Там, где мы все встретимся, все-таки что-то есть… Александр Хван

Есть люди, которые считают, что любовь – единственное, ради чего стоит жить. Вернее, умереть. Один такой неистовый романтик – Александр Хван даже снял фильм о страсти всех времен и народов. Вечная история «Кармен» только выиграла от того, что режиссер перенес ее в современность. У Хвана «Кармен» стала заключенной, а «Хосе» – милиционером, который ради нее преступает закон и в конце убивает свою любимую. В главных любовных сценах зрителя бросает в дрожь.

Что характерно, все фильмы Хвана о том чувстве, что ломает и соединяет судьбы. И самый известный «Дюба-Дюба» с Олегом Меньшиковым в главной роли, и «Дрянь хорошая, дрянь плохая», и «Умирать легко». Такая верность теме, сравнимой с преданностью трубадуров, сейчас встречается нечасто. О причинах такой одержимости, о капризах и законах основного чувства, движущего, по мнению древних, Вселенной, мы и разговорились с одним из самых стильных кинорежиссеров нашего кинематографа.

«Кармен – это божья плетка»

– Александр, ваш герой в «Кармен», милиционер Сергей говорит о любви: «Это как стихийное бедствие. Кирпич же не спрашивает, на кого ему падать». А что такое любовь для вас – болезнь, одержимость, наркотик?

– Это нечто, не зависящее от человеческой воли. В математике есть такое понятие – предел, который находится в бесконечности. Так и в жизни: идеальных поступков не бывает. А искусство дает нам образцы, к которым можно стремиться. Понятие любви ведь развивалось вместе с человечеством. Древние, к примеру, не знали любви в сегодняшнем нашем понимании. У греков было пять разных слов, которые на русский язык переводятся одинаково – «любовь». Понимание любви в нашем современном понимании было сформулировано впервые у Катулла: «Ненавижу и люблю». И это породило целую лирическую традицию, вообще всю мировую поэзию. Я думаю, не случайно Катулл был современником Христа (их разделило только 30 лет, что с точки зрения истории мгновение). Я вижу в этом закономерность – человечество именно в тот момент достигло того духовного уровня, когда оба понятия выкристаллизовались – любовь как христианское чувство (Бог есть любовь, по Христу) и любовь – предмет лирики. И это произошло одновременно!

– В Евангелии сказано: возлюби ближнего как самого себя. Влюбленные в таком случае стихийные христиане?

– Конечно! Марина Цветаева сказала: «Любить человека – значит видеть его таким, каким его задумал Бог». Ведь что такое – возлюбить как самого себя? Это же не себялюбие. Полюбить – значит познать самого себя.

– Кармен у вас провоцирует свою смерть ради того, чтобы спасти таким образом Сергея, понимая, что он убьет всякого, кто к ней прикоснется?

– Мне кажется, это можно трактовать шире. Кармен – не совсем человек. Она все время ощущает многослойность мира. Это знание свойственно очень немногим – людям, которых принято называть святыми. Она, конечно, не святая, не философ и не поэт, но она чувствует то же самое. Я вам больше скажу – почему она крадет, денежки чужие присваивает? Да потому, что считает, что все принадлежит ей. Но это – не то, что ей на самом деле нужно. Ей нужно от этого мира то, чего он ей дать не может, поэтому она берет все остальное. Что ей еще остается делать? Хулиганить. А нужна ей на самом деле любовь, настоящая любовь.

– Но ведь Сергей-то ее любит!

– Не так! Она для него – божья плетка, которая высекает из него те знания о себе и о жизни, которые ей присущи изначально. До нее ведь он себя не знал совершенно. Игорю Петренко, исполнителю главной роли, я все время говорил: ты играешь тупого, обычного мента. Он для Кармен – орудие. Почему она спокойно принимает смерть из его рук? Потому что знает, что они встретятся там, в другом мире, где их любовь будет совершенна.

Раскрою вам одну тайну. С актерами же договариваешься, как они будут играть, о чем. Так вот в этой сцене смерти Кармен я просил Ольгу Филиппову произносить «я тебя не люблю» так, как если бы она говорила «я тебя люблю».

«Оттуда еще никто не возвращался»

– Ваши герои нарушают все христианские добродетели – не убий, не укради, не прелюбодействуй. Кроме того, они сами провоцируют свою смерть. То есть совершают практически самоубийство – смертный грех с точки зрения христианства…

– Сложный вопрос… Их поведение связано скорее с проблемой, выраженной, например, Бергманом, молчания Бога. Когда героям кажется, что Бог их покинул и надо сделать хоть что-нибудь, даже преступление, чтобы Он проявил себя. Их вера неполноценна, может быть, раз они его не слышат. Но сказать, что у меня-то вот есть связь с Господом, – это на сто процентов фарисейство.

