На чтение: ≈ 21 мин.В 2012 году, выступая на съезде учителей русского языка и литературы, я говорил о том, насколько невежественен и безграмотен тот стандарт, который нам предложили. Естественно, после этого меня уже не приглашали на два следующих съезда.
Продолжение. Начало в №2, 3
Но вот две очень выразительные детали. Нам предложили обсуждать стандарт, уже утвержденный Минюстом. Мели, Емеля, твоя неделя. А вот в подготовке этого самого нового стандарта не участвовал ни один учитель ни по одному предмету. И в этом одна из причин дикого непрофессионализма многих документов нашего педагогического начальства. Но об этом мы особо скажем несколько позже.
Но в самом деле: для чего же нужна литература в школе? В чем смысл ее преподавания? Ограничусь лишь двумя цитатами. Сначала Тютчев.
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется,
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать.
Итак, главное – как слово наше отзовется и сочувствие. Естественно, сочувствие дается только тогда, когда слово наше отзовется. Добавим: если речь идет о преподавании литературы в школе, то отзовутся не только слова художника, но и слова учителя. Понятно, что на краткие пересказы душа не отзывается и сочувствие они не рождают.
И Лев Толстой, из письма Н.Боборыкину, 1865 год (разгар работы над романом «Война и мир»): «Цель художника не в том, чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить людей любить жизнь в бесчисленных ее, никогда не исчислимых проявлениях. Ежели бы мне сказали, что я могу написать роман, которым я неоспоримо установлю кажущееся мне неверным воззрение на все социальные вопросы, я бы не посвятил и двух часов на такой роман, но ежели бы мне сказали, что то, что я напишу, будут читать теперешние дети лет через двадцать и будут над ним и плакать, и смеяться, полюблять жизнь, я бы посвятил ему всю свою жизнь и все свои силы». Отметим, что Толстой хотел бы, чтобы его роман нынешние дети прочли лет через двадцать, и ему и в голову не приходило, что за это им будут ставить баллы за написанные ими сочинения.
То, что слишком часто происходит сегодня на уроках литературы, от нее отлучает. Вот как об этом пишет ученик школы в Интернете (10 ноября 2019 года): «Даже на литературные темы нам не позволено не соглашаться с мнением учителя насчет того или иного произведения, поступка героя и того, что обо всем этом «хотел сказать автор». Поговорите с нами! Устройте урок-дискуссию, дайте же возможность поспорить друг с другом и с вами, высказать свои аргументы, свое понимание! Такой урок мы запомним навсегда, потому что пропустим его через себя, через свои рецепторы. Не запихивайте в нас мнение из методички, учите думать самостоятельно. Потому что переваренная вами каша невкусная».
Давайте посмотрим, как за последние двадцать лет отлучали, отталкивали в школе от литературы и приучали писать казенно, формально, бездушно. Сейчас лишь кратко. Подробно обо всем этом я писал в своих статьях и книгах, говорил на всякого рода совещаниях, по радио и по телевидению.
Семь лет на выпускном сочинении писали на темы, которые за два месяца до экзамена вошли в список 500 тем, из которых потом будут выбраны темы экзаменационных сочинений. В интервью «Известиям» я тогда сказал, что преподавание литературы заканчивается, теперь только одно – натаскивание на 500 тем. Я тогда работал в медальной комиссии. То, что мы читали, было, кроме крайне редких исключений, ужасно, однотипно и в большинстве случаев списано. Перед этим четырех человек, в числе которых был я, принял один из руководителей московского образования. Мы сказали, что идем к катастрофе. Нам ответили, что ученики, прежде всего кандидаты на медаль, не должны расплачиваться за все эти художества. Сочинения эти писали все. За семь лет это приблизительно более четырех миллионов выпускников.
Девять лет ЕГЭ по русскому языку, в сочинительной части которого нужно было фарш из литературных произведений использовать для собственной аргументации. Я изучил сотни таких, с позволения сказать, аргументов, в «банках аргументов» в Интернете, во множестве книг страниц по четыреста, в которых сотни «аргументов» на все случаи жизни. Это безобразие отменили только в 2019 году. ЕГЭ по русскому языку сдавали все, так что за эти годы около семи миллионов выпускников.
Итоговые сочинения. С 2014 по 2019 год, то есть 6 лет. Писали все. Это пять миллионов школьников. Что касается сути, то послушаем Ольгу Васильеву. Вот что она сказала на съезде учителей русского языка и литературы: «Вместо самостоятельных работ народ честно берет сочинения из Интернета и так же честно нам их сдает. Причем даже в «интернетном» сочинении допускает орфографические и синтаксические ошибки».
