Тест – не игра “О счастливчик!”, или Почему у нас было тридцатипроцентное образование

Заместитель министра образования России Виктор Болотов, не отвлекаясь на частности, сразу начал с главного:
– Можно назвать три основные причины проведения единого государственного экзамена (ЕГЭ). Во-первых, выпускники школ весной испытывают двойной изнурительный марафон. Они должны параллельно готовиться к выпускным экзаменам в школе и посещать подготовительные курсы для поступления в вуз. Причем и в вузе, и в школе вопросы не должны выходить за пределы школьной программы, и если вдруг такое случается, сдающий вправе их оспорить. Так, спрашивается, зачем проводить два экзамена, проверяющие знания в рамках одной программы? Во-вторых, пятерка по математике в аттестате для разных школ в разных регионах и даже в одном городе может означать оценку совершенно разных знаний. Оценка перестала играть сколько-нибудь объективное значение. Возникла парадоксальная ситуация: выдается государственный документ единого образца, где стоят абсолютно субъективные оценки. В-третьих, сейчас, чтобы поступить в престижный вуз, нужно заниматься на подготовительных курсах этого вуза. Вот, например, в своем интервью зав. кафедрой МИФИ профессор Крючков говорит, что у них есть свои лицеи, подготовительные курсы, пробные экзамены, людей, которые предварительно не занимались, а просто пришли и поступили на технические факультеты МИФИ, – единицы. Это значит, что школьник, живущий в Сибири, находится с москвичами в неравных условиях. У вузов появляются специфические требования, которые нельзя учесть без посещения курсов или репетиторов, и прокуратура постоянно нам на это указывает. Нарушается правило равного конкурса для всех.

– А почему выбрана именно тестовая система оценки знания?

– Когда мы говорим, что оценки, полученные в Чувашии, в Якутии и в Москве, должны быть одними и теми же, то сразу возникает вопрос, как этого добиться. Содержание задания должно быть унифицировано, и комиссия должна работать по единым правилам. Не должно быть произвольно сформулированных задач или тем сочинений. К тому же надо исключить ситуацию субъективизма, когда оценка выставляется в зависимости от того, в какой цвет выкрашены волосы у испытуемого.

– Был ли изучен зарубежный опыт при разработках тестов и опыт какой страны был взят за основу?

– Перед тем как идти на ЕГЭ, мы внимательно изучали опыт проведения экзаменов в Китае, Казахстане, США, Англии и других странах. Везде для определения знаний учащихся используется тестовая форма. При этом надо сразу уяснить, что тест – это не игра “О счастливчик”, в которой даются вопросы с выбором ответов. Слово “тест” английского происхождения, testing означает измерение. Чтобы уйти от установившихся в России за словом “тест” определенных коннотаций, мы назвали тесты контрольно-измерительными материалами (КИМ).

– Какова структура контрольно-измерительных материалов?

– Во всех КИМах, кроме географии, 3 типа вопросов: тип А с выбором правильного ответа из нескольких предложенных, тип В предполагает простой ответ, когда нужно вписать формулу, или слово, или цифру, и тип С – открытое задание, где ученик решает задачу, пишет эссе на заданную тему, т. е. показывает, как он может мыслить. Задания А и В обрабатываются компьютером, С – независимыми экспертами. Оценки отправляются в Федеральный центр тестирования, где высчитываются набранные испытуемым баллы.
– Насколько разработанные КИМы удовлетворяют поставленным задачам?
– При разработке КИМов мы планировали, что 100 баллов за 3 часа сможет набрать 1 человек из 1000, на практике у нас получилось 2 человека из 1000. Но в целом КИМы по естественно-научным дисциплинам особых сомнений у нас не вызывают. Распределение количества баллов идет по кривой Гаусса, то есть оснований для отбора своего абитуриента высшей школе хватает. Гораздо больше сомнений по гуманитарным дисциплинам. В частности, по литературе мы не смогли отобрать сколько-нибудь удобоваримую форму заданий, чтобы можно было говорить о тождественности оценок, полученных в разных школах. Поэтому любимое клише проверяющих: “Тема раскрыта не полностью” – продолжает существовать. Вопрос по литературе остался открытым, часть профессионалов считает, что можно создать соответствующие КИМы, часть считает, что нет. Пока ситуация с КИМами не идеальна, но, с нашей точки зрения, даже те, не самые совершенные тестовые, материалы уже шаг вперед по сравнению с существующим положением. Сейчас мы объявляем новый конкурс на разработку КИМов.

– Значит ли, что содержание школьного обучения теперь изменится, оно будет ориентировано на новую форму и содержание экзамена?

– Давайте так, конечно, школа, как любая система, подстраивается к требованиям. Начну я проверять потолки, значит, они будут белые и светлые. С другой стороны, чего мы хотим? Мы хотим, чтобы по той же математике в свободном доступе, например, в Интернете было 10 тыс. задач, которые потом произвольным образом могут появиться в экзаменационных билетах. Многие говорят, что ребята будут угадывать, но на самом деле угадать так же легко, как выиграть в спортлото.

