Теrra Америка. Три тысячи лет назад на берегу Мексиканского залива возникла ольмекская культура

​Продолжение. Начало в №4

«Майская» рапсодияДеревья внезапно расступились, и в сумрачном утреннем свете передо мной вдруг выросла стена. Серо-пятнистая, бородавчато-бугристая, немая плоскость. Однако через мгновение я понял, что передо мной не просто стена, а грань пирамиды. Я подошел к ее подножию и стал по камням карабкаться вверх. Земля медленно удалялась, зато стало приближаться небо с парящими среди редких полупрозрачных облаков орлами.Час назад я въехал в сонный городок Кобу. Сразу направился к музейному комплексу, к которому вели указатели. Даже не пришлось спрашивать дорогу. Охранник сказал, что доступ к пирамидам начнется через час. Естественно, за определенную плату. Я отошел в сторону, пристегнул велосипед к турникету и стал осматривать окрестности. Вскоре обнаружил тропку, ведущую вверх. Скорее всего к пирамидам. Это уже могло оказаться маленьким приключением. И я углубился в джунгли…Двойственное чувство у меня к туристическим изюминкам и музейным диковинкам. С одной стороны, это то, что действительно было, и это часть культуры страны. С другой – это своеобразный рекламный трюк, некое развлечение, местная туристическая завлекаловка. Нередко современное обрамление, упаковка, декоративное оформление артефакта раздражают, ставят под сомнение его подлинность, смазывают, сминают чувство сопричастности деяниям предков, и порою в праздной толпе закрадывается крамольная мысль, что все навязанное тебе былое – это якобы былое, что все, что экспонируется, – это всего лишь додумывание прошлого, его реконструкция, которая не имеет ничего общего с тем, что было на самом деле. Какой же выход? Вроде мимо не пройдешь, не проедешь – не поймут земляки, замучают по приезде вопросами: «Как, ты не видел пирамид…» Юкатан напичкан ими, как арбуз семечками. Многие находятся в джунглях. Но туда не пробраться. Это отдельная тема. В Тулуме (это единственный город майя, построенный на берегу моря и служивший портом) я побродил по пляжу, поразвлекался добыванием сока из кокосов, издали понаблюдал за возвышающимся над морем храмом-пирамидой, святилище на вершине которого служило маяком, потолкался в праздной туристической толпе, даже пристроился к хвосту длинной очереди, что вела к входу в музейный комплекс, и… покатил дальше вглубь Юкатана, в Кобу – следующий музейный центр цивилизации майя. По пути я мог лицезреть ее следы. Это и многочисленные сувенирные лавочки, забитые масками, разных форм абажурами, сплетенными из лиан, глиняными фигурками, изображающими страшненькую сеньору с косой (легкое отношение к вопросам жизни и смерти – наследие древней индейской культуры), и мастера, что выдалбливали, выстругивали из дерева божков, и сами майя – лупоглазые красивенькие детишки, низкорослые, плотно сбитые женщины в расшитых цветастыми узорами платьях, сухонькие беззубые старики с тусклыми лицами. В одном селении под травяной крышей низенькой лачуги я разделил трапезу с местными жителями, в другом поучаствовал в каком-то празднестве, в третьем задержался в домашней велосипедной мастерской, ожидая, пока молодая хозяйка (именно она!) приведет в порядок моего железного коня. Я уже не говорю про ритуальные, под настроение, приветствия, расспросы о дороге, отдых-перекусы возле придорожных харчевен. Это и было (для меня, по крайней мере) живое общение с народом (в том числе и с его историей). Его буднями, заботами, колоритом, модой, настроениями, героями и богами.