Тамара ГВЕРДЦИТЕЛИ: Я остаюсь женщиной с Кавказа

Когда-то давно трехлетняя девочка вышла на сцену вместе со своим братом, который был на год моложе, чтобы исполнить песенку “Топ-топ, топает малыш”. Песенка, в сущности, отражала их крохотный мир, и, может, поэтому девочка пела ее так громко и с такой страстью, что младший брат затих уже на второй строке и простоял все выступление с открытым ртом. С годами ушли тонкий голосок и детский репертуар, а страсть осталась. Страсть к музыке, ставшая образом жизни, состоянием души.
Девочку звали Тамарой.
В ее голосе нежность и певучесть, глубина и сила. Гортанные грузинские переливы, как-то удивительно сочетающиеся с русской широтой.

Мой сольный концерт в Москве после трехлетнего перерыва назывался “Музыка без границ”. Где бы ты ни находился, обязательно впитываешь культуру данной страны. Так и я состою из грузинской, русской, французской, еврейской песни.
Тамара мягко улыбается. На вопрос, как же проявлялись в детстве музыкальные способности дочери, ее мама, Нина Владимировна, отвечает, повторяя Тамарину улыбку:
– Появление ребенка в семье – это чудо. Такое чудо родилось и у нас, оно начало петь раньше, чем говорить, и играть раньше, чем хлопать в ладоши. Я ей пела колыбельные песни на всех языках, которые знала, у Тамрико была потом даже программа, названная “Колыбельные мам”. Когда играла на фортепиано, говорила, что пальцы ей мешают, сжимала их в кулачок, оставляя лишь указательный. Шалила, таскала конфеты. Я их находила под подушкой и была в ужасе: конфеты не входили в детское меню. Ну а когда она впервые спела и саккомпанировала себе сама, не только я – остальные поняли, что это от Бога.
– Дедушка у меня был врачом в селе Сурамми, итальянское такое название, – продолжает Тамара. – Мы приезжали туда каждое лето. В доме стоял рояль, бабушка играла на нем. Устраивали уличные концерты, ставили с сельскими ребятами спектакли. Например, отрывок из “Анны Карениной”. А для того чтобы полнее передать замысел Толстого, играли на вокзале.
– Главную героиню клали на рельсы?!
Тамара смеется.
– Каким было то утро, когда вы проснулись знаменитой?
– Обыкновенным. Я не поняла этого. Шла трансляция с конкурса молодых исполнителей советской песни, где я стала лауреатом. А Юрий Васильевич Силантьев представил меня как “надежду нашей эстрады”. Вот и все. Мне – 18 лет. Я чувствовала только то, что рядом такие великие люди, как Силантьев и Пахмутова, вручающая мне премию. Знаменитость – не мой удел.
– Нынешние подростки не знают вашего имени…
– Я не ориентируюсь на этот возраст. Не потому, что их мнение не важно, нет. Моему сыну Сандро как раз 15 лет, и я вижу, чем он интересуется. Просто моя “продукция” для другого возрастного пласта, и мне бы хотелось не потерять эту связь. Сегодняшние дети до 20 лет успевают прослушать столько музыки, что стоит ли думать об удовлетворении их вкусов?
– Какие из своих песен вы любите более всего?
– Песня как влюбленность. Именно влюбленность. Мы все понимаем разницу между нею и любовью. То, что делаю сейчас, и кажется самым лучшим. Сколько бы ни твердили, что это не модно, я верю, я все равно в состоянии влюбленности, и эту энергию стараюсь вложить в звуки, передать ее голосом, сердцем.
– Но роднее всего – грузинские песни?
– Корни есть корни. Все, что я получила потом, – это извне. Заложенное Родиной не может не усиливаться и не ослабевает со временем. В основном я пою старинные грузинские песни, но в той интерпретации, в которой они будут интересны и мне, и чужой культуре.
– Что из себя представляет сейчас грузинская эстрада?
– То же, что и везде. Шоу-бизнес. Только масштабы другие. Грузинские песни и американская музыка.
– А ваш сын поет?
– Нет.
– Когда Эдит Пиаф спрашивали, как идут дела, она отвечала: отлично, все летит к черту, имея в виду, что, когда у нее ничего не складывается в личной жизни, творчество на взлетной полосе. У вас так же?
