Тема

Бессилие деклараций и сила вещей

Бесспорно, главное лицо на методической кухне – сам учитель. Но, увы, очень многое зависит не только и даже порой не столько от него, а от того, что от него требуют общество, время, обстановка; от того социального заказа, который диктует ему выбор продуктов и способ их приготовления и само меню. О тех, кто, как говорится, заказывает педагогическую музыку, и пойдет у нас речь.

четвертом номере журнала “Литература в школе” опубликовано решение коллегии Министерства образования Российской Федерации “О развитии литературного образования в общеобразовательных учреждениях”. Того министерства уже нет, но решения этого никто не отменял, и люди, его подготовившие, продолжают работать уже в новом министерстве. Так что есть смысл об этом решении сказать. Тем более что говорить мы будем не только, да и не столько о нем самом, сколько о вещах общепринципиальных и очень важных.

“…литературе как одной из форм искусства принадлежит исключительная роль в конструировании и познании миров, переживаемых человечеством в ходе своей духовной эволюции. В связи с этим разработка методологии и методики преподавания литературы как учебной дисциплины во многом определяет эволюцию всей методики образования, подготавливая переход от традиционной парадигмы “знаний, умений, навыков” – к парадигме “развивающего образования”, “от логики наукознания – к логике культуры”. Мне близок этот центральный тезис решения коллегии: почти сорок лет я выступаю против превращения литературы в школе в сумму формализованных знаний. Для меня всегда школьник на уроке литературы не только и не столько ученик, сколько человек, личность. Но декларации и лозунги так и остаются бессильными декларациями и лозунгами, если их не укрепляет то, что Пушкин назвал “силой вещей”.

Прежде всего обратимся к школьным выпускным и вузовским вступительным сочинениям по литературе. Вряд ли нужно убеждать в том, что учитель не может не считаться с тем, как оценивают работу его учеников и его самого. Больше того: учитель вынужден подстраиваться к экзаменационным критериям, часто при этом наступая на горло собственной песне.

Мне уже не раз приходилось писать о потоке всякого рода сборников готовых текстов сочинений для оканчивающих и поступающих. Не буду повторяться. Школу вновь, как в самые худшие времена, захлестывает волна словоблудия и пустословия, фарисейства и лжи. “Чувства добрые” русской литературы становятся разменной монетой.

И все это под медные трубы о новаторах и новаторстве, инновациях и инноваторах, даже о бархатной революции в преподавании литературы. Я достаточно хорошо знаю то умное, светлое, новое, что пришло в школу с первыми глотками свободы. Но я не могу не видеть и те глубинные процессы дегуманизации, которые хорошо ощутимы на школьной ниве. И то, что происходит с преподаванием литературы, лишь наиболее яркое их проявление.

Давайте назовем вещи своими именами: в школьных сочинениях, а особенно при поступлении в вуз, все большее распространение получает проституирование духовных ценностей и святынь русской литературы. Некрасов мечтал о том времени, когда мужик не Блюхера и не милорда глупого – Белинского и Гоголя с базара понесет. Сегодня с педагогического базара на базар экзаменационный несут Белинского и Гоголя, оболваненных под милорда глупого.

Раз такого рода пособия, которыми наводнен книжный рынок, расходятся – значит их покупают. А покупают потому, что по ним успешно сдают экзамены в школе и вузе. Но самое страшное в том, что часто БЕЗ НИХ СДАТЬ ЭКЗАМЕН ВООБЩЕ НЕВОЗМОЖНО.

