Теrra Америка. «Все хорошее в этом мире дико и свободно» (Генри Торо)

Продолжение. Начало в №4-7, 9, 10

Водопады Игуасу…Я решил заночевать в сельве неподалеку от водопада. В лесной гуще, под палаточным пологом, завернувшись в спальник, я слышал его грохот. Причем непонятно было: то ли это гром небесный, то ли сотрясение земли. И даже во сне перед глазами стояла панорама низвергающейся с высоты воды. Споткнувшаяся о камни река сначала запенилась, заклокотала, задымилась, потом с ревом, в котором слышалось торжество безысходности, по законам земного притяжения рухнула вниз. Кажется, что она рвет в клочья воздух, рождая новое вещество, которое не имеет ни цвета, ни запаха, ни вообще малейших признаков земного происхождения. Впечатление мощи и красоты природного дива усиливал в полнеба радужный нимб…Я безмерно благодарен дорожной судьбе, которая привела меня к этому южноамериканскому чуду на границе с Бразилией и Аргентиной. Необычные разломы и впадины в земле образовались в этой местности, как считают ученые, около 130‑140 миллионов лет назад. Капля камень точит. Что уже говорить об ударной силе водопада. За последние 20 тысяч лет водные каскады Игуасу переместились на 28 километров в сторону от того места, где находились раньше (недалеко от впадения Игуасу в реку Парану). Название Игуасу с языка гуарани можно перевести как «большая вода». Как рассказывает индейская легенда, однажды бог М’Бой решил жениться на красивой девушке Наипи, которая, в свою очередь, любила храброго молодого воина Тароба. Влюбленные решили бежать, переплыв реку, однако всемогущий М’Бой узнал об этом и, превратившись в огромного змея, сотряс землю могучим ударом. От удара земля провалилась, и на месте реки появились водопады. Тароба бог превратил в пальму, а Наипи – в камень на противоположном от него берегу. Теперь им было предначертано вечно смотреть друг на друга. Впрочем, им иногда удается соприкоснуться. Радуга – это и есть тот мостик, который соединяет дерево и скалу на противоположных берегах. У Наипи и Тароба появляется возможность обнять друг друга. Местные жители убеждены, что водопады Игуасу в Южной Америке появились неспроста. Они являются навеки запечатленной картиной, повествующей об удивительной силе любви, которую не способен уничтожить даже гнев небожителей.Водопады Игуасу – это целая система водных каскадов различной высоты и ширины. «Две сестры», «Адам и Ева», «Рамирес», «Прыжок цветка» («Сальто-Флориано»), «Три мушкетера» – почти у каждого водопада есть свое имя. Самый крупный водяной поток «Глотка дьявола» – огромный 82‑метровый подковообразный водопад шириной 150 метров и длиной 700 метров. Первооткрывателем Игуасу считают испанского конкистадора Альвара Кабеса де Вака, посетившего водопады в 1541 году. Его экспедиция была направлена на поиски мифической страны Эльдорадо. В своих дневниках Кабеса де Вака назвал водопады «значительными» и заметил, что «брызги весьма высоко взлетают над водой». Водонаполнение каскадов напрямую зависит от количества дождей. Если их выпадает недостаточно, крупные водопады разделяются на несколько более мелких потоков. В особо засушливые сезоны водопады пересыхают. В это время становятся видны трещины, ниши, гроты в скалах, до этого скрытые под водяными потоками. Это дало основание считать, что проход в Эльдорадо находится под одним из водопадов. Согласно другому преданию низвергающиеся воды прикрывают вход в пещеру, в которой спрятана чаша с сокровищами прекрасной нимфы. Охраняет ее огромный змей. Аборигены ни за какое вознаграждение не соглашались быть проводниками для приезжих кладоискателей. Водопады привлекли и искателей внеземных цивилизаций, которые полагали, что тут могли обнаружиться базы космических пришельцев.В 2011 году в результате всемирного голосования водопады Игуасу были признаны одним из семи новых чудес природы наряду с Амазонией, бухтой Халонг, островом Комодо и другими природными дивами. Местные власти Бразилии и Аргентины обустроили водопады и сделали их привлекательными для туристов. Наличие большого количества смотровых площадок и мостиков между островками делает возможным наслаждаться видом как отдельных водопадов, так и всей системой.…Энергия, сила стихии – это ее воля и красота. Воля и красота природы. Не всегда и не во всем человеку дано понять это. Чаще не дано. Вернее, наверное, так: природные дива пусть далеко и не всегда перед глазами, но как бы уже привычно и знакомо, это было всегда и есть на всех континентах. Но вдруг, когда сталкиваешься с очередным природным чудом, сначала изумляешься, объятый сомнениями, что все это настоящее, без обмана, ощущение, как будто остановилось и застыло прекрасное мгновение, потом тебя охватывает необъяснимый (впрочем, вполне понятный и объяснимый) восторг – восторг освобождения и открытия. Что нам дано (или не дано?) в городской суете, в квартирных мирках, в толпах, очередях? Дана, безусловно, жизнь. Однако не дано понимание ее сути. Ее основ и тайн. Постигнуть их можно в уединении среди облаков, скал, деревьев, ветров, водных потоков – всего того, что является колыбелью жизни. У дикой природы нет ни цели, ни смысла, ни вектора, ни истины – всего того, чем мы пытаемся объяснить жизнь, с помощью чего определить ее русло и берега. Есть только порыв-движение, звук, цвет, запах. Может, стоит и к жизни так относиться? В том числе и к дороге, которую выбрал.