандируемый образ жизни становятся популярными и размывают социокультурное ядро советского общества. Когда слушаешь ранние песни Цоя, Гребенщикова, «Наутилус Помпиллиус», понимаешь, что «революция в умах» произошла уже в те годы. Ей осталось только вылиться на баррикады, что и произошло в августе 1991 года.
Последовавший за тем тяжелый экономический кризис породил больное общество. Молодежь, как и все остальные социальные группы, поражена сегодня всеми возможными социальными язвами: преступностью, наркоманией, нравственной дезориентацией. Гуманитарная катастрофа, вызванная разграблением страны и обнищанием народа, обострила все виды социальных конфликтов, в том числе конфликт поколений.
Вместе с тем современные молодые россияне достигли сегодня максимальной степени эмансипации. Этому способствовало во многом то, что именно молодежь в России активно осваивала в последние годы мировое виртуальное пространство.
Наше общество не просто мозаично (что закономерно в постиндустриальную эпоху). Оно «разорвано». Социальные сегменты слабо взаимодействуют. Наша главная задача, кроме борьбы с нищетой, – формирование культуры диалога. И в первую очередь диалога между «отцами» и «детьми». Ибо ментальная пропасть между поколениями часто заполняется экстремизмом.
Для возникновения такого диалога необходимо, чтобы «отцы» смирились с фактом существования особой молодежной субкультуры и не пытались подстричь молодых под свою гребенку. «Дети» же должны преодолеть позицию однозначного бунта и отрицания «мира взрослых» и выработать готовность к компромиссам с этим миром.
Все это возможно лишь с помощью СМИ, которые обязаны, на мой взгляд, стать своеобразным «переводчиком» для языков двух субкультур.
Наше общество, как и общество других развитых стран, обречено быть плюралистическим. Поэтому оно может быть либо «открытым», либо никаким. Ибо в таком обществе альтернатива диалогу одна – война всех против всех.
Комментарии