На чтение: ≈ 14 мин.Голос у Устиньи Григорьевны спокойный и рассудительный. Деловой. Доносится с магнитной пленки лай собаки со двора, воскрешая в памяти простую деревенскую обстановку ее дома с фотографиями на стене, деревянным полом с ковром, на котором играют рыжая кошка-мать с котенком… Мы приезжали к Устинье Андреяновой в Куровское. Это теперь город Орехово-Зуевского района Московской области, а когда-то большое гуслицкое село. Гуслицы – неофициальное название старообрядческой местности на востоке Подмосковья, расположенной на территории одноименной волости, известной со времен Ивана Калиты. В Куровском было несколько фабрик, принадлежащих купцам-старообрядцам. Гуслицы – это болота и песчаные почвы. Но деревни здешние благодаря таланту их жителей отличались зажиточностью и немалыми размерами. Степановка, откуда родом Устинья Григорьевна Андреянова, была одним из таких селений.
Легендарное гуслицкое прошлое воскресает в ее памяти. Живы дорогие люди и голоса их. Устинье Григорьевне уже восемьдесят с половиной лет. После войны она закончила сельскохозяйственный институт. Трудится в сельском хозяйстве с 1941 года. Звеньевая, агротехник, директор крупного совхоза с 1963 по 1970 год. Потомственная старообрядка Устинья Андреянова – почетный гражданин Орехово-Зуевского района. Хозяйская хватка, упорство, настойчивость, деловитость – ее отличительные черты.
Несмотря на то, что Степановка расположена не на основных дорогах, она и сейчас остается одной из населенных деревень. В 1923 году здесь было построено добротное деревянное здание начальной школы, которое действует и поныне. Сохранились даже старые довоенные парты, за которыми обучаются нынешние ученики. Всего в школе около десяти учеников.
Стараниями Устиньи Григорьевны в школе в 1987 году появился музей. Он занимает две комнаты. Одна знакомит с историей Степановки и Гуслиц, начиная со времен Ивана Калиты и заканчивая организацией колхозов, развитием совхозного производства. Особый уголок посвящен фольклору.
– А у меня старообрядчество в избе, – говорит Устинья Григорьевна.
«В избе» – значит в другой школьной комнате, где воспроизведен интерьер старообрядческой избы со всем ее убранством. Стан, за которым женщины пряли (такой был практически в каждой избе), иконы, детская люлька, стол, кухонные лавки, плетения из соломы и бересты, меры веса. Устинья Григорьевна – историк без исторического образования. Все расскажет: когда проезжал по гуслицким деревням патриарх Фотий, где и какую церковь велел основать Иван Грозный…
Поначалу музей может показаться несколько скромным, но вскоре эта иллюзия проходит. Здесь самое главное не в экспонатах, а в том, что стоит за ними, в истории селения, в жизни многих поколений его обитателей. В музее много старых фотографий из семейных архивов степановцев. Они, как и предметы народного быта, были собраны непосредственно в самой деревне.
Возле Степановской школы – большой парк из голубых елей. Это достопримечательность Степановки. В 1985 году, к 40-летию Победы в Великой Отечественной войне, с помощью односельчан посадила его Устинья Григорьевна. Каждое дерево посвящено памяти конкретного бойца-земляка.
– У нас на войну ушло около 500 человек, я знала каждого в лицо. Знала, как жила его семья во время войны. И вот когда была я главным мелиоратором, строила плотину, забежала по какому-то делу в сельсовет. Там сидели наши, кто с войны пришел. Они со мной в школе учились. «Устинья Григорьевна, когда ты нам памятник поставишь?» – «Какой вам памятник? Вы живые». – «А это мы про памятник тем, кто погиб за то, что мы живые». – «Если будете мне помогать, я возьмусь за организацию».
Собрала я три собрания: сначала инвалидов войны, потом жен погибших, потом молодежь. Пошла к директору совхоза: «Вот тут у тебя земля песчаная, она не родит, отдай для школы». – «Бери Бога ради». Тогда все это было просто. Зимой я сидела в архивах, писала в Подольский архив Вооруженных сил, ходила в Орехово-Зуевский военкомат. Таким образом выяснила, что 176 степановцев не вернулись с войны. Сейчас еще трое нашлись. Я подумала: «Раз памятники не разрешают ставить (а при Брежневе их одно время не разрешали ставить. – Прим. авт.), кто мне запретит дерево посадить?» Собрала механизаторов. «Будете помогать во внерабочее время?» – «Да». Все хотели сделать что-то хорошее.
Наметили мы, где сажать деревья. Собрались еще раз, чтобы решить, что сажать: липу или клен. И тут один человек мне говорит: «Устинья Григорьевна, чем ты хочешь удивить?! Липы и клена везде полно, а вот если бы ты голубую е-е-ель посадила!» Стала я искать саженцы. Приехала в Раменское. «У вас бывает голубая ель?» – «Бывает, но редко, раз в пять лет». – «А где ее растят?» – «Их нам сюда какой-то дед возит и сдает. По пять рублей елочка». – «Где его искать?» – «Вон там воинские части. А за ними большие сады. Где-то там, а точно не знаем».
Был апрель, время поторапливало. Ямки уже были разбиты на земле. Все сделано, а елей нет. Устинья Григорьевна стала ходить каждый день в эти сады. Резиновые сапоги, шерстяные носки: там еще снег не растаял. Народу мало, спросить некого. День, два, три, неделя проходит. Устинья Григорьевна решила искать в последний раз, уж почти все обошла. И набрела на дом, где жил тот самый старик, тот, что выращивал голубые ели.