Сельва…Сначала я обратил внимание на яркие бутоны с корневыми отростками, что были воткнуты в отверстия, проделанные в бамбуковых отрезках, торчали из деревянных чашек. Даже принюхался к одному-другому цветку. Запаха так и не разобрал. Что-то резковато-сладковатое, приторное. Потом постучал по развешанным на веревочках разных размеров и форм высушенным декоративным калебасам (тыквам). После этого попробовал натянуть лук. Тугая тетива поддалась с трудом. Наконец очередь дошла до маленькой трубочки. Я вставил в нее стрелку с оперением на конце и с усилием дунул. Стрелка пролетела несколько метров и исчезла в густой траве. Из ближней хижины уже спешили ко мне аборигены. В основном – полуголые дети. Дары сельвы – это их товар.Чужая, другая жизнь обычно скрыта от нашего прямого поверхностного взгляда. И лишь усиленное внимание, терпение, интерес к деталям иногда позволяют удовлетворить любопытство и разглядеть, пощупать суть. Важно при этом оказаться в нужное время в нужном месте. Дорожная обочина как раз и есть то место, а задержки в пути – это время откровений и познания истин. Жизнь сельвы скрыта в густых зарослях, куда трудно пробиться даже воображению. Но иногда она выплескивается на обочину. Вот ребятишки сгрудились возле броненосца, которого переехала машина. Он истекал кровью, но еще дышал, даже пытался ползти. Мальчуган в цветастых трусиках взял его на руки и понес к хижинам. Авось там найдется лекарь, который поможет бедному зверьку. Вот смуглые черноволосые девчонки на полянке играют с коати. На шее у носухи (так еще называют этого представителя енотовидных) повязана красная ленточка. Кстати, один из биологов в связи с развитыми конечностями, социальностью и довольно быстрым привыканием к «человеческим» условиям жизни назвал коати идеальными кандидатами на разумность. Вот хозяин небольшого ранчо (позже я узнал, что он построил его для туристов) прохаживается по двору, держа на руках похожего на ласку зверька. Кинкажу (так на самом деле он называется) вдруг вырывается, вскакивает на багажник моего велосипеда и начинает исследовать рюкзак. Этих экзотических животных многие держат в качестве домашних питомцев. Они, правда, нередко проявляют свой дикий нрав, пуская в ход острые когти. Могут даже укусить хозяев. В сельве кинкажу ведут в основном ночной образ жизни. Их трудно увидеть, зато хорошо слышны пронзительные крики и даже лай. В глубину сельвы я не забирался, устраивал бивак, как правило, рядом с дорогой. Ее привычные голоса, с которыми я сроднился во время путешествия, ночью замолкали, и я оказывался во власти других звуков – чужих, диких и тревожных звуков сельвы.У меня до сих пор в памяти эти картинки, сценки и сюжеты дороги от бразильской границы до аргентинского Посадоса, откуда автобусом я добрался до Буэнос-Айреса. Эта часть Аргентины вдоль Параны между Парагваем и Бразилией покрыта лесом. В южноамериканском варианте это экваториальные влажные джунгли. Сельва. Теrra Америка для меня – это именно ее дебри, ее приключения и чудеса. До сих пор на всех континентах люди не перестают восхищаться южноамериканскими орхидеями, букеты из которых раньше продавались по цене чистокровных скакунов. Именно эти экзотические цветы предлагали проезжим (в том числе и мне) аборигены на обочине. Наверное, местных жителей с полным правом можно назвать охотниками за орхидеями, так как именно это занятие дает им основной заработок. Отростки орхидей торчат из бамбуковых пенальчиков и выдолбленных отрезков пней, возле хижин их просто привязывают к стволам деревьев. Дело в том, что дочери тропических лесов растут не на земле, а поселяются в трещинах коры больших древесных пород, всасывая воду прямо из всегда влажного воздуха сельвы. Добытчики орхидей самой причудливой формы и расцветки часто забираются в глубь джунглей, где опасности подстерегают даже опытных следопытов. Все они обладают навыками верхолазов, добывая цветы на верхних, лучше освещенных солнцем древесных этажах вечно сумрачного тропического леса. Вполне возможно, что рядом с цветочной красавицей на ветке может притаиться пума или удав.…И там, на обочине аргентинской дороги, и под крышей моей городской квартиры я все время задумываюсь: почему мне так интересна дикая жизнь растений, зверей и людей, почему самому часто хочется услышать ее голос, ощутить ее вкус, в конце концов, даже пожить ее реалиями? Наверное, это и игра, и эксперимент, и вызов цивильному миру, и сопротивление его железной компьютерной хватке, и удобство. Да, и оно тоже. Часто на привалах ищу местечко, чтоб и тень была, и тишина, и травка мягкая, и из кружки остатки можно было выплеснуть, не глядя за спину, и, если вдруг захочется, тут же зевнуть и соснуть, и нужду справить, далеко не отходя. Уже вернувшись домой, прочитал у американского философа-романтика Генри Торо: «Все хорошее в этом мире дико и свободно». Вроде ответы нашлись. Но знак вопроса все же остался. И не только для меня.