ТЕМА

…Пушкин – в школе

В школьные времена литература относилась к числу моих наилюбимейших предметов, а писатели, поэты представлялись мне небожителями. Я любила Лермонтова за мудрость, Есенина – за нежность, Маяковского – за силу. Пушкин? “Солнце русской поэзии”. “Евгений Онегин”? “Энциклопедия русской жизни”. Так же, как ребенок не думает о том, любит или не любит он своих родителей, так же и мне в моем юном читательстве казалось невозможным не любить Пушкина. Поэт, его творчество были первоосновой, началом начал. Пушкин –

прародитель нашей литературы, и для меня он был выше личных вкусовых симпатий.

Такие “догмы” вбила мне школа. Тогда я не знала про “Гаврилиаду”, про “дон-жуанский список” и т.п. Теперь – ничуть не жалею о своей давней непросвещенности. Школа должна давать детям самое лучшее, самое чистое, самое святое. Всего остального можно набраться по дороге домой. Пусть образ поэта будет светлым, а наши помыслы – незамутненными.

Лидия СЫЧЕВА

Поэт на педсовете

Как-то ранней весной приезжаем с четырехлетним внуком на дачу. Неуют, мокрый снег. Печка не растапливается… Вдруг пламя заиграло! Как мне было не забормотать: “Вся комната янтарным блеском озарена. Веселым треском трещит затопленная печь…” Вдруг внучонок под ворохом одежек на холодном диване как подскочит, бросился ко мне, обнимает, душит в восторге:

– Это ты написала? Твои стихи?

– Это Пушкин…

– Как хорошо! Давай еще!

В каждую жизнь Пушкин входит по-разному. Особенно щедро вошел он в этом году в жизнь новосибирцев: создан юбилейный комитет, пушкинские спектакли идут на всех театральных сценах, оперный восстановил “Евгения Онегина”, филармония проводит великолепные пушкинские вечера. Мощным организационным центром стала областная детская и юношеская библиотека. Всплеск вдохновенного творчества в НИПКиПРО: пушкинская тема – в планах работы всех кафедр. Кафедра социализации личности создала пушкинский кабинет и свою методическую Пушкиниану: десятки сценариев, праздники, игры, конкурсы, балы и вечера, викторины и театрализованные представления, ролевые и интеллектуальные игры по Пушкину – все тиражируется, комментируется, сопровождается консультациями постоянно действующей выставки. В Кемерове прошел конкурс юных композиторов: 24 будущих гения представляют свои музыкальные иллюстрации пушкинских шедевров. В городке Тайга школьный учитель труда Виктор Кошкарев подготовил уникальную выставку резьбы по дереву, в которой звучат пушкинские темы. На всю стену раскинул свои ветви в коридоре 130-й школы дуб зеленый из Лукоморья: средь его листвы фонариками светятся сценки не только из пушкинских сказок, но и из реальной школьной жизни, воспроизведенные насмешливыми юными художниками.

В Барнауле историки раскопали документы дореволюционной городской Думы, постановившей воздвигнуть грандиозный памятник великому поэту еще в начале века. Теперь в Барнауле объявлен сбор средств и конкурс на лучший проект среди алтайских ваятелей.

Общественность Мошковского района, не имея денег на мрамор и чугун, пошла своим путем: народную Пушкиниану создал фольклорный коллектив. Есть там и сценка, в которой все пушкинские герои объединены одной темой: некий Глава Администрации, он же Поп Толоконный Лоб, всячески увиливает от расплаты с Балдой, занятым образованием поповских и прочих детишек.

А вот разговор, который я услышала среди приготовишек 200-го лицея:

– Африки на самом деле нет! Не может же быть всегда тепло!

– Африка была! Потому что оттуда вышел предок Пушкина!

– Пушкина тоже нет!

– Есть! Он учился в нашем лицее и написал на стенке свои стихи!

Спорим?!