Или вы серьезно верите, что обычный школьник (далее все примеры из тем школьных экзаменационных сочинений. – Л.А.) может написать сочинение о философских мотивах лирики Лермонтова, с творчеством которого он познакомился в девятом классе? Или вы думаете, что он может написать сочинение о современной публицистике, которая в отличие от первых перестроечных лет не владеет сегодня умами и о положении дел в которой, я подозреваю, и главные специалисты министерства имеют не самое отчетливое представление? И что может написать школьник в сочинении на литературном материале на тему “Фронт и тыл- родные братья”, если почти все ученики, кроме единиц, ни одного художественного произведения о тыле в годы войны не читали? И как можно предлагать тему “Основные мотивы лирики Фета”, когда в школьном учебнике о Фете – ни строки (глава о Фете появилась только в самом последнем издании учебника, который издан небольшим для школ тиражом и которого в большинстве школ нет)? И по какому праву предлагается тема “Тема дороги в творчестве Гоголя”, когда этого лотмановского термина нет ни в школьной программе, ни в учебнике? А по какому праву в 1996 году предложена на экзаменах тема “Образ Петра I в творчестве А.С.Пушкина”, если “Медный всадник” не входит в школьную программу? И как можно было в том же варианте дать тему “Идея и художественные средства ее воплощений в поэме С.А.Есенина “Анна Снегина” (о явной неграмотности “ее воплощений” я уже и не говорю), когда “Анна Снегина” в программе упоминается лишь в общем обзоре? Письмом Минобразования от 7.06.94 года “Анна Снегина” для изучения включена с 1996-1997 учебного года.

В решении коллегии сказано: “Определились новые подходы к выпускному сочинению в 11-м классе”. Это, что ли, новые подходы?

Сегодня ученики пишут сочинения не о КамАЗе и БАМе, не о подвиге коммунистов в годы коллективизации, а о трагедии человека в тоталитарном обществе. Но сама педагогическая сущность сочинений по литературе осталась та же – догматической и толкающей ко лжи. “Хоть ты и в новой коже, а сердце у тебя все то же”.

В изданных Московским департаментом образования “Итогах 1994-1996 учебного года” я прочел, что “особенно много замечаний получили сочинения медалистов на тему “Подвиг человека на войне”. Это сочинения-близнецы: кочующие со страниц на страницу штампы, общие фразы, ложный пафос, многочисленные речевые ошибки. Ясно, что тема не была понята глубоко, не нашла отзвука в душе семнадцатилетних”. А иначе и быть не могло. И что, к примеру, могли написать девятиклассники на экзамене в 1996 году, когда им предложили ответить на вопрос: “Что такое талант и что нужно, чтобы талант и способности человека проявились в творчестве?”? В этом году в журнале “Литература в школе” опубликовано письмо учителей-словесников Алтайского края. Они правы, когда пишут, что нынешнее сочинение – это вообще не сочинение, а отчет о выученном. Они правы, когда говорят, что с теперешними сочинениями связана узаконенная ложь.

Самое тяжелое в моей учительской жизни – это выпускные вечера. Самое унизительное и постыдное – экзаменационное сочинение.

Но дело не только и, может быть, не столько в школе. Мы ничего не изменим в школе, если не изменится система сочинений по литературе при приеме в вузы. Я уже не говорю о том, что сегодня становится невозможным поступить в вуз без репетитора или специальных курсов. Но благо бы на этих курсах давали более глубокое знание литературы!

Как-то на родительском собрании меня спросила мать моей одиннадцатиклассницы, почему ее дочь у меня имеет пять по литературе, а на курсах при вузе – одни тройки. Я, естественно, понимал, почему, но все же на другой день спросил саму эту ученицу. “Не могу, не могу, – ответила она мне, – писать “прошедшего житья подлейшие черты” да еще обязательно, чтобы этих черт было восемь”.

И тогда я стал расспрашивать других своих учеников, что они делают по литературе на этих курсах. “А вчера, – рассказал один из них, – нам два часа диктовали типовое сочинение по “Горю от ума”, которое можно приспособить к каждой теме. При этом все время говорят: “Не выпендривайтесь. Не делайте вид, что вы умнее. Пишите, как все”.

Вот и В.И.Глазунов в своей книге “Письменный экзамен по литературе и русскому языку (сочинение)”, желая добра старшеклассникам и абитуриентам, советует им: “Постарайтесь, пожалуйста, проникнуться той несложной мыслью, что экзаменатор меньше всего в вашем блестящем опусе хочет видеть ваше уникальное творческое лицо. Сочинение – одна из самых жестких и догматических схем, строго ограниченная рамками темы. Ваше сочинение вообще и ваши выводы в частности должны лежать в русле официальной (той, что в учебнике) точки зрения на данную проблему… Помните, что “умеренность и аккуратность” – два отвратительнейших достоинства Молчалина – ваш козырной туз в тяжелом и неравном сражении за первый высокий экзаменационный балл”.