– Помню в школе мы порой по два часа решали одну задачу и, решив, получали удовлетворение, сейчас же я решу 10 тестовых несложных заданий и больше напрягаться не буду, зная, что других заданий в КИМах не будет.

– В вашем классе все мальчики и девочки получали удовольствие от того, что два часа долбились с одной задачей?

– Ну нет, конечно, я не говорю о всех.
– Тогда что получается? Если я гуманитарий, собираюсь заниматься историей, филологией, два часа решать суперсложную задачу для меня просто потеря времени. Я думаю, что человеку достаточно иметь нормальный культурный базовый уровень, чтобы от слова “логарифм” в обморок не падать, предполагая, что это неприличное слово. Если же ученик из математического класса, то для него в КИМах есть открытые задания из категории С, читатели газеты могут оценить, насколько они “простые”. Кроме того, мы разве отменяем олимпиады, заочные физико-математические школы? Реализоваться ребенку с математическим складом ума всегда будет где.

– А почему в КИМах такая разница в количестве вопросов: математика – 25, русский язык – 35, биология и история – 57, а география – 70?

– Победители среди разработчиков КИМов выбирались по конкурсу. Ими оказались люди из разных регионов – и томичи, и питерцы. В этом году мы не ставили задачи унифицировать требования, но в следующем году приведем все задания к единым требованиям. Что касается географии, то там такое большое количество вопросов объясняется отсутствием открытого задания категории С.

– А как объяснить такой разброс в оценках в пилотных регионах, участвующих в ЕГЭ, ведь КИМы были одинаковы, а в Якутии – 7% отличников по русскому языку, в Ростове – ни одного.

– Сравнивать Якутию и Ростов по знанию русского языка невозможно, потому что люди, сдававшие экзамен, имели разные ориентации и разные мотивации. Можно сравнивать математику Марий Эл и Чувашии, потому что там математика была тотальной для всех выпускников.

– То есть в других регионах не было чистоты эксперимента?

– А мы не ставили в этом году задачи по сравнению качества успеваемости, в этом году мы отрабатывали технологию. Представьте, что в субъекте Федерации надо решить кучу организационных технических проблем, начиная от проблемы секретности, кончая проблемой объективности. В этом году мы ставили один вопрос: готовы ли мы организационно-технически проводить ЕГЭ? Оказалось, что готовы. А если говорить про Ростов и Якутию, то я могу дать несколько вариантов объяснений случившемуся, например: в Ростове ребята поступали в Донской технический университет, а инженерные вузы оценивают знание русского языка, как правило, по бинарной системе – “зачет – незачет”, поэтому ученику важно было всего лишь не получить двойку. В Якутии другая ситуация, там было много специальностей гуманитарного профиля, где русский язык уже с оценкой, поэтому там больше отличников.

– Владимир Филиппов в одном из интервью сказал, что предпочел бы проводить единый экзамен как обыкновенный письменный.

– Вопрос технологичности проверки. Если за каждую сданную работу посадить по одному проверяющему, мы получим опять то же самое, что было у нас все эти годы. Повторяю, вопрос в технологичности. И найти баланс между технологичностью и проверкой способности – это тяжелая задача. Нет ни одной страны, которая отказалась бы от тестовой системы. Задача сделать тесты такими, чтобы полученный сертификат, независимо от того, где сдавались тесты, подтверждал бы освоение определенного материала. Как это сделать? Это задача на десятилетия.

– В свое время вы упоминали о некоем “методическом лобби”, которое не дает сокращать содержательный объем базовых дисциплин, не могли бы вы расшифровать эту ситуацию?

– Представьте, что сидят пять методистов, им предлагается сократить объем задания на 20%, на следующий день они говорят, что вместо сокращения надо еще вот эту формулу, эту теорему и это понятие. Постоянно пытаются расширить содержание изучаемых дисциплин. Кроме того, появляется мода на новые предметы: экономику, право, технологию, экологию и т. д. Но за счет чего? Разгрузки не происходит. Возьмите из минимума содержания общего образования некоторые термины и опросите людей – они их не знают, а иногда даже не слышали, так зачем зря забивать головы? Расширение предмета – это новые учебники, увеличение часов преподавания, а это деньги. И заинтересованность преподающих предмет понятна. За наши последние 25 лет на 25 % расширился объем изучаемого в школе материала. Каждый раз, когда дается методистам задание по сокращению содержания, оно почему-то расширяется.

– Но полученная информация, наверное, не бывает лишней. Она все равно когда-нибудь начнет работать. Даже если мне никогда не понадобятся знания о дождевых червях, интеллектуальный багаж всегда будет со мной.

– Не надо знаний про запас – все не узнаешь и не запомнишь. Надо учиться искать информацию о дождевом черве. Для меня научить ребенка искать информацию гораздо важнее. Надо уметь формулировать вопрос, задание и знать, где и как искать. Будь это компьютерная база данных, энциклопедия или что-то другое. Помните формулу: “Хорошо организованная голова гораздо лучше, чем склад со знаниями”.