Этому лицею недавно исполнилось пять лет. Он сразу стал популярен, поскольку его стены – роспись, живопись, графика – дипломные работы талантливейших выпускников худграфа педагогического университета. Сюда возят гостей, как где-то – в знаменитые храмы. Поднимаюсь в холл третьего этажа. Сразу попадаем в ХIХ век: бессмертные профили, иллюстрации во всю стену, летящие строки – почти факсимильные – пушкинских стихов, наиболее близкие юношеству, вся атмосфера – пушкинская. Здесь Пушкин присутствует на педсоветах: “…уставов не забыть любви и вдохновенья”, на родительских собраниях – письмом Натальи Николаевны директору гимназии о сыне Александре: “Направляю Вам моего сына, которого поручаю Вашему строгому попечению… рассчитываю на Ваше внимание, так как считаю, что он всегда будет его достоин… Если, храни Бог, он вызовет у Вас неудовольствие, прошу оказать любезность, предупредить меня об этом, и он никогда не встретит во мне ни слабости матери, ни снисхождения, ибо моей обязанностью является помощь Вам…”

Пушкинские стихи звучат на выпускных вечерах, пушкинским же праздником начинается здесь и заканчивается учебный год. Тогда все асфальтированное пространство на подступах к лицею заполняют разноцветные мелковые фантазии на темы пушкинских сказок.

…И еще разговор на книжной ярмарке, где дед покупает внуку роскошно изданную поэму “Руслан и Людмила”:

– Вырастешь, женись на такой, как Людмила – “…и долу очи опустила”, а такую, как Наина, сразу отвергни: добра не будет!

И через 200 лет Пушкин понятен и нужен всем! Изменился мир, но неизменна потребность души говорить с душой другою. Счастлив, кто для такой беседы избрал самого человечного и всечеловечного поэта – Александра Сергеевича Пушкина.

Галина ФРОЛОВА

Новосибирск

Преодоление смуты

Пушкин, по мысли Гоголя, – это “русский человек, каким он должен явиться через двести лет”. Посмотрим в глаза друг другу и ужаснемся: как далеки мы от Пушкина, как жестоко посмеялась история над пророчеством Гоголя! Единственное, в чем мы преуспели, так это в том, что календарь пушкинских праздников по-прежнему на удивление совпадает с календарем русской смуты. Сегодня, как никогда, смута стала всеохватной, она затопила все области жизни. И что самое страшное – культуру и образование.

Что смута конца семидесятых прошлого века, когда празднование открытия памятника Пушкину в Москве шло под взрывы террористов! А ведь какие слова говорились на торжествах! И о “назначении русского человека”: “стать настоящим русским, стать вполне русским может быть и значит только… стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите”. И о “пророческом” явлении русского духа, и о “художественном прозрении”. И все взгляды в будущее – не на двести лет, так на ближайшие десятилетия.

А грандиозный, помпезный государственный пушкинский праздник, “достойный нашей великой советской эпохи” – праздник 1937 года – самого кровавого года, самой страшной смуты – травли и казней миллионов безвинных. Вот уж точно брат на брата… А ближайший к нам юбилей сорок девятого года, с поисками вымышленных врагов народа, смутьянов и изменников!

Наше время – время нелепой, накликанной нами самими на нашу землю смуты, смуты, когда, кажется, ни конца ей, ни краю. Когда смута не только вне каждого из нас, но смуту эту мы носим в душах и мутными глазами смотрим на мир Божий. И невольно многих тянет назад, в советское прошлое, где были хоть как-то обозначены ориентиры, где вроде бы всем было лучше. Было лучше и Пушкину – его издавали и переиздавали огромными тиражами, и, главное, он был доступен, каждый мог идти к поэту незарастающей тропой. И сегодня нам, в общем-то, нет дела до мотивов той власти, снисходительно покровительствовавшей Пушкину, трактовавшей поэта сугубо в собственных интересах, выпячивавшей одно и убиравшей в тень другое и тем самым невероятно извращавшей облик Пушкина.

Власти, отрекшейся от веры, сокрушавшей храмы, необходимы были официально утвержденные кумиры. Говорилось о “памятнике нерукотворном”, а в виду имелся бронзовый идол – памятник Пушкину в программе так называемой монументальной пропаганды – в ряде памятников вождям, деятелям мирового коммунистического и рабочего движения. Интересно, была ли процентная норма на классиков среди явно приоритетного ряда памятников лениным, сталиным, дзержинским, марксам, димитровым?