«Все народы суть люди», – не помню, кто это сказал, но мысль точная. К велосипедному рулю прикреплен флажок, на котором изображен запорожский казак. Это герб моего родного Запорожья. Герб, флаг – это понятно, а вот фигура казака… Встречным я объясняю, что это «украинские майя». Ассоциация срабатывает. Или я думаю, что срабатывает. Три тысячи лет назад на берегу Мексиканского залива, вдоль которого пролег мой путь, возникла ольмекская культура. Ее называют матерью культур Центральной Америки. Ольмеки первыми стали строить пирамиды на Юкатане. «Пирамидальную» эстафету от них приняли майя.Я побывал в Чичен-Ице. Все-таки отдал дань ее знаковой известности. Город основан в VI веке индейцами майя. Памятники этого древнего столичного града (в 2007 году он был признан одним из новых семи чудес света) впечатляют. Главная архитектурная изюминка комплекса – пирамида Пернатого змея (храм Кукулькана). В дни равноденствия солнце так освещает пирамиду, что кажется – по ее граням с небес спускается змей. Туристы (не без подсказки гидов) по-разному выражают свое отношение к святыне: кто молится, кто подпрыгивает, поджимая ноги, кто кружит в хороводе по зеленому полю, кто просто возлежит на травке, наблюдая за любопытными игуанами, выглядывающими из развалин. На территории комплекса расположены храмы воинов и ягуаров, обсерватория, «стадионы» для игры в мяч (среди них самая большая игровая площадка из всех созданных майя), группа тысячи колонн, статуи божеств с характерной стилизацией пластических форм. Билет в прошлое купить невозможно. Но туда можно попытаться пробраться тайными тропами. Что я и сделал. Пирамиды в Кобе поскромнее. Но мое самостоятельное раннее восхождение на одну из них я воспринял как маленький дорожный подвиг, некое преодоление временной преграды, попытку (пусть всего лишь она, тут важны намерение и реализация его) проникновения в историческую запредельность. Кстати, когда спустился вниз и смешался с толпой дисциплинированных туристов, узнал, что с разрешения администрации можно взобраться на одну из пирамид. Восхождение на ее сорокаметровую высоту, даже придерживаясь за веревку, что свисает сверху, для многих, пожалуй, ключевое и наиболее волнующее событие всего мексиканского вояжа. На камнях, отполированных тысячами подошв, не остается следов. Они остаются в памяти.…Нам трудно сегодня понять, как все это воспринималось и использовалось древними майя, какое место занимало в быту, как вписывалось в бытие и отражалось на восприятии мира. Он пока еще никуда не делся. И это радует. И главное, что до наших дней сохранились как пирамиды, так и сами майя. Сохранились и их тайны. До сегодняшнего дня, кстати, в Мексике есть селения майя, которые не подчиняются правительству страны. Я не спрашивал майя о возрасте, как не спрашивали они о нем у меня. Его как бы и нет. Есть время. Вечность. Ею живут горы, леса, реки. И пирамиды. И здешние люди. В глазах встречных майя стеснительный молчаливый, но уверенный, внятный и гордый посыл: «Мы были, мы есть, мы будем».Кукуруза животу не обуза…Артистично и весело это у них получается. Отщипывается кусочек теста, скатывается в шарик, который тут же между ладонями с прихлопываниями, притоптываниями, напевами и смехом превращается в круглую лепешку. Рядом – примитивная печь, представляющая собой сооружение из жердей, верхняя плоскость которого обмазана глиной. Между возвышениями из той же глины, камней, кирпичей разводится огонь, над ним размещается комаля – плоская глиняная сковорода (вместо нее может использоваться просто железный лист). На ней традиционно и пекутся круглые и тонкие кукурузные лепешки – тортийя. На раскаленной глине изделия получаются не такими сухими и хрупкими. Во всех центрально­американских дворцах и хижинах это главная повседневная еда. Для детей и стариков, сеньорит и ковбоев, врачей и учителей, чиновников и мастеровых, бизнесменов и пеонов. Отдыхая на обочинах местных дорог, я одновременно наблюдаю за процессом приготовления лепешек. Иногда и сам