Ладно уж “умеренность и аккуратность”. Вот передо мной книга “135 сочинений для школьников и абитуриентов (на 1996-1997 гг.)”. Москва. ТОО “Транспорт”, 1996. Тираж 30000. Незнание литературы, непонимание художественного слова, пошлое убожество мысли, замшелый догматизм, примитивный язык, и весь этот букет – в одной книжке. Судите сами:

“Толстой противопоставляет Пьера окружающей дворянской среде. Поэтому он предстает незаконным сыном Безухова… Содержание стихотворения “Она сидела на полу…” заключается в разборке писем женщины… Тютчев имел такое тонкое восприятие мира, что слова с трудом поспевали за всеми идеями, образами и были бледным отражением сознания поэта… Героиня стихотворения Блока имеет тщетную надежду сбежать в другой мир… Рассказ “Один день Ивана Денисовича” был выдвинут на Ленинскую премию, “задвинут” обратно, а через несколько лет получил Нобелевскую премию”.

Теперь самое страшное. На обратной стороне титульного листа читаем: “В настоящий сборник вошли 135 лучших экзаменационных сочинений школьников и абитуриентов, поступивших в московские вузы с 1993 по 1995 г.” (!!!)

Но, может быть, теперь, когда школы и вузы оказались в одном ведомстве, следует состыковать требования к школьным выпускным и вузовским вступительным сочинениям? А главное – сделать эти сочинения разумными и человеческими? (Я сейчас не говорю о том, какими они должны быть: об этом писал много раз, и две мои книги специально посвящены этой проблеме; уже в этом 1996 году о сочинениях идет речь в моей статье, которую поместил “Новый мир” в пятом номере, и в цикле из четырех статей “Сочинения о сочинениях”, которые напечатал журнал “Русский язык в школе”). А пока все эти проблемы будут решены, может быть, стоит на год-два заменить в вузах, кроме гуманитарных, сочинения диктантами, естественно, не теми, которыми засыпают, чтобы потом обеспечить набор на платные курсы по подготовке к экзамену?

Но дело не только, да и не столько в сочинениях самих по себе. Дело – в широко распространенном и де-факто насаждаемом сверху, начиная от самого министерства, абсолютном непонимании того, для чего преподается литература в школе. Я говорю де-факто, ибо де-юре все необходимые правильные слова произносятся постоянно, в том числе и в последнем решении коллегии. Но что толку от слов, которые ломает реальность самой жизни?

Заканчивая в десятом (теперь в одиннадцатом) классе уроки, посвященные поэзии Сергея Есенина, предлагаю самостоятельную работу- анализ известного стихотворения из цикла “Сорокауст” – “Видели ли вы, как бежит по степям…” Стихотворение это наполнено трепетной любовью к красногривому жеребенку, “милому, смешному дуралею”, любовью ко всему живому. И вместе с тем оно пронизано ужасом перед роковым вторжением в жизнь бездушного и жестокого врага – “стальной конницы”.

Среди небольших работ, которые в конце урока сдают старшеклассники, немало тонких и проникновенных. Но даже в гуманитарных классах мне приходилось читать и такое: “Есенин не против вторжения поезда на чугунных лапах. Это необратимый и закономерный процесс. К новому коню он относится с уважением. Он любуется железной ноздрей чугунного поезда. И принимает эту жизнь, понимает, что только с помощью индустриализации можно преодолеть отставание деревни”. “Поэт принимает вторжение стальной конницы. Сколько работы может сделать один стальной конь! Есенину жаль разбуженный скрежетом плес, но гордый и стальной конь не горе, а, наоборот, новая радость. Есенин молится о старом привольном мире, но тут же поет гимн новому, входящему в жизнь”.

