На чтение: ≈ 14 мин.Полтора года назад народная артистка России Ирина Мирошниченко приехала в Брянск в составе звездной агитбригады поезда “Да”, который колесил по стране два месяца. Тогда мне очень хотелось поговорить с этой актрисой, но пресс-атташе поезда сказала: “У Ирины Петровны сегодня ночью был почечный приступ. Приезжала “скорая”, делали укол. Боюсь, что Мирошниченко не сможет выступить на сегодняшнем концерте. А об интервью нечего и думать”.
Она вошла в вагон-ресторан, когда я уже заканчивала беседовать с Никитой Джигурдой. Сначала в двери ворвалась юркая, смешная такса Ника – любимица Ирины Петровны, а потом показалась сама актриса. Поясницу обматывал шерстяной с начесом платок, под глазами черные круги, бледное лицо, неуверенная походка… А через четыре часа я увидела, как на сцену “Дружбы” выпорхнула ослепительной красоты женщина, распространяя вокруг себя необыкновенной силы энергию и здоровье.
С тех пор меня мучил вопрос: каким образом возможно такое перевоплощение? И вот именно с этого я начала беседу с Ириной Петровной.
– Даже объяснить не могу. Наверное, сцена действительно лечит. Это какая-то магия, когда открывается второе дыхание при виде освещенной сцены и заполненного зрительного зала. Просто встал и пошел!
– При том, что вы могли с чистой совестью отказаться от концерта.
– Знаете, я в одном городе на концерте очень простыла в неотапливаемом зале и попросила организаторов тура “Да” позаботиться о том, чтобы в следующем городе, а это был Ижевск, зал обогрели. Мне пообещали, а когда я перед концертом вышла на сцену, то увидела, как от моего дыхания идет пар. Огромный зал ДК был ледяным. Тогда я, признаюсь, возмутилась и вернулась в поезд. Забилась в свое купе и решила никуда не идти. И вот представьте себе, ворочалась, ворочалась и не вытерпела. Посмотрела на часы – концерт уже час идет. “Ну, – подумала, – может, там надышали уже? Не так холодно?” И вернулась, вышла на сцену и спела свои песни. Но на меня все равно обиделись, и местные власти даже сказали, что никогда меня к себе не пригласят. К сожалению, к нам, артистам, отношение как возвышенное, так и потребительское. И очень часто второе перевешивает первое.
– Ирина Петровна, ваше имя переводится, как “мирная”, а фамилия начинается со слова “мир”. И вместе с тем, по знаку Зодиака вы – Лев, стихия – огонь, планета – Солнце. Как столь разные начала в вас уживаются?
– Я даже не знаю… Не склонна себя анализировать. Но, как мне кажется, моя огненная сторона – это сцена, мое творчество. А что касается мирной половины, то это мой дом, моя семья.
– В одном интервью вы рассказывали, что, когда были маленькой, старший брат заставлял вас держать в руках подушку, на которой отрабатывал боксерские удары. В детстве вы были шумным ребенком?
– А вот и нет. Я была всегда очень тихой и всего боялась. А что касается подушки, то просто брат был большой и сильный и у меня не было выхода, кроме как держать удар. Даже когда страшно. Может быть, именно брат воспитал во мне такое качество, как терпеливость.
– А быть актрисой вы всегда мечтали?
– В шесть лет меня привели в балетную школу при Большом театре. Но врачи сказали, что у меня слабенькое для балерины сердце. Я, помню, была совсем маленькой, когда, оставаясь дома одна, пела перед зеркалом арию Сильвы. А моя мама, надо сказать, несостоявшаяся актриса. Дело в том, что, когда она только начинала свой творческий путь (это был 1939 год), репрессировали ее первого мужа, и маме пришлось забыть о карьере актрисы. Потом она встретила моего отца, родилась я и, может быть, именно во мне мама видела все то, что ей не удалось совершить самой. Мама всегда была моим самым главным критиком, и много раз я слышала от нее: “Не так сказала, не так повернулась, а вот этот монолог я бы лучше прочитала”. Ее сломленная, в общем-то, судьба всегда давала мне огромную внутреннюю эстафету. Взять все лучшее от своей мамы и добавить к этому свой талант – вот то, к чему я всегда стремилась.
– В школу-студию МХАТ вы поступили с первого раза. И это при том, что конкурс был сумасшедшим.
