Тишина – это самое страшное

Из дневника блокадного мальчика

Этот дневник открывается старинной открыткой, аккуратно приклеенной к самодельной обложке. На открытке – почтальон в полной форме почтового ведомства царской России. В руках его – пачка писем и кожаный портфельчик с золотыми буквами: “Гатчины”. В уголке открытки красными чернилами надпись: “Привет из…”. Если сложить эти слова, получится: “Привет из Гатчины”. Портфельчик можно открыть и вытащить бумажную ленточку фотографий, на которых восемь видов.

На другой стороне обложки наклеены любительские снимки. Тоже гатчинские виды. А если взять в руки лупу, на одном можно разглядеть двух мальчиков в коротких штанишках и сандалиях. Один из них – круглолицый, светловолосый, улыбающийся – автор дневника Дима Афанасьев. В тот год Диме исполнилось десять лет. А через три года, 21 июня 41-го года, он сделает в дневнике первую запись:

“Проснулся рано. Сегодня мы едем в Рождественно (это село в десяти километрах от станции Сиверская, где похоронен наш дедушка, наши прадедушки и прабабушки). Мы часто навещаем эти могилы. Дядя Юра тоже едет с нами. Мама и бабушка сделали бутерброды. Я решил взять с собой фотоаппарат, Юра тоже захватил “Малютку”. В девять часов мы вышли из дома и отправились к Балтийскому вокзалу, там остановка автобуса, идущего в Рождественно. Пришли на вокзал, с’ели эскимо, посмотрели на поезда, на самолеты, поднимающиеся с аэродрома за вокзалом. Потом вышли на площадь и стали ждать…

Дедушкина могила – около самой церкви, в тени кленов и осин. Мама с Аней и дядей Юрой стали красить кресты, а бабушка сажала цветы, которые мы привезли с собой. Я пошел бродить по кладбищу. Есть очень интересные памятники и очень древние. Я вообще очень люблю рассматривать старинные могилы и читать надписи на крестах и памятниках. Попадаются даже смешные. В Гатчине есть памятник с такой надписью: “Говорила тебе я, ты не ешь грибов, Илья, не послушался, покушал, ну теперь вина твоя”.

Домой приехали поздно, в десять часов вечера, но я еще немного посидел во дворе. Уже в двенадцатом часу меня позвали домой пить чай. Юра сегодня много фотографировал, а я почти ничего”.

* * *

Эти первые странички дневника приведены почти полностью, потому что Дима Афанасьев описал последний мирный день. Ведь назавтра началась война. И еще потому, что надо познакомиться с семьей Димы. Упоминания о родных будут встречаться часто.

Итак, семья состоит из шести человек. Старшая – бабушка Мария Евстафьевна, ее дочери – Елена Дмитриевна Афанасьева, мать Димы, и Анна Дмитриевна Монакова, тетя Димы. Обе они – школьные учительницы. Четвертый взрослый член семьи – Юрий Дмитриевич Монаков, дядя Димы, артист одного из ленинградских театров. Есть в семье еще один Юрий – брат Димы. Моложе его на год.

Семья живет в Гатчине, замечательном ленинградском пригороде. Дом старый, но просторный – места хватает всем, поэтому часто наезжают друзья и родственники из Ленинграда. В воскресенье 22 июня, как обычно, ждали гостей.

“22 июня 1941. Вдруг в окошко просунулась голова Вальки Богданова: “Димка, война!” Я сначала не поверил, но по радио передали: “Сегодня утром без об’явления войны германские войска перешли нашу границу, германские самолеты бомбили наши города”. Мама сейчас же убежала в школу, дядя Юра пошел в военный комиссариат. Мы с Юркой побежали во двор.

Во дворе наш управдом Грасильда Мартыновна, мать Вальки, по прозвищу Кот, дала мне противогаз и повязку и велела дежурить у ворот. Когда я стоял на своем посту, многие спрашивали, почему я здесь. И я был первым, кто сообщал им эту суровую новость. По всему городу гремело радио. Видимо, все включили свои репродукторы и ждали известий. Но передавали почему-то только музыку, причем одни марши. Вечером все дома собрались в столовой и обсуждали, что будет дальше.

23 июня. В городе введено военное положение и затемнение. Дома мама и Аня целый день шили шторы на окна из старых одеял. Приказано также все стекла заклеить крест-накрест полосками бумаги. Это защита от взрывной волны. Весь день у военкомата стояла огромная толпа: об’явлена мобилизация военнообязанных 1905-1918 годов рождения. Все ребята весь день толкались у военкомата и в роще. Спать легли поздно. Перед сном читал О.Уайльда.