Несколько подробнее о ЕГЭ по литературе. Обстоятельно я много писал и говорил все эти годы. Были прекрасные и глубокие статьи в «Новом мире» специалистов-литературоведов. Цифры здесь поменьше. В основном ЕГЭ по литературе сдавали 5‑7 процентов. Из официальной справки: «результаты экзамена необходимы для поступления в вузы по таким направлениям, как филология, лингвистика, музыка, театр, журналистика, телевидение, живопись и др.». В общем, курс на культуру, но от культуры все это более чем далеко.
Сначала прессинг тестов. Об этом я уже говорил. Но что далее, не слаще.
Льва Толстого потряс эпитет в строке «и паутины тонкий волос блестит на праздной борозде» из стихотворения Тютчева. Случайно я наткнулся на ответы пятиклассников на вопрос, почему борозда в этой строке названа праздной. Один мальчик сказал, что она ленится, все работают, а она отлынивает. Не говорю уже о том, что паутина на борозде выразительно говорит о том, что никто уже не работает. А вот девочка ответила, что она отдыхает после трудной, но такой нужной работы. Согласитесь с тем, что сам вопрос поставлен верно: от слова – к смыслу.
Сегодня изменилось само понятие грамотности. Когда-то быть грамотным значило уметь читать. Но вот ныне оказалось, что 25% свободно прочитавших лист текста потом не могут сказать о смысле его. Это называется «функциональная неграмотность». Тем более это все очень значимо, когда речь идет о слове художественном.
Но если бы это самое слово – «праздный» – было в ЕГЭ по литературе, то ученика спросили бы совершенно о другом: а как называется этот художественный прием? И нужно было бы ответить, что это эпитет. Но какой в этом смысл? Эпитетов миллионы. В любом, самом бездарном стихотворении могут быть эпитеты. Ну и что? Ведь, читая, важно понять, что в этом слове, может быть, даже и не зная этого самого термина. Но у нас знание термина важнее слова и его смысла.
И таких требующих назвать термин, а не подумать о смысле, в каждом варианте ЕГЭ по литературе 12 вопросов. И за эти 12 вопросов дается 12 первичных баллов, но, пересчитанные по стобалльной системе, они дают 26 баллов. А 32 балла – это уже порог: экзамен сдан. Так все переворачивается с ног на голову, точнее сказать, на задницу, на выученность. Но учит ли все это читать и понимать?
И самое страшное в том, что ЕГЭ по литературе не дает ответа на самый главный вопрос: прочитано или не прочитано само произведение, о котором пишет на экзамене выпускник школы? Умеет ли выпускник школы, идущий в гуманитарные науки, самостоятельно разбираться в прочитанном художественном тексте? И каково его личное отношение к тому, что он прочитал, и к тому, о чем он пишет?
Между тем вот вам результат исследования, которое дважды было проведено в Московском городском педагогическом университете на филологическом факультете, то есть среди хорошо и даже отлично сдавших ЕГЭ по литературе… Но о нем я уже рассказывал.
Если кратко сказать о том, что сегодня происходит на уроках литературы, то придется сказать одно: с этих уроков уходит сама литература.
Но вот в конце ноября официально объявлено, что «никаких изменений в ЕГЭ по литературе в 2020 году проведено не будет». Выходит, под аккомпанемент патриотической риторики будем и дальше гнобить русскую литературу и русский язык.
Все это и заставило меня предложить «Учительской газете» цикл статей о коренных проблемах преподавания литературы в школе. Совершенно очевидно, что прежде всего нужно хотя бы наметить контуры содержания этого преподавания. Не претендуя на все ответы, я буду говорить только о преподавании литературы в старших классах.
Бесспорно, что существует и та проблема, о которой сказано в концепции: язык классики и язык современной нашей жизни. Обо всем этом еще в 2012 году на страницах «Литературной России» говорил Дмитрий Бак: «Мне кажется, что не все еще даже в академическом сообществе осознали тот факт, что XIX век уже не прошлый, а позапрошлый. Буквально на моих глазах (я преподаю двадцать шесть лет) коренным образом изменилось отношение студентов и вообще современников не то что к реалиям текста, не то что к каким-то вещам, требующим специального комментария, но просто к языку и к референтным областям языка… Все уже за пределами компьютерного века, который ничего общего не имеет с классической литературой. Последняя отодвинута уже в сферу своего рода «папирологии». Человек, профессионально разбирающийся в классике, сейчас подобен специалисту по клинописи». Понимая все эти угрозы, я все время убеждаюсь, что, с другой стороны, есть и иное: содержательно «Отцы и дети» и «Преступление и наказание» не уходят от нас, а приближаются к нам.
Споры тут идут отчаянные. Одни говорят, что «редкий школьник до конца прочтет «Преступление и наказание» и «Войну и мир». Для старшеклассников это слишком серьезная литература». Или о том, что «в сознании современного школьника Онегин, Печорин, Обломов, Раскольников и далее по списку являются законченными и печальными лохами». Постоянно приходится читать о том, что «есть ощущение, что от подростков проблемы русской классики сейчас невероятно далеки».