становлюсь участником этого действа. По крайней мере проявляю любопытство, интересуюсь технологией, фотографирую. За это меня одаривают двумя-тремя пахучими, горячими, с пылу с жару кругляшами. Вполне достаточно для перекуса…Культура – это все человеческое (слишком человеческое!) вокруг нас. Это весь земной круг человека и даже то, что за его пределами. А начало всему этому – то, что наш далекий предок пропускал сначала через желудок. Хлеб ведь как сегодня, так и в далекой древности всему голова. Речь о самой разнообразной еде. В том числе и о культурах – растениях, к разведению и культивированию которых приложил руку человек. Это дало повод некоторым ученым головам даже назвать американскую цивилизацию кукурузной. Что ж, действительно роль кукурузы-маиса в американской истории трудно переоценить. С высокой долей вероятности можно утверждать, что именно она легла в основу высокопродуктивного земледелия, без которого не могло возникнуть развитое общество. Между прочим одним из центральных божеств ацтеков был бог кукурузы Центеотль.Существует предположение, что кукуруза – самое древнее хлебное растение в мире. Она была введена в культуру 7‑12 тысяч лет назад на территории современной Мексики. До прихода европейцев кукуруза успела распространиться как на юг (Южная Америка), так и на север. Описание разнообразных сортов кукурузы можно встретить в одном древнем трактате.Культура – это и воспитание, и этикет, и мода, и религия, и привычка наполнять желудок определенными продуктами. В том числе и привычка особым манером их обрабатывать, и приготавливать, и потреблять. Может, даже это главное в культурной (так называемой?) жизни многих из нас. Подумалось, что если есть «кукурузная» культура мексиканцев, то почему бы не быть «рисовой» культуре азиатов или «банановой» культуре африканцев… Хлеб – он, конечно, всему голова, но в желудке (а значит, и в голове, и в душе) есть место и другим не менее важным продуктам. Следовательно, можно вести речь и о «шашлычной» культуре кавказцев, «макаронной» культуре итальянцев, «сырной» культуре швейцарцев, «пельменной» культуре сибиряков, «борщевой» культуре украинцев. Рецепту тортийи более трех тысяч лет, но свое название она получила от испанских конкистадоров, которым напоминала традиционное испанское блюдо tortilla – картофельный омлет. Тортийя является основой для многих блюд. Эти лепешки едят просто как хлеб, в них заворачивают начинку (скажем, тертую фасоль).…Кукуруза животу не обуза. Вечером я готовлю кулеш (не забываю про культуру моих днепровских земляков), в который для сытности и вкуса соскребываю зерна с нежных и сочных молодых кукурузных початков. Раздобыть их проще простого – кукурузные плантации встречаются как в Мексике, так и по всей Центральной Америке на каждом шагу. Я возлежу на широком банановом листе, смакую горячее кукурузное варево, закусываю его кукурузной лепешкой. Достаю фляжку, встряхиваю ее, прислушиваясь к музыкальному бульканью внутри. Разные местные напитки там перебывали. В том числе и чича де перуана. Этой маисовой бражкой меня угостили возле перуанской Пьюры в одном придорожном балаганчике. Потреблял я ее из расписной пиалы, сделанной из тыквы. У местных это пото. Как объяснил мне хозяин, так тут называют заднюю часть женского тела, которая так нравится латиноамериканским мачо.Хоть горшком назови…- Ме йаме Владимир!