В смутное время сноса и смены памятников монументы Пушкина, слава Богу, устояли. А как обстоит дело с нерукотворным памятником? Пушкинский юбилей сегодня – это не просто очередной юбилей, не еще одна возможность выразить свою любовь поэту, в которой он не слишком нуждался и в которую слабо верил, но это последнее наше испытание. Если нас не спасет Пушкин, значит, нас уже никто и ничто не спасет…

В эпоху великой смуты семнадцатого года, отмечая пушкинскую годовщину, Владислав Ходасевич писал: “…Наше желание сделать день смерти Пушкина днем всенародного празднования отчасти, мне думается, подсказано тем же предчувствием: это мы уславливаемся, каким именем нам аукаться, как нам перекликаться в надвигающемся мраке”. Ходасевич был убежден, что “новые люди” послереволюционной эпохи не слышат Пушкина в “грохоте последних шести лет” (это говорилось в двадцать первом), не внемлют ему в немом шуме “раздирающих драм кинематографа”.

Сегодня не Пушкин возвращается к нам, а время возвращается к Пушкину. Может быть, главные истоки смуты девяностых годов в том, что, ясно осознавая, что “так жить нельзя”, мы не знаем, как должно, и оглядываемся назад в поисках того распутья, где предки наши трагически ошиблись, пошли не той дорогой. Умиляемся временам крепостного права – николаевскому царствованию, допетровскому времени, а неизбывное желание дойти до сути, до самого начала уводит нас к эпохе Ивана Грозного и дальше, дальше, дальше – до Киевской Руси. В стане реставраторов начинается своя смута местного значения – к какой Руси возвращаться, что вызывать из небытия? Удельные княжества, дворянские собрания, земство?

Оглядываться нужно на Пушкина, на пушкинскую эпоху. На высшее проявление русского духа, на главное событие пушкинской жизни, всей новой истории России – войну двенадцатого года, на пушкинское творчество, начавшееся еще до окончания этой войны, воплотившее небывалый, грандиозный подъем национального самосознания. Пушкинское время – время удивительное даже для нас многоопытных – время неслыханной концентрации исторических событий, вторгающихся в жизнь человеческую: “Припомните, о други, с той поры, Когда наш круг судьбы соединили, Чему, чему свидетели мы были! Игралища таинственной игры, Металися смущенные народы; И высились и падали цари; И кровь людей, то славы, то свободы, То гордости багрила алтари”.

Из пушкинского времени – вся смута нового времени, отсюда “смущенные народы”, развращенные бесами разных мастей и размеров. Но отсюда и пушкинское понимание невозможности переписать историю, опасность ретроспективных гипотез – бесконечных “а если бы, а если бы, а если бы”. В полемике с учителем и другом юности Чаадаевым Пушкин в конце жизни заметил: “Хотя я лично сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора меня раздражают, как человека с предрассудками – я оскорблен, – но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал”.

Отсюда и историческое всепрощение Пушкина: Наполеона, “чьей памятью кровавой мир долго, долго будет полн”, он проводил словами о его мессианской роли в судьбе России и человечества: “Он русскому народу высокий жребий указал И миру вечную свободу Из мрака ссылки завещал”. Пушкина в русской истории привлекали прежде всего периоды смуты, “жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности”. Не случайно главные произведения Пушкина в драматургии и прозе – “Борис Годунов” и “Капитанская дочка” – посвящены эпохам охвативших страну народных волнений. Преодоление смуты – дисгармонии мира – гармонией искусства – это уже победа над смутой. Но сила этой гармонии в том, что ей подвластна и смута в душе, смущенное сознание.

