Тихие души. Современное кино исследует мистическую связь человека и природы

Часто ли мы выходим по утрам на балкон, чтобы смягчить свое сердце беззаботным щебетом мелких птах? А обнимаем шершавый ствол дерева, чтобы почувствовать ток соков внутри и на мгновение стать с ним одним целым? Время от времени хорошо бы вспоминать, что мы часть этой планеты. Два недавно вышедших на наши экраны фильма как раз об этом – о непостижимой связи природного и человеческого.

Как и многие любители кино, я ждала российского проката «Овсянок» Алексея Федорченко с нетерпением. Все-таки картина получила на Венецианском биеннале Серебряного льва за операторскую работу и приз ФИПРЕССИ. При этом фильм «Овсянки», который на английский перевели как «Тихие души», получил хороший прокат за рубежом, но, как обычно, не у себя на Родине. А ведь он мог бы быть любопытен широкой публике хотя бы тем, что пытается воссоздать то, чего нам отчаянно не хватает, – национальную идентичность. Пусть и не славянскую, а, толерантно выражаясь, российскую идентичность, но ведь в нашей шири действительно слилось множество народов, традиций и языков. Иные из них растворились почти бесследно,  как меря, или меряне (финно-угорское племя, упомянутое в «Повести временных лет»), описанные автором сценария – казанским писателем Денисом Осокиным. Разумеется, до наших дней обычаи меря не дожили, но Осокин талантливо выдумал этот мир заново. Прибавьте к этому главную тему ленты – любовь. Мирон, директор бумажного комбината в провинции, отдает последний долг любви жене Тане. Он везет покойницу-«веретеницу» в последнее путешествие, чтобы предать ее тело сначала огню, а затем воде. Сопровождающий его сотрудник, писатель-самоучка со странным якобы мерянским именем Аист, попутно вспоминает о любви своего отца к матери. Отец тоже не мог смириться со смертью жены и искал потустороннего соединения с ней. В воде – потому что, если верить рассказчику (Аисту), только в ней меря могут обрести «новое, гибкое, бессмертное тело» и встретиться вновь с умершими любимыми. Ведь у меря нет богов, есть только любовь двух человек, которые существуют друг для друга. Река – женщина – любовь – жизнь – вот главные «столпы веры» героев картины. Женщины в «Овсянках» практически обожествлены, хоть и бессловесны, в основном это кустодиевские венеры в их телесной избыточности. Их языческую, животворящую сакральную сущность герои воспевают языком эпической поэзии: «Женские тела – как реки, уносят все печали». После таких сентенций хочется почитать прозу Дениса Осокина, но фильму, на мой взгляд, эта излишняя литературность вредит, порождая некоторую карикатурность происходящего. Увы, подводят и актеры, не умеющие естественно существовать в реальной среде захолустных городов и русских пейзажей, не выдавая своего театрального опыта. Исключением стала лишь игра Виктора Сухорукова в маленькой роли отца Аиста – слегка юродивого, самобытного поэта: она кажется скупой на лицедейство и блистательно точной. А еще в «Овсянках» хороши женщины (прежде всего Юлия Ауг в роли Тани) и маленькие птички, давшие название фильму. По многим языческим верованиям птицы – олицетворение душ. В этом случае – тихих, внешне невзрачных, в которых живут поэзия, красота и любовь. Тему продолжает и картина австралийки Джули Бертучелли «Дерево», вышедшая в прокат на прошлой неделе. В ее основе – интимное чувство близости ко всему живому, что так ярко проявляется в детстве. После внезапной смерти отца героиня картины, восьмилетняя Симона, переносит все чувства к нему на смоковницу, растущую рядом с домом. В шорохе ветвей этого живописного могучего дерева она слышит его голос.Мать Симоны и еще троих детей Дон (ее играет получившая признание после роли в «Антихристе» фон Триера Шарлотта Генсбур) тяжело переживает потерю мужа. Сначала ее не тревожит увлечение дочери, проводящей почти все свободное время на дереве. Дон и сама приходит к нему… поговорить,  выплескивая свою тоску, одиночество, в надежде получить утешение. Затем героиня находит забвение в романе со своим начальником, но тут от дерева откалывается и падает на ее постель, проломив стену, толстая ветвь. Для Дон это становится знаком, что муж еще не ушел из ее жизни. А после веселого морского уик-энда с новым другом матери, когда об отце на время забывает даже дочь, буйно разросшаяся смоковница окончательно переходит в наступление на дом. Фильм заканчивается полным разрушением. Дома, дерева, прежней жизни. В фильме немало мистики, а точнее, загадок. И главная из них – это тайна связи между человеком и стихийным началом, его подсознательным и надсознательным. Девочка и ее мама вкладывают в образ дерева слишком много своих эмоций, ожиданий, страхов, запретов. Вероятно, дерево должно было рухнуть, чтобы освободить героинь от прошлого, к которому они были слишком привязаны. Пережив символическую смерть  через смерть дерева и дома,  семья смогла обрести шанс на новую жизнь. Жизнь, в которой, по словам авторов «Овсянок», «только любовь не имеет конца».