Фраза быстро стала ритуальной. Я повторяю ее по несколько раз в день. «Меня зовут Владимир» – с этого после приветствия начинается любое знакомство. Как правило, собеседник пытается повторить имя. Но у него это плохо получается. Дело в том, что в испанском языке буква «V» в начале слова (имени) произносится, как русская «Б». У латиноамериканцев это происходит путем нажатия верхних зубов на нижнюю губу. При этом также работают голосовые связки и дыхание. Часто мое гордое славянское имя превращается в какое-то жалкое прозвище. Иногда даже с обидным оттенком. Лингвистические потуги собеседника успешно завершаются, когда я прихожу ему на помощь и произношу имя и фамилию российского президента, хорошо (даже очень!) известные всему миру. Ассоциация мгновенно срабатывает, и латиноамериканец, согласно кивая головой, более-менее отчетливо, во всяком случае с пониманием и уважением, произносит мое имя.Но тут неожиданно подает голос моя украинская совесть (если таковая вообще существует), и я гордо заявляю: «Но Путин». Даже на пальцах пытаюсь объяснить конфликт Украины и России. Собеседнику вообще-то нет дела до того, что происходит на другом континенте, за тысячи верст от его дома, но он все равно улыбается, делая вид, что понимает, о чем идет речь. Если наше знакомство продолжается, то проходит какое-то время, и мексиканец (равно как и сальвадорец или перуанец), не утруждая себя произношением моего гордого славянского имени, обращается ко мне просто и привычно: «Эй, Путин!» Я поначалу вроде как обижался на эту «именную» шутку, а потом махнул рукой: «Хоть горшком назови…» И даже напросился какой-то вывод. Очень кстати народная мудрость подбросила и пословицу. Ставь Богу свечку, а черту – две. Так издревле утверждали опытные дорожные скитальцы. На моем пути (за спиной, а еще больше, наверное, впереди) достаточно скользких обочин, выбоин, рытвин, ухабов и прочих «чертороев». Душу нечестивцу продавать не стоит, льстить во всем тоже негоже, однако должное уважение при случае оказать нужно. По крайней мере прояви терпение.Не так легко оборвать, пусть даже мысленную, связь с родным евразийским континентом. Однако что Украина, что Россия в почти космическом далеке от меня, на другой, славянской, стороне планеты. Я продолжаю путь по ней, продолжаю открывать другие страны и себя. И статус путника, бродяги меня заставляет подчиняться другим законам, чтить другие правила, языки и уставы. Это очень важно. Жизненно важно. Тут ведь день, а там ночь, тут зима, а там лето. Как известно, в дороге и врага назовешь родным братом. Это лишь одна из открытых мной дорожных заповедей, по которым мне предстоит жить…Вдоль Карибов не без рыбы…Вечереет. Но прохлады еще не чувствуется. Сиеста продолжается. Солнце в легкой золотистой пелене зависло над океаном. С его просторов возвращаются рыбацкие суденышки. Я тоже спешу к берегу. Ну, во-первых, любопытно потолкаться среди вольного племени, к которому я себя (невольно!) тоже причисляю. «Дорога пиратов» – такое название я прочитал на одном из щитов на обочине шоссе, что, пересекая Юкатан, вело от Карибского моря к Кампече. Этот колониальный городок на западе Юкатана находится на берегу одноименного залива, который входит в огромный Мексиканский залив. Прошлое его вод и всего побережья связано с особой активностью пиратских парусников, дерзких абордажей их команд, стремительных набегов и рейдов вглубь полуострова. Вчера – воля и авантюра, кровь и жестокость. Сегодня… тоже воля и тоже авантюра (оказывается, без них в истории никак не получается), но еще и романтика, игра, туристическая изюминка. Карибы называют колыбелью тропических ураганов и пиратства. Кампече был главным портом Карибского бассейна. Во второй половине XVI века он был захвачен флибустьерами знаменитого пирата Грамона. В связи с этим было развернуто строительство фортификационных сооружений, и уже в начале XVIII века было возведено новое укрепление – шестиугольная стена, включающая восемь бастионов. Со временем часть стены была снесена, чтобы открыть вид на море, а главная площадь была превращена в сад. Но дух той далекой от нас романтической эпохи вольных рыцарей южных морей по-прежнему