Мы слишком дорого платим сегодня за то, что хотим выйти из смуты, не подавив смуту в самих себе. “Народ безмолвствует” и сегодня. И сегодня это молчание, может быть, еще более зловещее, чем во времена Пушкина или Самозванца. Наступление душевной ясности после долгой смуты – забота и цель каждого из нас. Пушкинская ясность – итог долгой и трудной душевной работы. И постижение Пушкина – определение направления в выборе пути к этой цели.

В пушкинском наследии очень трудно что-то одно предпочесть другому. Здесь есть и “равнодушная” к смерти одного природа с ее вечной красой, и природа, хранящая в шуме листвы память о предке и вечно напоминающая о нем потомкам. Здесь и любовь как трагическое, мучительное чувство, и рядом любовь как комплиментарная игра. Здесь и поэзия – совершенно самоценная, презирающая все низкие мирские заботы, и поэзия – воплощение и проповедь “чувств добрых” в “жестоком веке”.

Пушкин настолько разный, что каждое время создавало свой образ Пушкина, свой пушкинский миф. В советское время, строго ограниченное школьной программой, формировалось представление о Пушкине – единомышленнике декабристов, предшественнике революционеров второго и третьего поколений русской революционности. Учили наизусть оду “Вольность” и “Во глубине сибирских руд”…

Со сменой политических ориентиров учат школьники “Ангела” и “Мирскую власть”. Но любая односторонность невозможна в отношении к Пушкину. Исступленно молящийся Пушкин так же нелеп, как и зовущий к восстанию Пушкин.

А если говорить о смене эпох в образовании, то теперь дети уже ничего не учат. Демократизация школы понимается весьма своеобразно – не хочет, дескать, несмышленое дитя учить стихи и пусть не учит – упаси, Бог, его заставлять, тем самым мы ограничиваем его свободу, нарушаем его права. Не будем приобщать его к культуре (или культуру к его жизненному опыту), а будем только развивать его, развивать и еще раз развивать. Что и зачем развивать, остается тайной академиков от педагогики.

Культ и абсолютизация неверно понимаемого развивающего обучения определили пренебрежительное отношение к такому традиционному школьному действу, как учение стихов наизусть. Не знаю, что может быть более развивающим душу и сознание, чем насыщение их стихами, когда человек чувствует и мыслит поэтическими образами – прежде всего, наверное, пушкинскими. Поселившаяся в душе поэтическая гармония сильнее агрессивной дисгармонии современной жизни. И ритм жизни со школой должна задавать пушкинская строка, а не шум взлетающих и садящихся самолетов.

Но Пушкин открывается по-настоящему тем, кто потратит силы и время на встречу с ним. Одно стихотворение Пушкина стоит, может быть, читать несколько уроков подряд. Это необходимо само по себе, но и приучает углублять постижение смысла: в жизни и литературе искать какое-то сокровенное содержание, понимать многомерность и неисчерпаемость смыслов. “Всякую содержательную книгу, – писал Михаил Гершензон, – надо читать медленно, особенно медленно надо читать поэтов, и всего медленнее надо из русских писателей читать Пушкина, потому что его короткие строки наиболее содержательны из всего, что написано по-русски. Эту содержательность их может разглядеть только досужий пешеход, который движется медленно и внимательно смотрит кругом. Его глубокие мысли облицованы такой обманчивой ясностью, его очаровательные детали так уравнены вгладь, меткость его так естественна и непринужденна, что при беглом чтении их не заметишь”.

Может быть, и не стоило бы приводить развернутую цитату, но то, что было известно давным-давно, напрочь забыто авторами школьных программ по литературе. Галопирование по Пушкину, как и по другим классикам, стало нормой школьного чтения. Чем больше произведений, что называется, пройдено, тем, оказывается, лучше. Только уж тогда – “не прошли”, “пробежали”.

На Пушкина не нужно жалеть времени в школе. Пушкина нужно знать всего. В этом особый смысл его творчества. Он сказал обо всей жизни, о всех ее проявлениях. Всеобъемлющий и всепроникающий Пушкин действительно больше, чем литература. Как крайне несправедливо и опасно выделить из жизни какую-то одну ее часть и объявить всею жизнью, так и любая односторонность в обращении и толковании Пушкина чревата непростительными искажениями.