24 июня. Строили доты в роще на “бабушкиной горушке” и на бетонном леднике у Дома культуры. Вечером гулял с бабушкой по Соловьиной дорожке над Черным озером. И в парке, и в городе тихо-тихо. И даже не верится, что идет война. Вечером мама принесла “Ленинградскую правду”. Получена сводка военных действий. Немцы взяли Брест…

11 ноября. Опять с 2 часов ночи стояли за пайкой. Стояли по очереди. Наконец достали… Но дома не лучше, чем на улице: холод такой же, свет горит слабо, жизнь только на кухне. Как не хочется уходить с кухни! Ждешь, пока погаснет последний огонек в плите…

13 ноября. Очень тяжелый день. Опять сбавили хлеб: рабочим – 300 г, служащим – 150 г, иждивенцам и детям по 150 г.

15 ноября. Весь день мастерил лампочку-коптилку из консервной банки. Мама говорит, что такие коптилки были во время разрухи.

20 ноября. Опять сбавили хлеб. Рабочим – 250 г, всем остальным – по 125.

23 ноября. Читал “Ленинградскую правду”. Там статья профессора Макульского о премьере в Театре комедии “Питомцы славы” (об Отечественной войне 1812 года). Декорации и постановка Акимова. Очень захотелось в театр! В Ленинграде сейчас, оказывается, работают: Театр Ленинского комсомола, Театр имени Ленсовета, Театр музкомедии, Театр комедии, ленинградский Театр драмы и ТЮЗ. А мне казалось, что ничего этого в городе уже нет. Сидим, как кроты, во мраке и холоде, думаем, что и вокруг то же самое. Может быть, только у нас так плохо?..

6 декабря. У нас окончательно перестала идти вода (шла последнее время маленькой струйкой), а на верхние этажи давно не поднимается.

7 декабря. Сейчас вечер, 7 часов. Я сижу за столом в пальто, шапке, рукавицах. На столе мигает коптилка. В ней замерзает масло. Скоро спать. Я теперь ложусь в кровать, не снимая пальто и шапки. Даже под одеялом мерзнут щеки и руки. Сегодня в комнате на столе замерзла вода. Ах, если бы в квартире были печи!..

10 декабря. Ура! Узнал, что вчера наши взяли Тихвин. Видимо, это начало нашего наступления. Ничего, можно здесь, в Ленинграде, все вытерпеть, любые лишения, лишь бы немцев погнали. Писать теперь, наверное, буду совсем мало – нужно экономить бумагу.

22 декабря. Сегодня шел за водой, упал на лестнице и сильно ушибся. Кто-то вылил прямо на ступени парашу, и все замерзло. Теперь ходить просто опасно: окна заросли льдом и инеем, и в темноте лестница каждую минуту преподносит сюрпризы, идешь ощупью, держась за перила.

30 декабря. Сегодня пришло печальное известие: умерла тетя Лиля. Пришла к нам ее соседка сказать об этом… Соседка ждала, что мы ее накормим, но мы ее только напоили кофе и дали лепешечку из кофейной гущи (нас научили их жарить без масла)…

31 декабря. Последний день старого года. Мы с утра растопили буржуйку, нагрели воды и устроили мытье, и даже мама немного постирала. Потом варили новогодний обед: бабушка достала припрятанную гречневую крупу, и был сварен суп, похожий на очень жидкую кашу.

10 января. Бабушка все лежит и чувствует себя неважно. Ослабла. Поили ее остатками кофе. Читал “Бурсу”.

12 января. Был врач. Говорит, что у бабушки дистрофия. У Анечки определили голодный понос. Мама сегодня ходила на рынок. Купила кило хлеба за 500 рублей и обменяла дедушкины часы на две довольно большие луковицы. Вечером мы все с’ели по куску хлеба с тертым луком. Очень вкусно…

15 января. Сегодня было событие. Мама нашла у себя на подушке вошь. Стала чесать нам с Юрой волосы и тоже их обнаружила. Мама чесала весь вечер волосы бабушке и Ане.

24 января. Написал стихи о нас.

Страх и мрак в жилище этом,

Утешение одно –

Час, когда рассветным светом

Вдруг согреется окно.

Милый, раненый, голодный

Град Великого Петра!

* * *

Память! Сохрани навеки

Голод, мрак, снарядов вой –

Все Великие страданья

Над Великою Невой.

25 января. Мы все сегодня не вставали с кроватей. Очень холодно и слабость. У меня очень опухли ноги и болят. Только мама выходила в магазин, стопила буржуйку, чтобы сварить обед. В квартире полная тишина, как в могиле. Темно и холодно. Мы даже коптилку почти не зажигаем. Лежим в темноте. Очень страшно.