силен. Он в экспонатах местных музейчиков, убранстве баров и винных погребков, «военной» городской архитектуре. Однако больше всего он ощущается на побережье. В разношерстной рыбацкой толпе, в смуглых, испещренных морщинами и шрамами потных лицах, азартном диковатом блеске глаз, робах с прилипшей чешуей – привкус пиратского прошлого края. Туда тоже пролег мой путь. Путь дорожного рыцаря. Сильно и громко сказано. Согласен, звучит не совсем скромно и театрально. Но ведь подумано-придумано, а тем более сказано. И если считать, что слово не воробей, а, скажем, стремительный сокол или гордый буревестник…Фарт корсара – захваченная добыча, удача рыбака – улов, что оказался в сетях. Я тоже не чужд этому занятию (рыбацкому, разумеется, тут уж без ложной скромности), поэтому мне любопытно, чем одарило море добытчиков. Рыбак рыбака не только видит, но и чувствует издалека. Среди рыбной живности попадаются довольно интересные экземпляры. Вот корзины с «пульпой» – осьминогами, лангустами, крабами, вот разрезанный на куски огромный скат, вот туша тунца, которую и вдвоем не поднять, вот акула с весьма впечатляюще и красноречиво открытой зубастой пастью.Ловят рыбу в основном сетями. Их тут же на берегу и сушат, и довязывают, и ремонтируют. От Кампече я отправился на юг вдоль побережья Мексиканского залива. В одном месте мне встретились рыбачки, вооруженные длинными пиками с резинками на конце. Они ныряли в масках на мелководье и накалывали осьминогов. Довелось и мне поучаствовать в этой забаве. Иначе ее и не назовешь. Так, по крайней мере, мне показалось со стороны. Сам же я, бултыхаясь с маской в заливчике и находясь в плену игрового азарта, воспринял ныряние как разминку, отдых, маленькое приятное дорожное приключение. В ходу у рыбных добытчиков и самодельные деревянные подводные ружья. В основном их используют в реках и на озерах в глубине полуострова. На одном заросшем растительностью водоеме довелось наблюдать колоритную картинку, как местный подводный охотник выслеживал добычу. Разложив на поверхности ветви, он накрывал их черной полиэтиленовой пленкой. Этот искусственно созданный полумрак и прохлада под ней привлекали подводных обитателей. В свою очередь приглушенный рассеянный свет помогал рыбаку лучше разглядеть добычу. Он терпеливо сторожил ее, замерев под пленкой. Для латиноамериканца – это промысел, способ выживания, однако одновременно и веселое, азартное занятие, своеобразная игра. Без нее, кстати, то же выживание, утверждение себя среди себе подобных часто просто лишено смысла.По опыту общения с рыбаками знаю, что они обязательно поделятся уловом. Тем более если поможешь с ним разобраться. Нередко тут же на берегу рыбаки и перекусывают. Готовят рыбу без затей. Ее даже не чистят. Распластывают по животу и запекают на углях. Перепадает и мне лакомых кусочков. Это своеобразный дележ добытого. Порою я чувствую себя его полноправным участником. Мне по праву достанется совсем мало. Пусть всего лишь икринка, перышко, глоток, но это моя законная дорожная добыча. Достается морским волкам, воздается и рыцарям больших и малых сухопутных дорог…Божий дарЯ решил заночевать на окраине мексиканского городка Чабле. Переехал через мост и свернул к реке с быстрым и мутным течением. Пока среди зарослей на берегу выбирал полянку, со стороны океана стала надвигаться черная туча. Что такое тропический ливень, который внезапно накрывает все и вся, я уже испытал, поэтому поспешил вернуться на дорогу в поисках какого-нибудь укрытия. Вообще мне достаточно любой крыши, любого навеса (лишь бы сверху не капало), но если еще будут и стены, то можно считать, что день удался. Дверь в маленьком костеле, что попался мне по пути на окраине селения, была приоткрыта. Я протиснулся внутрь. Перед алтарем вокруг скульптуры Богоматери горели свечи. Внизу прохаживался низенький тощенький человечек в потрепанной одежонке. Он ничуть не удивился моему появлению и, когда я поздоровался и попросил приютить меня, воздел руки и радостно воскликнул: «Диос!» По-испански это «Бог». Легко или трудно им быть, не знаю, но то, что это было первое слово, с каким обратился ко мне мексиканец (им оказался местный церковный служитель, может, даже пастор), ко многому обязывало. И его, и меня.