Наследие Пушкина – это жизнезнание, когда равны и равно прекрасны все проявления бытия. Пушкин уничтожил иерархию разных сфер жизни и литературы. Для него высокие, гражданские и глубоко личные, интимные проявления человека, человеческого духа одинаково значительны и интересны. Отсюда обостренная ответственность перед собой и миром, необходимая в каждом мгновении жизни.

И никто не ведает, какое из этих мгновений может оказаться роковым и решающим. Мог ли Онегин предположить, что минуты объяснения с юной провинциалкой, о которой он, как мы понимаем, вскоре напрочь забыл, заставят его спустя годы страдать оттого, что “счастье было так возможно, так близко” и что он сам его бездумно разрушил. Судьба жестоко карает за надменное легкомыслие, за ошибку на развилке дорог. Так Дон Гуан, впервые по-настоящему страстно, чисто и глубоко влюбившийся, обречен на преисподнюю за все свои былые легкие победы и тяжелые грехи. И как подтверждение общего правила – исключения из него: невероятный счастливый финал “Метели”.

В наше время всеобщей и откровенной безответственности эта мысль Пушкина могла бы стать спасительной и хранящей от бед и соблазнов. Как, наверное, и другая. В положении выбора есть то, что нельзя выбрать ни при каких обстоятельствах, ни при каких усилиях самовнушения. Это и ставшее хрестоматийным “Поздно, Дубровский!”, и не менее часто повторяемое “Но я другому отдана; Я буду век ему верна”.

Об абсолютных ценностях нужно заставить думать с первого класса, с пушкинских сказок, нужно сделать все возможное, чтобы это знание перевоплотилось в убеждение. И тогда демократия перестанет ощущаться как дурная бесконечная вседозволенность. И тогда сложится представление о вечных основах жизни, как бы мы их ни называли. И тогда человеческое достоинство станет определяющим в сознании и взаимоотношениях людей.

Мы сегодня часто говорим об образовательной среде, не всегда, правда, точно понимая, что имеется здесь в виду. Но при любом понимании образовательную среду необходимо до предела насытить Пушкиным, чтобы с экранов телевизоров (и не по одному каналу “Культура”, а по всем возможным) постоянно звучал Пушкин, чтобы в парках дети играли среди скульптур его героев, чтобы пушкинские программы и спектакли были приоритетными в концертных залах и театрах, чтобы вся школьная программа была пронизана его произведениями. Чтобы мы перешли от слов и славословия к делу.

Именно Пушкин и может, вернее, должен стать нашим общим российским делом. Чтобы мы постоянно жили в присутствии Пушкина. Чтобы не “аукаться”, не “перекликаться в надвигающемся мраке”, а разогнать тьму смуты магическим словом Пушкина. И тогда умолкнут пустые и оскорбительные разговоры о вхождении России в сообщество цивилизованных народов.

Если уж говорить о так называемых цивилизованных народах, то не лучше ли нам не в поучение, конечно, а для сопоставления смотреть не только на Запад, но и на Восток. Ведь живет же рядом с нами народ, который при всех своих наисовременнейших ухищренных технологиях не забывает о священной горе, не забывает о необходимости восхождения на Фудзияму… И нам нужно не входить куда-то там, а восходить к Пушкину, чтобы подняться над смутой к ясным и широким горизонтам жизни.

Не уставая, каждый Божий день.

Александр КНЯЖИЦКИЙ

Товарищ, верь!

Авторы сегодняшнего номера газеты – участники Всероссийского конкурса на лучший сценарий “Твой Пушкин”. Что же побудило такое большое количество учителей-словесников взяться за перо? Одна из причин в том, что педагоги постоянно ищут наиболее эффективные способы подачи материала. И этот путь приводит их к эмоциональным формам воздействия, к ярким выразительным средствам, прежде всего к театрализации. У каждого из нас любовь к великой литературе пришла не сама собой. Часто первый импульс посылали юной душе спектакль в театре, литературный праздник в школе, утренник или вечер в местном клубе.