– В доме я все и рассказала его жене. Пояснила, что денег у меня нет. А сама смотрю: участочек-то маленький, где ж эти ели растут? Попросила, чтобы показали. Вышли мы: «Да вот они». А там уголочек такой, снег лежит, и из него такие вот с палец росточки торчат. А я-то представляла, что они, как саженцы яблонь, эти ели – большие. Легла на снег и расплакалась-разрыдалась. Сколько мук положено! А они торчат, такие маленькие, и как будто смеются надо мной! Идет сам дед: «Ты что лежишь?» А я не могу успокоиться. Жена вместо меня все ему рассказала. Поверили они мне. Решили дать саженцы. «Только приезжай попозже, они оттают немножко. Сто штук тебе дадим, а осенью еще сто. Только тогда уж приедешь с деньгами».
Сажали ели вместе с детьми. Ямки рыли и местные жители ночью. Кто и сколько рыл – неизвестно. Обычай такой: труд ради святого дела должен оставаться в тайне. С полдевятого утра и до полдевятого вечера сажали. Из последних сил…
Наступила осень, надо отдавать деньги. Поехала я в Орехово, в Охранприроду. Ничего не добилась. Поехала в Москву. Мне говорят: «Если действительно все было так, как ты рассказываешь, дадим денег». Приехали ко мне через два дня с проверкой. Ходим вдоль елочек. Я рассказываю: «Это в честь Шмелева Ивана Федоровича, это в честь Андрея Ивановича, это в честь Зинина Ефима». – «А как же ты их всех помнишь?» А я знала, как они жили, так и елочки сажала. Сосед рядом с соседом… Деньги были переведены – тысяча рублей. А потом каждый год дети следили за елочками. Отмечали, на сколько они подросли. Все заносили в календарь, все учитывали.
Через несколько лет возле парка все-таки поставила Устинья Григорьевна памятник. Обычный, как говорится, типовой. Боец, держащий на руках павшего товарища. Памятников было несколько, их куда-то везли через деревню, и один каким-то образом остался в совхозе. Устинья Григорьевна пошла к секретарю парткома. Безуспешно.
И снова проявилась ее смекалка. Приехал раз в деревню первый секретарь – начальство более высокого ранга.
– Идет он, а я на памятник повесила табличку на веревке: «Спасите меня, люди». Первый секретарь увидел: «Убрать немедленно!» Мужики, которые мне помогали табличку вешать, ни с места. «Я вам говорю – убр-р-рать!» Сняли они табличку, ушли. А я со стороны наблюдаю. Как только прошел первый секретарь, табличку вновь повесили. Теперь он идет другой дорогой, как увидел, как начал чесать: «Что за безобразие! Уродство! Издева-а-ательство!» И понес, и понес! И секретарь парткома, к которой я раньше ходила целый год, говорит мне теперь: «Забирай его немедленно, этот памятник». Нашла я погрузчик, два прицепа (памятник из двух частей состоял). Отвезли его к школе, установили. Потом пневматическим пистолетом на памятнике укрепили буквы, получилась надпись «Слава погибшим воинам».
Надо добавить, что немного позднее в школьном парке поставила Устинья Григорьевна в память погибших высокий, в два человеческих роста, старообрядческий крест.
Есть все-таки на земле вещи, против которых время бессильно. Не надо тратить сил, чтобы добиться глупой славы. Если жизнь послужит примером созидательной деятельности, то память о человеке останется в поколениях. Дело не только ведь в том, что Устинья Григорьевна спасала сельские родники, будучи мелиоратором, или посадила парк у школы. Она показала пример, который подсказывает и другим, как следует жить и какие ценности в этой жизни искать. А это немалая заслуга. «Человек, – говорит она, – рождается на созидание».
Прощаемся с Устиньей Григорьевной. На кухне темнеет медью небольшое распятие в углу под низким потолком. Через открытую дверь видно, как гуляют по двору куры. Воздух чист и свеж… Что делала эта женщина всю свою такую долгую жизнь? Работала, не стыдясь и не скрывая веры своей. Составляла родословные и собирала по деревням фольклор, ходила по домам, где доживали свой век гуслицкие старики и старушки. Первой начала она изучать самобытную гуслицкую культуру и пытаться сохранить ее в меру своих сил.
В крае нет пока музея, который рассказывал бы о прошлом этой местности. Исключение – школьные музеи в Степановке и в Ильинском Погосте. Уже давно витает идея создать особый музей на базе школьных. И в Степановке, и в Ильинском Погосте есть прекрасные подъездные дороги. Собран замечательный фольклорный материал, можно регулярно устраивать фольклорные праздники, включая их в программу для экскурсантов. Но пока что вопрос об открытии гуслицкого историко-этнографического музея остается открытым.
Сохранение памяти дело трудное, но как бы то ни было, это потребность человека. Это так же необходимо, как воздух. Поэт Анатолий Жигулин писал именно об этом:
И рядом с древней колокольней,
Где синий свет и высота,
Опять надеждою невольной
Душа наивно занята…
О если б все-таки оставить
В грядущей неизбежной мгле
Пускай не жизнь,
Хотя бы память
Об этой жизни на земле!
Вот и Устинья Григорьевна сказала как бы между прочим: «Человек по-настоящему живет тогда, когда он что-то делает и чувствует, что этим сохраняет память». Это было и остается ее жизненным принципом. Понимая это, вдруг спрашиваешь себя: а ты-то как живешь? Какой пример ты оставишь?
Куровское, Московская область
Выбор читателей
Комментарии