С молчаливого согласия человечка я закатил велосипед внутрь и прислонил его к стене, размалеванной сценками из жития святых. В их компании мне впервые предстояло провести ночь. Служитель местного культа улыбнулся и одобрительно закивал головой: «Диос, Диос!» Потом он вдруг незаметно и бесшумно куда-то исчез. На дворе быстро темнело. Дождь вроде прошел стороной, но ветер не утихал. Я стал сдвигать скамьи, сотворяя из них ночное ложе. В это время появился маленький хозяин храма с подносом, уставленным тарелками. Одна наполненная рисом и фасолью (традиционное местное кулинарное сочетание), другая – с горкой свежих кукурузных лепешек. Пастор поставил на скамью поднос и воздел руку к потолку, на котором были изображены белые облака и крылатые ангелочки. «Диос!» – сказал он торжественно. Я понял (окончательно понял!), что и этот ночлег, и эту еду, и эту встречу, и даже дорогу, которая привела меня к храму, даровало мне небо. Или все-таки дорожная судьба? Так или иначе, но благодарность я высказал мексиканцу. Все-таки человеком быть не легче, чем Богом.Окончательно стемнело. Пастор не стал тушить свечи. Чтобы я чувствовал себя комфортнее, он даже включил вентилятор. Правда, ночью он нагнал комаров. Пришлось со скамьи переместиться на пол, где было прохладнее. Через полчаса сквозь сон я услышал какое-то чавканье. Открыл глаза и увидел большую жабу, которая, выпучив глаза, приготовилась перепрыгнуть через меня. Как она оказалась здесь? Наверное, заползла через порог, когда я выскакивал на улицу справить нужду. Что ж, Бог-Диос привечает в своей обители не только людей.…Всякая реальность нашего бытия, сюжетно и тематически оформленная, включает в себя множество сущностей. Порою очень хитро сплетенных и даже враждебных друг другу. Таков клубок жизни. И часто, имея дело (а таки вынуждены иметь) с той или иной, возможно, даже чуждой нам реальностью и даже делая вид, что мы принимаем ее (куда же денешься, если принимают все), мы на самом деле отдаем дань составляющим ее отдельным сущностям. И отношение к ним может быть разным в зависимости от множества причин. С детства (советского, городского) как-то не сложились мои отношения с Богом и теми, кто якобы представляет его на земле. Не разумел и не понимал. Но постранствовал по белу свету (вот даже в Америку занесло), что-то взял в голову, что-то отозвалось в душе, во что-то поверил, даже толком не разумея, и многое пришлось принять. Мое отношение к разным верам и религиям, их древним и новым культам не мешает мне отдыхать, пережидать непогоду под сводами какой-нибудь сельской часовенки, слушая органную музыку, отвлекаться от мирской суеты и житейских забот, присматриваться к храмовой архитектуре и отдавать должное работе мастера, любоваться росписями, в конце концов, если вынуждают обстоятельства, вкушать «едомные» божьи дары (даже в виде просвирки, манны небесной или банальной яичницы), принимать помощь священнослужителя.…Под утро свечи догорели. Я быстро собрал вещи, выкатил велосипед и, тихо притворив за собой дверь, отправился дальше. Селение еще спало. Меня никто не провожал. В этом и не было необходимости. Я точно знал, был уверен, что здесь, на другом континенте, под другими звездами, защиту и крышу над головой всегда найду. Пусть даже и спутаю божий дар с яичницей.