На конкурс поступило много сценариев литературных вечеров, встреч в гостиных, балов, театрализованных представлений, викторин, аукционов, интеллектуальных игр, инсценировок и сценических композиций, но больше всего литературно-музыкальных композиций. Засилье этой простой, непритязательной и, прямо скажем, малоэффективной и устаревшей формы говорит о том, как не хватает многим учителям знаний законов драматургии. Однако талант и неутомимое творчество многих авторов позволяют и в этом жанре создавать качественные сценические произведения.

Умные и небезразличные россияне видят, что вместе с диким рынком нас захлестывает бездуховность, снижаются нравственные критерии. Эта липкая, мерзкая пелена все плотнее окутывает наше общество. Противостоять ей можно, только опираясь на духовные и культурные традиции народа, на драгоценные достижения российской культуры и литературы, в том числе советского и постсоветского периодов. И, конечно, юбилей великого поэта – прекрасная возможность активизировать эту деятельность.

Судя по содержанию программы, утвержденной указом президента, и по ее реализации, официальные власти свое время уже упустили. Не сумели “творцы” этой программы найти животворящую идею, способную всколыхнуть всех россиян.

Спасти положение должен сам народ. А передовым отрядом, его организатором, душой и двигателем может стать только учительский корпус. Все другие духовно-культурные силы не в состоянии организовать и возглавить общенародное движение. Это, к сожалению, касается наших литераторов, деятелей культуры и представителей средств массовой информации – они заняты другими проблемами и в состоянии лишь поддержать движение, внести в него свою очень скромную лепту.

Взвалят ли на себя учителя эту тяжкую, но так необходимую всем нам ношу? Думаю, что да. И в этом убеждает все больший поток сообщений о деятельности истинных воспитателей.

Пушкинские уроки – одна из лучших традиций школы небольшого провинциального города Зеленодольска (Татарстан). В День лицея, 19 октября, в школе необычное расписание уроков: на уроках физики и химии, географии и иностранного языка, литературы и изобразительного искусства главная тема Пушкинская: “Пушкинские портреты”, “Потомки Пушкина”, “Тайны числа в “Пиковой даме”, “География Пушкинских путешествий”.

В далекой Сибири, в школах Агинского Бурятского автономного округа уже второй год реализуется обширная программа подготовки к юбилею. В национальной школе-гимназии поселка Агинское состоялся костюмированный Пушкинский бал, в котором участвовали практически все старшеклассники. В ходе подготовки бала произошло глубокое погружение учащихся в эпоху и в творчество поэта. Бал получился немножко наивным, но добрым, и для многих школьников он останется прекрасным мгновением жизни. А главное, он подружил ребят с Пушкиным и с русской литературой.

С приближением юбилея таких примеров все больше. Да и сам конкурс, и его итоги подтверждают оптимистические ожидания. Ведь этот конкурс, лучшие сценарии которого окажут неоценимую помощь многим тысячам организаторов, не состоялся бы, если бы не было неравнодушных людей, которые бескорыстно провели огромную работу. Эти люди – маленькая группа подвижников. Но есть еще в России огромная армия подвижников. Эти люди не обременены высоким положением, не страдают от чрезмерной похвалы за свои заслуги, более того, многие из них живут в постоянной нужде, если не сказать – в нищете. Но эти люди и составляют основной костяк истинной российской интеллигенции, опору духовности народа. И слава Богу, что они не пасуют перед житейскими трудностями, а делают свое небольшое на первый взгляд, но великое по существу дело. А раз они есть, то я убежден, что в каждой школе, в каждом классе в маленькой деревне и в большом городе обязательно отметят юбилей поэта.

И, несомненно, для многих людей откроется огромный, прекрасный мир творчества А.С.Пушкина.

И будет прорвана та зловещая липкая пелена бездуховности и эгоизма.

И будет праздник, достойный А.С.Пушкина!

И мы еще застанем то время, когда сбудется пророческая мечта великого русского поэта: “Россия вспрянет ото сна!”

