Теория свободного образования

Продолжение. Начало в №42-50

Из глубины веков до нас дошли имена великих свободоборцев, взгляды которых порой различались, но сходились в одном: человек должен иметь право на образование, выбор труда и мировоззрения. Томас Мор, Франсуа Вольтер, Шарль Фурье, Роберт ­Оуэн – эти имена стали символом свободы, все они прописаны в пантеоне истории. Стоит ли удивляться, что идея свободы владела и умами классиков педагогики, которые связывали с понятием «свободное образование» движение к идеалу школы, где нет места принуждению и насилию.

Жан Жак Руссо, автор одной из первых книг о свободе образования и воспитания («Эмиль, или О воспитании»), призывал педагога быть терпеливым и настойчивым, никогда не «ломать» ребенка.

Нилл Сазерленд, основатель школы Саммерхилла (городок близ Лондона), вспоминал: «У нас была одна ведущая идея: школа должна подходить детям, а не наоборот – дети школе». Вся идея Саммерхилла состоит в освобождении: разрешить ребенку следовать своим естественным интересам.

Бертран Рассел, британский философ, нобелевский лауреат, которого называли Вольтером в образовании, открыл школу для проблемных детей (1929 г.). Образование стало одним из основных препятствий к свободе мысли, отмечал он, объясняя такой парадокс тем, что «государство присвоило себе монополию в этом вопросе».

Франсиско Феррер – испанский анархист, требовавший автономии школы от государства и права сообществ родителей, учащихся и учителей определять содержание образования. Под влиянием его идей дочь французского миллионера Эрнестина Менье завещала ему свое состояние, на которое он основал в Барселоне «Современную школу». Ее миссию он выражал так: «В яйце находится зародыш: по законам природы он должен расколоть скорлупу, но этого не произойдет, если яйцо не будет помещено в должную температуру». Заметим, образ цыпленка, самостоятельно разбивающего скорлупу для выхода в жизнь, более привлекателен, нежели употребляемый в российской педагогике штамп «ученик – факел, который надо зажечь», не говоря уже о «пустом сосуде, который надо наполнить».

Идея свободной школы прослеживается в трудах русских классиков педагогики Петра Каптерева, Станислава Шацкого, Константина Вентцеля. Наиболее ярким и авторитетным ее сторонником признается Лев Толстой. «Бог един, и Толстой пророк Его по педагогическим вопросам», – иронизировал Петр Каптерев. Рождение идеи свободного образования он ревниво считал продуктом эпохи, освободившей Россию от крепостного права, а не «созданием ума Толстого», который только «сформулировал эти мысли, прибавив, конечно, кое-что и от себя». Пожалуй, здесь Каптерев прав, великие идеи рождаются великими эпохами, классикам дано лишь их выразить. Что тоже непросто.

Посещение учебных заведений Европы, где Толстой провел свыше года, породило у него мысль о недопустимости «принудительности школы, которая до сей поры всею силою тяготеет над народом». Осуждая авторитарную методику обучения, он называет знаменитого немецкого педагога Адольфа Дистервега «сухим педантом, который учил и воспитывал детей по раз определенным и неизменным правилам».

Беспокойные размышления об образовании Толстой выразил в резкой статье «О народном образовании», которой открылся первый номер (1860 г.) созданного им педагогического журнала «Ясная Поляна». «Что и говорить о нашем отечестве, – писал он, – где народ еще большею частью озлоблен против мысли о школе, где все школы существуют только под условием приманки чина и вытекающих из него выгод. Такая школа порождает отвращение к образованию, приучает к лицемерию и обману».

Толстой настойчиво отыскивал в теории и опыте, в том числе социалистов-утопистов, мысль об освобождении образования от принуждения. В своих статьях он поминает просветителей «от Платона и до Канта», высоко оценивая их как педагогов, чей метод обучения – равноправный диалог, и провозглашает: «Критериум педагогики есть только один – свобода». В этом весь Толстой, устремленный к идее свободы и человеческого права от природы.

Толстой – автор учебников для младших школьников, его «Азбука» и «Книги для чтения» наряду с «Родным словом» Ушинского были самыми востребованными книгами в земских школах. Он создатель первой в России школы свободного образования, где были устранены взыскания и наказания. Занятия в них (по примеру Платона) строились на основе «свободных диалогов» учителя с учениками, обсуждения художественных рассказов. Требований к обязательному посещению школы не было, но дети охотно приходили туда, а занятия настолько увлекали, что они не хотели уходить домой. Из собственного педагогического опыта Толстой выводит формулу свободного образования: «Пускай учат, насколько умеют, пускай учатся, насколько хотят». Формула несколько вольная, не доведенная до научного блеска и вызвавшая множество критических стрел.

Вывод Толстого утонул в исторических публикациях прошлого века как несущественный, а для кого-то и сомнительный. Однако не так давно он ожил в исследованиях ученых Высшей школы экономики, которые установили, что вовлеченность в образовательный процесс обусловлена не только и не столько познавательным, но в большей степени эмоциональным компонентом. «Эмоциональный компонент вносит больше вклада. Детям нужно чувствовать себя счастливо и комфортно в школе», – утверждает автор исследования Мари Арсалиду. Свежий и неплохой аргумент в пользу движения к мотивации и свободе образования, в защиту идей Толстого.