– Я не осмелюсь разделить две части жизни. Они взаимосвязаны. Когда все нехорошо дома, это отражается на музыке. Можно представлять себя сильной женщиной и идти на запланированный концерт, но сам человек видит в себе что-то умершее, что-то надломленное. Может, это к счастью, может, к сожалению. Наверное, последнее. Да, я пишу, когда мне плохо. Когда не умещаешься в чужой музыке, не хватает в ней дыхания, чувства. Но каждый по-разному переживает утраты. Единой формулы или рецепта нет. В профессии есть утешение, и счастлив тот, кто может найти в ней мощную опору. Но есть и родные люди, которые тебя окружают, они тоже спасательный круг. Хотя, с другой стороны, хочется их оградить от переживаний… Не знаю, все так переплетено.
– Вы почти всегда в черном, это любимый цвет?
– Мне кажется, он может выразить меня. Сейчас. Поверьте, в 18 лет в Тбилиси я так не одевалась. С возрастом выбираешь цвет, будто хочешь им отобразить прожитое. Цвет – это определенная позиция.
– Наверное, она достаточно строга…
Тамара опять мягко улыбается и оставляет предположение открытым.
– О вас редко пишет желтая пресса, в вашей жизни не бывает скандалов?
– Когда училась в консерватории, конечно, вела богемную жизнь, хотя у нас все было строго и выдержанно, тем не менее для Грузии это называлось богемной жизнью. Однако я не любитель ночных развлечений и не посещаю тусовок. Не в том дело, что у меня ничего не происходит, просто я не стремлюсь афишировать события своей жизни. И кажется, правильно делаю.
– Песня, на ваш взгляд, это мини-спектакль?
-Думаю, да. Ведь всякая песня – история. Ее надо прожить, если ты настоящий артист. Мой учитель по композиции, который был блестящим пианистом, говорил, что легче написать симфонию или балет, чем хорошую песню. Представьте, насколько труднее вложить в нее свои ощущения, свое сердце.
– Эстрада переживает сейчас не лучшие времена. Вы как-то боретесь против безвкусицы? Может, стоит высококлассным мастерам, а их не так уж мало, как-то объединиться в этой борьбе?
Тамара тяжело вздыхает.
– Сложный вопрос. Создать такую команду теоретически можно, и замысел достаточно соблазнителен. Но для этого нужны организаторские способности. К сожалению, мало кто ими обладает, особенно в творческой среде. Сейчас каждый думает, что легче бороться в одиночку.
– Остался ли у вас кто-либо в Грузии, и как вы относитесь к введению визового режима между Россией и Грузией?
– В Тбилиси живут мой брат с семьей, отец. Мама, сын, муж со мной в Москве. Ужесточение пропускного режима для меня неприятно. Хочется думать, что это всего лишь недоразумение. Кому-то нужна стена, которая разделяет две самобытные культуры.
– А менталитет у вас грузинский или русский?
Вопрос звучит полушутливо, но Тамара, немного подумав, отвечает серьезно:
– Мне кажется, менталитет – это не только генетическая и энергетическая информация многих поколений. Это какая-то глубинная народная сущность в тебе. Где бы я ни находилась, я, конечно же, всегда буду женщиной с Кавказа.
– Красивой женщиной…
– Есть какая-то тайна природы, которая делает тебя либо такой, либо другой. Все идет изнутри, и, наверное, если женщина добра, она всегда красива.

Наталья АЛЕКСЮТИНА

Досье “УГ”

В девять лет Тамара Гвердцители стала солисткой детского ансамбля “Мзиури” (“Солнечный”).
1981 год – стала лауреатом Всесоюзного фестиваля песни в Днепропетровске и фестиваля “Красная гвоздика” (Сочи).
1982 год – лауреат Международного конкурса “Дрезден-Шлягер-Фестиваль” в Дрездене.
1988 год – первая премия Международного конкурса “Золотой Орфей” (Болгария). Тогда же Тамара Гвердцители становится почетным гостем фестиваля “Сопот” (Польша).
1991 год – совместный концерт с Мишелем Леграном в “Олимпии”. Начиная с этого времени живет и работает во Франции.
1995 год – первый сольный концерт в “Карнеги-Холл” (Нью-Йорк).
2000 год – в Киеве состоялся совместный концерт с Мишелем Леграном в сопровождении Государственного симфонического оркестра Украины.
Май 2001 года – выход одного из последних альбомов певицы – “Баллады на стихи Марины Цветаевой”, где Тамара Гвердцители не только поет. Она – композитор всего альбома.