Олег ТОЛЧЕНОВ, заместитель председателя жюри конкурса на лучший сценарий “Твой Пушкин”

Путешествия в русскую Мекку

Основателем литературного клуба 110-й школы-лицея Екатеринбурга по праву можно считать Алешу Свалухина. Потому что именно Алеша двенадцать лет назад написал сценарий вечера, посвященного 150-летию со дня гибели А.С.Пушкина, и принес на рецензию учителю литературы Л.И.Чернышевой. Сценарий оказался настолько удачным, что его различные варианты до сих пор с успехом используются на пушкинских вечерах.

А подготовка к вечеру так сплотила ребят, что появился клуб почитателей великого поэта.

Первые клубовцы давно закончили школу. На смену им приходят новые ученики Людмилы Ивановны Чернышевой, которая остается неизменным руководителем, а точнее душой этого объединения. Постепенно круг интересов расширился, вышел за рамки творчества А.С.Пушкина, и клуб превратился в литературный. Но по-прежнему на его значке, выполненном по эскизу Влада Дедюхина, – профиль поэта на фоне городского пейзажа, а поистине неисчерпаемая пушкинская тема остается стержневой.

По традиции с каждым своим выпуском Людмила Ивановна непременно бывает в Москве и Санкт-Петербурге.

Эти поездки можно назвать исследовательскими командировками, куда каждый отправляется для выполнения своего задания. Поэтому их приурочивают к тому времени, когда музейные залы свободны от праздных туристов. Многолюдье мешает сосредоточиться. Суета растворяет неуловимый дух времени и стирает следы былого. А им нужно погружение в век минувший, прикосновение к эпохе.

Царское Село – это почти что Мекка, святая земля, место поклонения. К лицею они относятся так же трепетно и нежно, как и сам поэт.

Как-то, когда группа уже направлялась к выходу из классной комнаты и экскурсовод отвернулся, Андрей Денисов на мгновение присел на краешек пушкинской скамьи. Но что это был за миг:

– Представляете, Людмила Ивановна, я же сидел за партой самого Пушкина!

Пушкин незримо с ними в этих путешествиях. Иногда его присутствие обнаруживается совершенно неожиданно.

– Когда шло третье действие “Лебединого озера”, я тихо-мирно уснул, – искренне признается один из ребят и, сам удивляясь возникшей аналогии, добавляет шутливо: – Может быть, я чем-то похож на Евгения Онегина?

Помните, когда Онегин “…на сцену В большом рассеянье взглянул. Отворотился – и зевнул”? Хорошее знание текста вполне искупает дрему в театре после напряженного дня…

Практически невозможно, наверное, прикоснувшись к чудесному миру литературы, не испробовать собственные силы на этом поприще. Лучшие произведения публикуются в “Мысленнике” – лицейском издании. Ко всем проявлениям творчества своих учеников Людмила Ивановна относится очень бережно, оценивая по достоинству переводы Верлена, Альфреда де Мюссе и шутливые экспромты, рассказы и научные рефераты.

Настоящая творческая мастерская – кабинет литературы. Он преображается то в репетиционный зал, то в гостиную прошлого века. А еще здесь находятся мини-выставочный зал и хранилище раритетов. Почтительное уважение и трепет вызывает огромный, рассыпавшийся от времени том стихотворений А.С.Пушкина. Полустертая каллиграфическая надпись на первом листе гласит, что книга эта – подарок за победу в конкурсе 29 января 1915 года. Таким же ярым пушкинистом стал и потомок той победительницы Андрей Брауде, а его семья передала реликвию в клуб, когда Андрей окончил школу.

Выпускников – клубовцев Л.И.Чернышева называет своими вечными учениками, просто они перешли в 12-й, 13-й, а кто-то уже в 20-й “В”, как шутят эти взрослые люди. По-прежнему они любят собираться вместе. Хранят дружбу и помогают друг другу. А в лицее тем временем подрастает новое поколение любителей словесности и поклонников великого поэта. Малыши с упоением читают сказки Пушкина. Выставка их рисунков – предмет гордости всей школы. Старшеклассники собираются в творческую командировку. Лицей готовится к весеннему пушкинскому фестивалю.

Светлана СЕРОВА

Екатеринбург