Свой смысл вкладывал Толстой и в понятие «народное образование», которое понимал как свободное от влияния государства. «Народное образование, – утверждал он, еще не начиналось и никогда не начнется, ежели правительство будет заведовать им… Нужно, чтобы оно было передано в руки общества». За этой мыслью стоят не вопросы управления образованием, а его содержание. Для нашего времени звучит странно, даже протестно, вызывающе, крамольно. Но, заметим, подобную крамолу «несли» Петр Каптерев, Бертран Рассел и много других сторонников свободного образования.

Было бы ошибкой по сложившейся инерции осудить радикальность оценок классиков педагогики, отбросить их без попытки осмыслить применительно к нашему времени. Тем более что подобные оценки разделяются современными учеными. Авторы памфлета «Гуманистическая педагогика: XXI век» академики РАО Александр Асмолов, Владимир Собкин в соавторстве с известными педагогами и в полной гармонии со своими историческими предшественниками заявляют: «Голос ученика необходим в постановке целей и определении средств образования. Недопустима ложная стандартизация, когда ученика подгоняют под образовательную схему, а не схему настраивают под ученика». По сути, здесь легко обнаруживается повторение критической мысли Толстого: «Наша школа учреждается не так, чтобы детям было удобно учиться, но так, чтобы учителям было удобно учить». Голос ученых нескольких поколений так и не услышан. Пора говорить громче и по точному адресу, еще лучше – по персоналиям противников раскрепощения образования, число которых не убывает.

Были и после Толстого эксперименты по созданию модели свободной школы в России. В октябре 1918 года при внедрении навязанного школе Надеждой Крупской так называемого трудового метода обучения детям разрешили «учиться всем предметам, гуляя, коллекционируя, рисуя, фотографируя, моделируя, лепя, склеивая из картона, словом играя. Не обязательными признавались домашние задания, запрещались экзамены». Эксперимент быстро провалился, но был поучителен – он показал невозможность вписать модель свободного образования в автократическую систему управления. Наверное, его и сейчас тормозят подобные причины.

Проблески идеи свободной школы нет-нет да и пробиваются сегодня не только в трудах ученых, но и в нормативных документах, в официальных выступлениях. Скорее как дань свободе слова, но не свободе образования. «Ценность самореализации является главной ценностью молодого человека», – заметил первый замглавы Администрации Президента РФ Сергей Кириенко и призвал «школы работать на языке молодых». Но одновременно расширяется запретительная практика, идут блокировка позволенного статьей 13 Конституции идеологического разнообразия, навязывание стандартных образцов мышления. Статья 48 (п. 3) Закона «Об образовании в РФ» запрещает педагогам «сообщение обучающимся недостоверных сведений об исторических, национальных, религиозных и культурных традициях народов», что исключает возможность изложения противоречивых, но реально существующих взглядов.

Апогеем административного инструментария можно назвать направленный учителям школ Санкт-Петербурга «Алгоритм действий классных руководителей и социальных педагогов по уведомлению правоохранительных органов…», согласно которому учитель обязан отслеживать призывы в соцсетях своего ученика, делать скриншот и писать записку директору школы, который должен обратиться в полицию или центр «Э». Вместо обучения с детства гражданским правам мы воспитываем молодежь на запретах. По уму наше начальство не должно бы на это идти, понимая, что тем самым образовательная система останавливает свою эволюцию и способна лишь к стагнации. Но идет, потому как управлять запретами проще и привычнее.

Классики педагогики осознавали сложности движения образования к провозглашаемой ими свободе. «Едва ли еще через сто лет, – прогнозировал Толстой, – вырастут свободно сложившиеся заведения, имеющие своим основанием свободу учащегося поколения». Прошло в полтора раза больше отпущенного им срока, идеи и опыт педагогических свободоборцев в России по-прежнему относят к утопиям романтической наивности, не удостаивая углубленного анализа и лишь снисходительно упоминая их труды в сносках научных монографий.

Лев Николаевич был сложной, самокопающейся личностью и принимал лишь то, во что верил. Но если верил, то не скрывал внутри, а выплескивал наружу без расчета последствий. Авторитет Толстого был высок и непререкаем, сказанное им воспринималось как пророческое, неоспоримое. В «Дневнике» издателя влиятельной газеты «Новое время» Д.Суворина читаем: «Два царя у нас: Николай II и Лев Толстой. Кто из них сильнее? Николай II ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон, тогда как Толстой, несомненно, колеблет трон Николая и его династии… Попробуй кто тронуть Толстого. Весь мир закричит, и наша администрация поджимает хвост». Жаль, что таких людей еще не родила Россия ХХI века.

Толстой и другие мыслители прошлого указали вектор будущего образования: к обучению и воспитанию без принуждения. По мере развития общество будет все активнее заявлять свои права на содержание образования и воспитания, оттесняя от этого государственные структуры и ведомства. Когда Россия в полной мере воспримет идеи свободного образования, можно только гадать. Но и это уже дает побудительный толчок к размышлению.

Читайте в следующем номере очерк Игоря Смирнова «Возвращение к детдому. На педагогических «граблях» Екатерины II».

Игорь СМИРНОВ, доктор философских наук, член-корреспондент РАО