Как-то на пресс-конференции после показа «Кармен» меня спросили: почему Сергей, если он такой хороший человек, героиню убивает, а не себя? У меня возник ответ: ведь самоубийство – больший грех, чем убийство. На самом деле я не претендую на то, чтобы давать ответы. Я могу только ставить вопросы. Даже не так – я могу заставить людей сопереживать и думать. Потому что ведь люди, как правило, об этом не задумываются. Пусть судят другие – правоохранительные органы, пусть образовательные учреждения воспитывают. Наша цель – ни то, ни другое. Мы пробуждаем душу, чтобы она не спала.

– Но смерть – не слишком ли большая цена за любовь?

– Смерть – это ворота в другую жизнь. Есть еще такой анекдот в тему: два эмбриона-близнеца в утробе матери разговаривают, и один другого спрашивает: «Скоро надо рождаться, страшно ведь. Как ты думаешь, есть там что-нибудь после рождения?» А второй говорит: «Не знаю. Оттуда еще никто не возвращался»…

«Смысл любви –

не в счастье»

– Все ваши фильмы – о любви. Откуда у вас такой культ любви? В вашей жизни тоже была любовь-катастрофа?

– Действительно, все мои фильмы – о любви. В какой-то мере я каждый раз снимаю про себя, как любой автор. Потому что то, о чем говоришь в фильме, требует личного сопереживания. Я отношусь к любви и как к испытанию, и как к дару. В моем случае любовь редко приводила к счастью. Конечно, бывали счастливые моменты, но не в них смысл. А в том, чтобы почувствовать: Бог тебя оттачивает как необходимый ему карандаш.

– Еще о пересечении искусства и жизни. Сценарий вашей картины «Дюба-Дюба» ведь основывался на личной любовной истории сценаристов. Может быть, поэтому фильм такой личностный, нервный, талантливый получился…

– Да, многие считают его лучшим моим фильмом. Потрясающе талантливые сценаристы – Петя Луцик и Леша Саморядов, ныне покойные, рассказали историю двух сценаристов и девушки, которую один из них спасал из зоны. Только в фильме прототипом героя Олега Меньшикова был Петя, а его друга Лешу сыграл Гриша Константинопольский. В реальности все было наоборот – Леша Саморядов переписывался с девушкой, которая попала в тюрьму. Для ее спасения нужно было 50 тысяч. И он нашел их – ровно столько ему заплатили за сценарий. И он вытащил ее из тюрьмы.

– И чем закончилась их история?

– Она стала ему неинтересна.

– В финале «Дюба-Дюба» вы оживили героя Меньшикова, который вроде бы погиб. То есть оставили сомнение – не проще ли сочинить историю и умереть только в воображении или все-таки окунуться в эту страсть и умереть. Вы ставили себя на место главного героя?

– Конечно. Ради этого и делался такой финал, который, кстати, не писали сценаристы. Я его придумал сам. С ним появился вопрос: у героев есть выбор – или пускаться во все эти безумства, или написать об этом сценарий. Тогда Луцик и Саморядов были против такого финала. Но потом с ним согласились – думаю, у ребят такой финал подразумевался подсознательно.

– А об обратном влиянии кино на жизнь вы не думали? Может быть, мы и не ждем от любви ничего хорошего, потому что искусство нам об этом говорит?

– Я понимаю, о чем вы. Но кинематографист рассуждает так: к чему может привести счастливая любовь? К браку, быту. Разумеется, нужны браки, семьи. Иначе откуда возьмутся дети? Только для искусства это не очень интересно. Конечно, я хочу, чтобы никто никого не грабил и не убивал, чтобы люди были порядочными. Я вообще законопослушный гражданин. Но мне неинтересно смотреть кино о добропорядочном человеке. А разве вам интересно?

– Повлияли ли русская литература и искусство в целом с их трагическим мировосприятием на ваше понимание любви?

– Да, наверное. Хотя ведь и мировая литература смотрела на любовь трагически. Возьмите хоть Шекспира. Или кинематограф.

– Но современное кино, особенно в голливудском варианте, предпочитает хеппи-энд.

– В последнее время необязательно. Есть целая когорта голливудских картин, в которых истории заканчиваются хорошо, но не в этой, земной, жизни. Николай Бердяев как-то сказал: «Любовь не имеет никакого отношения к жизни, она скорее имеет отношение к смерти». Именно эти слова стали нашим лейтмотивом в «Кармен». В картине наш главный герой, милиционер Сергей, вначале совсем не задумывается о своей жизни, зачем он живет, в чем смысл его существования. И только полюбив и испытав все несчастья, с этим связанные, он приходит к вере. Помните, он спрашивает в конце фильма у адвоката: «Вы верите, что есть что-то там, где мы все встретимся?», и тот ему отвечает: «Не знаю»? Тогда Сергей говорит ему: «А я верю». А в начале фильма он бы даже не понял этого вопроса.

– А как вы отвечаете на этот вопрос?

– Я верю.