Эти ученики шли не от стихотворения, не от его интонации, не от звучания поэтического слова, а от некоего клише, расхожего стереотипа, под который и подгонялся художественный текст. Каждый учитель может привести сотни примеров того, как часто даже “знающий” литературу с точки зрения школы ученик не чувствует слово писателя, не может разобраться в мире его произведений. Казалось бы, этому пониманию литературы и должны учить уроки литературы. Но… О работе школьника и работе учителя судят по тому, насколько соответствует она тем требованиям, которые существуют. Но соответствуют ли сами эти требования нормальной жизни? Если нет, то школьник и его учитель вольно или невольно начинают приспосабливаться к давно изжившим себя нормам и критериям.

Передо мной вышедший как раз в те дни, когда проходила коллегия, сборник примерных вопросов для итоговой аттестации выпускников.

Девятый класс. “Прославление Родины, мира, науки, просвещения в произведениях М.В.Ломоносова”, “Чувства добрые в лирике А.С.Пушкина”, “Поместное дворянство в изображении Н.В.Гоголя” и т.д. и т.п. в таком же роде.

Одиннадцатый класс. “Автор и герой в романах И.С.Тургенева “Отцы и дети”, “Рудин” (по выбору учащегося)”. “Основные темы и идеи лирики А.А.Фета”. “Прошлое, настоящее и будущее в пьесе А.П.Чехова “Вишневый сад”. “Тема революции в поэме А.А.Блока “Двенадцать”. И все в таком же духе.

Не о том, как донести “чувства добрые” русской литературы до своих учеников заставляют учителя думать эти вопросы, а о том, как научить его отвечать об этих самых “чувствах добрых”. И ни одного задания, проверяющего главное, – способность услышать и понять слово писателя. Простите меня, но все эти вопросы рассчитаны не на ум и сердце, а на задницу и способность выучивать. А тут еще новая напасть на преподавание литературы – тесты. Я о них уже писал, методический “Васька” слушает, ест и гребет деньгу за сочинение все новых тестов.

6 и 7 мая с.г. школа, в которой я работаю, проходила аттестацию. 7 мая на первом уроке тестировали моих одиннадцатиклассников. Меня (как, естественно, и всех других учителей, учащиеся которых тестировались) попросили в класс не входить: результаты должны быть “точны и обьективны”.

О характере самих тестов можно судить хотя бы по этим примерам: 275. Укажите, в каком произведении Н.А.Некрасова важную роль в композиции играет такая художественная деталь, как скатерть-самобранка: 1) “Железная дорога”; 2) “На Волге”, 3) “Кому на Руси жить хорошо”, 4) “Мороз Красный нос”. 230. Укажите автора статьи “Базаров” в романе И.С.Тургенева “Отцы и дети”: 1) Н.А.Добролюбов; 2) Д.И.Писарев; 3) В.Г.Белинский; 4). Н.Г.Чернышевский. 215. Укажите, к какому роду литературы относится роман: 1) эпос; 2) лирика; 3) драма. 246. Укажите, кто из персонажей романа Гончарова “Обломов” был лучшим другом главного героя: 1. Тарантьев; 2. Штольц; 3. Пенкин; 4. Алексеев. 213. Укажите, как называется построение художественного произведения: 1. сюжет; 2. кульминация; 3. композиция; 4. конфликт. 274. Укажите, в каком произведении важную роль в сюжете играет такая художественная деталь, как “подсолнечное масло”, которое разлила Аннушка”: 1. А.И.Куприн “Поединок”, 2. М.А.Булгаков “Мастер и Маргарита”; 3. И.А.Гончаров “Обломов”; 4. М.А.Булгаков “Собачье сердце”.

То, что ученики, оканчивающие школу, должны знать какие-то факты, к литературе относящиеся, бесспорно. Но знать, что подсолнечное масло пролито в “Мастере и Маргарите”, и разбираться в этом произведении не одно и то же.

А теперь подумайте над теми уроками, которые дают эти тесты учителю литературы. Не мучайся над тем, как донести слово писателя до своих учеников. Не трать силы на то, чтобы приохотить их к чтению. Забудь о том, что существует художественный вкус. А главное, не бери себе в голову то, что на самом деле думают и чувствуют твои ученики. Все это никому не нужно. И твоя репутация, твой заработок в конце концов не от этого будут зависеть.