27 января. У меня болят и качаются зубы. У Юры тоже. Нужны овощи и лук, а их нет. Скорей бы весна…”

* * *

Так закончился для Димы Афанасьева первый месяц нового 1942 года. Самый страшный месяц блокады: в городе в день умирало до 6 тысяч жителей. Но, несмотря на голод, морозы, житейские трудности, Дима аккуратно вносит в свой дневник события каждого прожитого дня. С середины января, видимо, кончились чернила, и Дима продолжает записывать карандашом. Увеличительное стекло, пробегая по строчкам, чаще всего останавливается на слове “мама”. “Мама ходила за хлебом”, “мама шила нам с Юрой рукавицы на теплой подкладке”. Сам того не замечая, Дима в своем дневнике сложил прекрасную песнь своей матери Елене Дмитриевне Афанасьевой, человеку доброму, деятельному, ответственному и несгибаемому. Именно благодаря ей вся семья пережила страшную зиму.

“3 февраля. Сейчас главное дотянуть до весны: когда будет тепло и солнечный свет, будет гораздо легче.

8 февраля. Сегодня утром к нам зашла тетя Маруся и сказала, что Владимир Петрович умер… Странно. Горя никто не чувствует, не плачет. Но на душе очень тяжело… Просто, как говорит бабушка: “Душа устала страдать”.

13 февраля. Весь день лежал. Сил совсем нет.

15 февраля. Опять лежал. Мама смазывала нам язвы на ногах мазью, которую дала тетя Маруся.

16 февраля. Лежал. Днем мама заставила нас с Юрой встать и чесала нам головы, а потом смазывала керосином, который оказался на донышке лампы, стоявшей на шкафу.

18 февраля. Лежал, но к обеду встал. После обеда сидел на диванчике и читал “Мифы Древней Греции”. Но читал мало, так как быстро устал.

19 февраля. Сегодня днем вдруг неожиданно заговорило радио. Мы сначала даже не поняли, в чем дело, а когда поняли, радости нашей не было конца… Наверное, в ленинградских военных условиях гробовая тишина – это самое страшное. Мама сказала, что ей иногда (особенно по ночам) казалось, что мы последние люди на земле и доживаем последние часы в пустом, замерзшем городе…

26 февраля. Очень сильный мороз, но мама позволила мне выйти на улицу. Очень красиво. В морозной дымке низко над землей висит розово-оранжевое солнце. И все розовое. Кажется, что даже воздух серовато-розовый и пар изо рта – тоже… Пока я стоял, провезли несколько покойников по направлению к Малому проспекту (наверное, в морг). Везут их без гробов, зашитыми в одеяла или простыни, а одного просто на куске фанеры.

8 марта. Мама и Аня пришли из магазина радостные: в городе воскресник по очистке от снега и льда трамвайных путей. В очереди рассказывали, что видели на улицах грузовой трамвай, который не стоял, а ехал. Значит, ток в городе есть. Господи! Неужели жизнь налаживается! Даже не верится… Ходит слух, что летом начнется наше наступление по снятию блокады. А вдруг к осени мы уже вернемся в Гатчину, а 1 сентября, как всегда, пойдем в школу. И буду я снова сидеть на одной парте с Димкой Ткачевым!..

4 апреля. Сегодня была бомбежка с обстрелом. Мама и бабушка нервничали: отвыкли от грохота. Ведь бомбежек не было с января…

5 апреля. Несмотря на все пережитые кошмары, покидаю Ленинград с чувством светлой грусти. Почему-то расставаться жалко. Расстаюсь, как с близким человеком, с которым вместе прожил большой и важный кусок жизни. Увидимся ли мы когда, кто знает?

23 апреля. В 2 часа вернулась с эвакопункта мама, сказала, что наш эшелон отложили на завтра. Все уже уложено, спать легли на вещах… Вечером заходила Лида. Принесла на дорогу сахару. Какой она хороший “человечек”!”

* * *

Так заканчивает Дима Афанасьев свой блокадный дневник. А дальше была эвакуация. Сибирь, Дальний Восток. Возвращение после войны в Ленинград. Учеба в Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е.Репина.

Работал Дмитрий Владимирович художником во многих театрах страны, в том числе в Ленинградском театре имени Ленинского комсомола. Был приглашен Н.А.Акимовым на преподавательскую работу в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии имени Н.К. Черкасова. После смерти Акимова, в 1968 году, возглавил в институте кафедру художественного оформления спектакля, которой заведовал двадцать лет.

Заслуженного деятеля искусств РСФСР профессора Дмитрия Владимировича Афанасьева не стало в 1988 году. Не выдержало сердце…

А через год открылась персональная выставка художника. На ней были представлены эскизы декораций, театральные плакаты, рисунки из альбомов “Жизнь”, иллюстрации к роману М.Булгакова “Мастер и Маргарита”, дружеские шаржи, личные документы, среди них блокадный дневник…

“Мамка, я вернулся…”

Материал подготовлен и прокомментирован

Тамарой СТАЛЕВОЙ