Но есть и иное мнение: «Говорят, что Достоевский слишком тосклив, как и вообще русская классическая литература. Так говорят недалекие люди. Важно, как преподавать Достоевского и как разбирать его произведения».
И прежде всего нужно определить параметры содержания литературного образования. Повторю: буду говорить лишь о старших классах. Здесь можно обозначить два полюса, два абсолютно противоположных подхода. Первый: историко-литературный курс. Он сегодня возможен только в профильных классах, да и то, наверное, не всегда. Что касается школ обычных, то там такой подход уже невозможен: просто не по силам современному ученику все это прочесть. И нужно отказаться от всех этих причитаний: «Ах, Островский – великий русский драматург!» Да, Островский – великий русский драматург. Но «Гроза» сегодня не может быть предметом подробного рассмотрения в школе. Она абсолютно из другого мира. И мне часто об этом говорили и ученики. И вообще школа – это не энциклопедия и не Википедия. Мы обращаемся к избранному, не умаляя этим других. У нас просто нет иной возможности серьезно заниматься литературой. Лучше меньше, чем больше. Но, сокращая, мы углубляем, развиваем, обогащаем.
Иной подход описан в статье Михаила Павловца «Литература в школе: сочинение предмета», опубликованной во 11‑м номере «Нового мира» за 2018 год. Сразу скажу: сама идея, что нужно сочинить, то есть создать некий иной вариант предмета «Литература», представляется мне абсолютно правильной.
Но вот что сочинено: «Помню рассказ филолога Ирины Савкиной, что в финской школе вовсе нет единых для всех списков – каждый читает свои книги. На вопрос, как тогда они могут общаться на литературные темы, Савкина ответила, что обмениваться впечатлениями от прочитанного и советовать или не советовать друг другу те или иные книжки тоже можно живо и заинтересованно».
Не хочу никого обижать, но у Финляндии нет такого литературного наследства, как у России. Возможно, именно поэтому там и не составляют списки. К тому же обмениваться впечатлениями можно только в том случае, если обмениваются те, кто прочитал ту же самую книгу. Впечатление от одной книги не обменивается на впечатление от другой книги.
И вот как заканчивается эта статья: «Нужно переизобрести такой школьный предмет, как «Литература», перестав себя тешить иллюзией, будто все профессиональные неудачи словесника связаны с отсутствием у него «волшебных методик», которые еще только предстоит внедрить. (Сам я думаю, что первобытность содержания предмета «Литература» часто сопряжена и с первобытностью методик его преподавания. – Л.А.). И что якобы можно, придумывая дополнительные экзамены – национальные испытания – хоть «итоговое сочинение», хоть «всероссийскую проверочную работу», – тем самым усадить современного школьника за книгу. В конце концов, не учет сдачи норм ГТО при приеме в вузы, а доступность общественных спортивных площадок и мода на здоровый образ жизни делают сегодня массовый спорт все более популярным. Если чтение из обязанности превратится в естественную потребность – первое будет признано в качестве таковой, с соответствующими мерами удовлетворения этой потребности, не нужны будут никакие лукавые способы превращения его в очередной экзамен, аттестационный или «допускной».
Думаю, что сама по себе идея экзамена по литературе не порочна. Был устный экзамен по литературе и в педвузах, и куда меньше было тех, кто не читал «Капитанскую дочку», «Мертвые души» и даже «Войну и мир», а может быть, и вообще таких не было. И хорошо помню, с каким огромным интересом писали свои сочинения московские школьники, когда мы впервые в Москве начали проводить литературные олимпиады. Через многие десятилетия мне рассказывала учительница литературы, что с этой работы и начался ее путь в педагогический институт. Да и сама Вышка ведь при помощи экзамена набирала себе школьников в свои школьные классы.
А сам я вспоминаю об удивительном опыте, который проводился лицеями страны. В Москву приезжали команды лицеев, и все участники этой команды должны были пройти пять испытаний: сочинение, работа по физике, математике, иностранный язык и история. Итоги подводились по архиказенным темам, и все учителя литературы натаскивали все зимние каникулы на заранее сообщенные темы сочинений. Это было очень плохо. Попросил на выходной день дать мне по одному человеку из команды и предложил им сравнить два стихотворения. Все справились за час и сказали, что это куда интереснее. И со следующего года мы давали только творческие задания. Скажем, в выпускном классе предложили стихотворение Блока «Я – Гамлет, холодеет кровь…» и стихотворение Марины Цветаевой «Диалог Гамлета с совестью». И, что было очень важно, уже на ночь глядя мы собирали всех и анализировали написанные работы. Потом ребята говорили, что это и было самым интересным. Дело не в жанре сочинения самом по себе. Сочинения могут быть казенными и подлинно человеческими. И то, что Московский университет предлагает всем поступающим на филологический факультет сочинение, в принципе правильно. Я бы еще проверил, кто что читал из программной литературы.
Лев АЙЗЕРМАН
Выбор читателей
Комментарии