“Дай человеку рыбы, – говорит китайская пословица, – он будет сыт один день. Научи его ловить рыбу – он будет сыт всю жизнь”. Беда не только в том, что мы не столько учим ловить рыбу, сколько кормим рыбой. Трагедия в том, что все чаще и чаще школьников кормят тухлой рыбой. Да и вообще не рыбой, а эрзац-рыбой.

Совсем недавно тридцатитысячным тиражом фирма “Родин и Компания” выпустила огромный том в 38,5 печатного листа “Все п╡оизведения школьной п╡ог╡а╝╝ы в к╡атко╝ изложении”.

“Песня про купца Калашникова…” Лермонтова? Пожалуйста: “Калашников сидит у себя в лавке, продает товары. Вечер. Калашников спрашивает старую работницу Еремеевну: “Куда девалась, затаилася в такой поздний час Алена Дмитриевна?” Еремеевна отвечает, что Алена Дмитриевна пошла в церковь, но до сих пор не вернулась. Скоро приходит Алена Дмитриевна – бледная, одежда порвана…” Вся “Песня” на одной страничке.

“Двенадцать” Блока? Извольте: “На улице холодно и скользко, прохожие скользят. На канате, протянутом от здания к зданию, протянут плакат: “Вся власть Учредительному Собранию!” Старушка не понимает, для чего столько материи использовано зря – из нее можно было бы сшить ребятишкам что-нибудь полезное”.

“Хорошо!” Маяковского? Все для вас: “Автор сидит в помещении с Лилей, Осей (Брики) и с собакой Щеником. Холодно. Автор одевается и едет на Ярославский. “Забрал забор разломанный”, погрузил на санки, привез домой, развел огонь”.

Не прочитав ни одного произведения русских классиков, но проштудировав этот том, ученик получит гарантированную пятерку при тестировании по литературе и напишет хорошее выпускное сочинение в школе и вступительное в вуз. Ведь как написано на обложке этой уникальной книги: “Впервые в этой книге вы найдете краткое содержание и подробный анализ всех произведений, входящих в школьную программу по литературе, биографические сведения об авторах, конспекты критических статей”. Какой Свифт, какой Щедрин придумает это сочетание краткого содержания и подробного анализа!

Все рано или поздно приходит к своему логическому концу, и уроки литературы освобождаются от ненужного балласта самой литературы. Что посеешь, то и пожнешь.

Ах, какие прекрасные слова написаны в решении коллегии! И про гуманизацию картины мира, и про полифункциональный характер литературы, и про “формирование культуры художественного восприятия и воспитания на этой основе нравственных качеств, гражданско-патриотических чувств, развитие эстетического вкуса”.

Но ведь литература способна воздействовать на человека лишь в самом процессе чтения, постижения прочитанного, соразмышления и сочувствия.

Я достаточно хорошо знаю о том подлинно новом (ибо хватает и лженоваторства, и методического прожектерства, и бесстыдной коньюнктуры), что есть в методике литературы. Я хорошо знаю, что тысячи учителей, несмотря ни на что, ведут своих учеников к подлинным ценностям литературы. Но, повторяю, есть и то, что Пушкин назвал “силою вещей”. И до тех пор, пока сила вещей не будет вести к тому, что самое главное на уроке литературы – постижение литературы, соразмышление и сочувствие, все слова и заклинания о переходе к парадигме “развивающего образования”, о том, что “на первый план выдвигается освоение учащимися художественных ценностей”, будут в лучшем случае пустым сотрясением воздуха, в худшем – фарисейским прикрытием равнодушия и цинизма.

Нужно ли говорить, что дело тут не только и не столько в преподавании литературы в школе? Недавно один литературовед убеждал меня, что то, что происходит в преподавании литературы, – это целенаправленная работа наших заокеанских недругов по оболваниванию русского народа. В то, что все это идет из-за океана, я не верю. По мне, корни надо искать поближе. Но разве то, о чем я здесь говорил, не направлено обьективно на дегуманизацию молодого поколения?

И последнее. Где все-таки живут те, кто руководит преподаванием литературы в стране: в реальном мире или выдуманном Зазеркалье? Или причина здесь в том, о чем сказал поэт: “Значит это кому-нибудь нужно?”

Лев АЙЗЕРМАН,

учитель 303-й московской школы