Теrra Америка. Любая дорога – твой жизненный путь

Окончание. Начало в №4-7, 9-11

В ритме танцаМеня вовлекли в круг танцующих, и я завертелся-закружился в вихрях уличной пляски. Ее ритмы взбодрили, быстро прогнали сонливое состояние. Мой велосипед терпеливо дожидался меня в пальмовой тени. Я изредка бросал на него взгляды (такая выработалась уже привычка), и мне казалось, что мой порядком уставший железный конь тоже бьет копытом. Притоптывание, прихлопывание, подпрыгивание, скольжение, телесные качи и повороты, подергивание плечами, прокручивание тазом – в калейдоскопе этих па я отрешился от времени и места действия. Так было и в Мексике, и в Сальвадоре, и в Перу, и в Аргентине.Самба, ча-ча-ча, румба, джайв, пасодобль, танго – кажется, я пропустил через себя всю танцующую Латинскую Америку. Причем, как правило, танцплощадкой по пути становилась любая открытая кафешка, городской сквер, базарная площадь, двор фазенды или пляж. В природе все подчинено ритмам. Ими жив и человек. Речь не только об американском континенте. Однако в первую очередь все-таки о нем. Очень часто тут внезапные ливни, смерчи, ураганы, подземные толчки нарушают ритмы и циклы всего сущего вокруг. Человек тоже сбивается с привычного ритма. Тогда он, латиноамериканец, прибегает к танцевальным ритмам. Именно они возвращают соразмерность, равновесие и гармонию жизни.Одна моя знакомая, которая увлекается танго, попросила привезти из Аргентины веер. «Сходи на милонгу. Там она везде. Там все танцуют», – сказала она. Милонга – это танцевальная вечеринка. Такое у нас о них представление: там, за океаном, вблизи экватора, вечное лето, почти дармовое фруктовое изобилие и сплошной праздник. Там везде милонга, и все танцуют если не танго, то румбу обязательно. Что ж, действительно настоящий мачо должен быть тангеросом. И действительно, в Южной Америке много и ярко танцуют (не обязательно, кстати, это может быть милонга). Танец для латиноамериканца – это хмельное, игристое, заздравное вино истины. Но вот, хлебнув этого напитка и покинув танцевальный круг, я снова сажусь в седло и отправляюсь в путь. Вхожу в привычный походный ритм. И передо мной день за днем на обочинах дороги творится здешнее бытие. Латиноамериканцы громко веселятся и предаются пляскам, однако еще и трудятся. Много и упорно. Поэтому, кстати, и танцуют. Иногда.…Знакомая продолжает танцевать аргентинское танго. Однако без ве­ера, который, увы, я ей так и не привез. Впрочем, у нее даже без него все получается достойно и красиво. В танцах и в жизни.Украйниана…Границу между Перу и Бразилией я пересекал уже в темноте. Пришлось изрядно поволноваться: во-первых, пересечение любой границы – это как бы шаг по ту сторону, в неизвестность, во-вторых, в это вечернее время пограничный пункт мог не работать, в-третьих, штамп о выезде из Перу мне поставили тысячей километров южнее в районе озера Титикака, откуда я собирался отправиться в Боливию, по правилам же перуанская отметка в паспорте должна была стоять непосредственно в том месте, где я собирался въехать в Бразилию. Дюжий бразильский пограничный страж – бритый наголо, весь в черном, в массивных очках с поломанной дужкой, плотно сидевших на мясистом носу, – долго вертел паспорт в руках, внимательно изучая каждую страничку. Конечно же, как я и предполагал, обратил внимание на штамп и вопросительно посмотрел на меня. И, конечно же, я прочитал в его глазах сомнение: государственное ли это преступление или простительная оплошность. Он даже попытался изложить это мне на довольно приличном английском языке. Я стоял и ждал решения. В это время открылась боковая дверь, и за барьером вырос не менее дюжий (их, наверное, здесь всех по росту подбирали) молодой полицейский. Он глянул на обложку паспорта и улыбнулся: «Дякую!» Немного подумал и с той же улыбкой добавил: «На добранич!» Это и все, что знал полицейский, дальние предки которого переехали из Украины в Бразилию, по-украински. Однако именно это (в тот момент я подумал, что именно это) и помогло разрядить ситуацию. Пограничный страж тоже изобразил какое-то подобие улыбки и решительно поставил въездной штамп в паспорт. Правда, при этом не преминул добавить: «Но в следующий раз…» На каком туманном берегу и с какими намерениями я окажусь в следующий раз, неизвестно. В этот поздний час мне предстояло сделать следующий точно определенный и уже выверенный опытом шаг. Через границу. Путь в Бразилию и дальше в Аргентину мне открыло родное украинское «дякую». Высказали благодарность мне, мысленно и я поблагодарил свою далекую родину, земляка-бразильца и, конечно же, дорожную судьбу, которая никогда меня не подводила.