– Раз упоминались компьютеры, то как состыкуются ЕГЭ и федеральные программы “Развитие единой образовательной среды” и “Электронная Россия”?

– Уже в будущем году мы будем отрабатывать компьютерное тестирование. В перспективе компьютерное тестирование может выглядеть так: Интернет-кафе на определенное время переходит в режим спецобслуживания, входит ученик, набирает школу, район, фамилию, нажимает ввод, и начинают идти задачи, которые надо решать, потом, выполнив задание, он получает через пять минут распечатку с набранными баллами, на которую ставится печать. Некоторые регионы уже сегодня готовы работать в режиме компьютерного тестирования. Но сразу надо подчеркнуть, что, пока школьник совершенно спокойно не научится работать с клавиатурой, попытка всех поголовно провести через компьютерное тестирование – это утопия. Компьютеризация школ должна решить эту проблему.
– Видимо, очень трудно придется сельским школам.

– Поэтому компьютеризация школ у нас начинается с села. Но надо четко уяснить, что любые сомнения в целесообразности компьютерного метода будут решаться в пользу детей. Пока не будет уверенности, что все владеют компьютером, проводиться компьютерное тестирование не будет либо будет по выбору – кто не может, будет работать с текстовыми бланками.

– Кем финансировалось проведение ЕГЭ? Какое участие в финансировании принял Фонд Сороса?

– На самом деле мы собирали с миру по нитке. Мы обратились и к Фонду Сороса, Фонд Сороса дал нам деньги, за что я им искренне благодарен. ЕГЭ также финансировался из бюджетов субъектов Федерации и федеральной программой развития образования. Деньги шли на разработку КИМов, проведение конкурсов по ним, закупку высокоскоростных сканеров и компьютеров, приобретение лицензионных программных продуктов.

– В будущем планируется финансирование ЕГЭ из федерального бюджета?

– Нет, будет совмещенное многоканальное финансирование. Разработка КИМов и их обработка будут финансироваться на федеральном уровне, а проведение самого ЕГЭ ляжет на плечи бюджетов субъектов Федерации.

– Почему все же так много противников ЕГЭ?

– Тут несколько причин. Народ за последние годы привык, услышав слово “реформа”, хвататься за карман, и его понять можно. Есть и более узкие группы противников реформы. Так, ректоры говорят: “А вы своими тестами проверите то, что мне нужно? Может быть, у вас такие вопросы, как: Волга впадает в Каспийское море или в маразм?” Другие опасаются, что придут тесты из проблемных регионов с “нужными результатами”. Есть и не очень большая группировка, которая кормится вокруг барьера между школой и вузом. Всем знакомы объявления: “Готовлю к поступлению в вуз, поступление гарантирую”. Гарантия, очевидно, подразумевает какие-то “ходы” в этот самый вуз. Этой группировке мы, конечно, сильно насолили.

– В интернетовском журнале “Русский переплет” математик Федор Воронов, преподающий на Западе, пишет: “Куда же вы идете? Западное образование уже двадцать лет несется в пропасть. Единственное, что было у России, – это образование”.

– С одной стороны, его понять можно. Существует риск потерять то, что было у нас хорошее в образовании. А с другой стороны, пусть господин Воронов пойдет в обычную школу и даст обычные задачки, и пусть дети решат. И он будет неприятно поражен, что наши дети почему-то эти задачки не решают. С этим делать что-то нужно или делать вид, что у нас все хорошо, рассказывая, что наши олимпиадники самые лучшие в мире. Да, у нас есть сильные математические классы, но зачем гуманитариям быть сильными в математике и физике? Пусть господин Воронов прорешает публикуемые тесты и скажет, является ли решение этих тестов за 3 часа подтверждением определенного уровня по математике или нет. Мы уже давно делаем вид, что все дети у нас осваивают математику. Учителя делают вид, что они учат, а ученики делают вид, что они учатся. Надо реально оценивать обстановку.

– А реальная ситуация сложилась сейчас или раньше был миф о нашем хорошем образовании?

– Это тема длинного разговора. Наше образование было ориентировано на 30% учеников. Что это значит? Берем учебник математики Колмогорова, 30% осваивают математику, остальные 70% не осваивают. То же самое по учебнику физики Кикоина – 30% и 70%. Наше школьное содержание было сдвинуто к сильным ребятам. А со слабыми происходило: три пишем, два в уме. Поэтому нельзя сказать, что у нас было хорошее или плохое образование, оно было вот такое – тридцатипроцентное. Но общий уровень все же определяется не меньшинством, а большинством.

– Насколько увеличится в следующем году число регионов, участвующих в эксперименте?

– Сейчас о точном числе участников в эксперименте говорить пока рано, мы рассчитываем, что будет до 10 регионов. Недавно вот пришла заявка из Оренбургской области.

Юрий ГОРЮХИН