…В моем походном багаже нашлось местечко для стопки сувенирных открыток с изображением украинской хаты-мазанки. Это и подарок стражу порядка, который подробно объяснил дорогу, и благодарность за ночлег и еду, и «пропина» (чаевые) продавцу, и комплимент красавице-креолке, и повод для знакомства, и способ удовлетворить любопытство, войти в доверие, и своеобразная верительная грамота для общения с чиновником. «Это твой дом?» – обычный вопрос после вручения сувенира. «Нет, – честно отвечаю я. – Это моя Украина». Собеседник улыбается и повторяет: «Украйниано!» Не утверждаю, что точно так в устах латиноамериканца звучит название моей страны, но мне слышится именно это нежное, напевное и романтическое – Украйниана! Иногда мне кажется, что это некая земля обетованная, которую я всю жизнь искал, куда стремился вернуться после странствий по чужбине. И вот судьба снова забросила меня в дальние «белаарапские» края. Моя добровольная робинзонада длится уже почти три месяца. Terra Америка – дивная, красивая земля. Но, увы, чужая, не моя. Я сижу на пляже под пальмой и всматриваюсь в океанскую даль. Жду, когда к моему острову ветер принесет парусник с желто-голубым прапорцом на мачте. Вдалеке мелькают яхты и бригантины. Это их ветрено-водная стихия. Но парусника под названием «Украйниана» все нет и нет. В других морях по-прежнему «он, мятежный, ищет бури». Есть ли в них покой или что-то другое – замечательное, волнующее, а главное – притягивающее, неизвестно. Но моя страна с красивым романтическим названием по-прежнему болтается в бурных и мутных водах. В чем-то наши судьбы схожи. И все же, я уверен, наши пути сойдутся. Даже если буря продолжится…Буэнос-Айрес. Дорога домой…Я задирал голову в небеса, разглядывая парящие в облаках верхушки зданий, катил велосипед мимо стеклянных витрин, наблюдая за своим расплывчатым исковерканным двойником, бродил по солнечным набережным и тесным улочкам этого удивительного южноамериканского города и никак не мог понять, где я и что со мной. Вроде путешествие закончилось, вроде позади горы, вулканы, пустыни, джунгли. Но такое впечатление, что я посреди огромной и дикой пустоши, что вокруг меня все та же американская terra incognita и мне предстояло открыть ее. Однако сначала нужно было подумать о еде и о ночлеге.Мой дорожный быт (чужой, кстати, тоже) – это повседневная дорожная насущность, и очень часто это едва ли не единственный смысл дорожного бытия. Однако дело в том, что в городе дорога как бы пропадает, исчезает, растекается по площадям, скверам и улицам, растворяется на перекрестках, обрывается в тупичках и дворовых закоулках. И ты уже живешь по другим законам. Вынужден жить-выживать. И все же я пытаюсь соблюсти свой дорожный статус, продлить его хотя бы до отлета самолета.В общественном бесплатном туалете на набережной реки Дарсена Сур (собственно, это не река, а канал в прибрежной части города, перерезанный мостами) привел себя в порядок, в ресторанчике на набережной попросил кипятка, и вот сижу на чугунной тумбе, грызу сухарь, обрезаю заплесневелый кусочек сыра, жую чеснок и потягиваю ароматный бразильский кофеек. На улице не жарко и не холодно. Сентябрь, послевкусие лета, это правда, у нас, здесь же, вблизи экватора, – весна, предвкусие лета. Впрочем, пальмы и цветы на улицах, соседствующие с озябшими голыми и покрытыми нежной молодой листвой деревьями, говорят не о цикле, очередности времен года, а об их смеси. Возникает иллюзия одного времени, извечного круговорота всего и все. Передо мной на вечном приколе огромный парусник. Когда-то часть корабельной армады, которая бороздила Мировой океан, сегодня это музейный экспонат. Для меня – часть моей дороги, ее продолжение. Впрочем, нужно было думать и о гавани. Ее я нашел в небольшом сквере. Под вечер просто катался по городу, выискивая, где среди кустов, под мостами, рядом со складами можно было бы затаиться на ночь, и в маленьком сквере увидел скопление грузовых фур. Их место постоя – это и моя гавань, мой дорожный бивак. Вечерняя трапеза состоялась в кругу дальнобойщиков, а ночь я провел в спальнике на зеленой травке под пальмовым опахалом. Это почти в центре аргентинской столицы. На следующий день я вылетел домой. Это был своеобразный самолетный прыжок через океан. Акт почти одномоментный. По крайней мере, таким я воспринял этот полет.…Состоялось или нет мое открытие Америки, ее сегодняшних реалий? А что во мне открылось, изменилось? Цену и значимость многих событий и поступков мы часто осознаем на некотором (часто довольно значительном) временном и пространственном удалении от места и факта их свершения. Это как бы продолжение уже состоявшегося (точно состоявшегося!) путешествия. Маршрут, правда, может быть другим. Любая дорога – это твой жизненный путь. Даже если ты не осознаешь этого, даже если попутье выбрано не тобой, если свершается вопреки обстоятельствам и против твоих желаний и воли.