– Дело в том, что у меня была хорошая подготовка. В десятом классе я занималась в театральной студии при Театре Ленинского комсомола. А руководил ею Владимир Яковлевич Ворошилов. Всей стране он был известен как автор и ведущий телепередачи “Что? Где? Когда?”, и мало кто знал, что Владимир Яковлевич – прекрасный режиссер. И самой моей первой ролью была Лариса в “Бесприданнице”. А пластику у нас преподавал великий Рудберг. У меня очень хорошо получалась пантомима. Тогда все очень увлекались Марселем Марсо, и Рудберг пророчил мне большой успех в этом направлении и даже расстроился, когда узнал, что я поступила в школу МХАТ.
– Вся ваша творческая жизнь связана с МХАТом. Но вместе с тем в кино вы сыграли более пятидесяти ролей. Руководство театра легко отпускало вас на съемочную площадку?
– Расскажу один случай, и все станет понятно. Меня вместе с фильмом “Их знали только в лицо” пригласили принять участие в Международном кинофестивале, который проходил на острове Цейлон. Это был 1966 год, и я впервые выезжала за границу. Да еще и в такую даль. В театре меня отпустили только на три дня. Когда руководство фестиваля узнало, что мне надо так быстро лететь назад, они стали требовать, чтобы я прямо из посольства звонила в театр. А надо сказать, что я была занята в спектакле “Синяя птица”. Изображала, как и другие молодые артисты, массовку. Играла “черного человека”. В черных плащах и колпаках мы носились по сцене, не произнося ни единого слова. И вот, когда я позвонила в театр и начала что-то лепетать про кинофестиваль, услышала в ответ железный голос: “Если вас не будет на спектакле, вы уволены”. Все мои роли в кино считались в театре ерундой, хотя именно в эти годы я сыграла свои лучшие роли в фильмах, которые стали классикой кинематографа.
– И среди них – Мария Магдалина в “Андрее Рублеве”. Тарковский вас сам выбрал на эту роль?
– Это интересная история. Когда мы учились в школе МХАТа, то в обеденный перерыв обычно бегали в пельменную. А я экономила свой рубль на такси. Жили мы тогда в новом квартале на Ленинском проспекте, и я часто опаздывала на занятия. И вот однажды я скопила несколько рублей и решила зайти в гостиницу “Националь”. Там на первом этаже было кафе, где варили очень вкусный кофе и продавали чудесные пирожные. На следующий же день мне позвонил помощник Тарковского и пригласил на фотопробы. Оказалось, что, пока я сидела в “Национале”, меня заметил находившийся там Андрей Тарковский и разглядел во мне Марию Магдалину. Потом мы вместе с Тарковским ездили в Бельгию, где на фестивале представляли “Андрея Рублева”. Это была очень интересная поездка, и помню, что я поразила на пресс-конференции всех журналистов, потому что свободно говорила на французском языке. Спасибо родителям, которые заставляли меня его учить.
– Вашими партнерами на сцене были Иннокентий Смоктуновский, Евгений Евстигнеев, Юрий Богатырев…
– Юрочка однажды спас меня от инвалидности. Мы репетировали “Чайку”, и на сцене стоял громоздкий реквизит – такая фура на колесах. По замыслу режиссера на ней стояли Вячеслав Невинный, Юра Богатырев и еще несколько артистов. А я стояла рядом, и вдруг эта фура тронулась с места и моя нога попала под колесо. Я закричала от боли, а Юрочка моментально спрыгнул вниз и двумя руками приподнял эту махину со всеми, кто на ней стоял. Он был невероятной силы человек. Настоящий богатырь. А с партнерами мне действительно повезло. Это огромное счастье – работать с такими артистами.
– А вас приглашали сниматься за границу?
– Однажды меня пригласили на главную женскую роль в итальянской картине с Марчелло Мастрояни. Надо ли говорить о том, как на это отреагировало Госкино?
– Насколько мне известно, кроме театра и кино, вы еще работали на телевидении, и теперь вот эстрада. Не трудно ли это? Как вам удается поддерживать себя в хорошей форме?
– Вы знаете, когда мне задают такой вопрос, первая мысль, которая у меня возникает: “Может, не стоит рассказывать? Ведь это мое, личное”. Вторая мысль, которая идет рядом, о том, что моя работа, моя профессия предполагают прежде всего жить для других. Поэтому если я что-то могу сказать, чем-то поделиться, то почему нет?
Себя держать, так сказать, на высоте своего ощущения очень трудно, а женщине – особенно. Меня очень держит моя профессия и отношение к ней. Миллион раз бывает, когда я чувствую, что нет ни физических сил, ни желания чем-либо заниматься. Но когда я прихожу перед выступлением за кулисы или на съемочную площадку, я знаю, что там меня ждут люди. Тогда подсознательно вступает в силу какая-то программа, заложенная во мне. Она заставляет меня раскрывать сердце и душу людям. Меня держит на высоте желание сделать свое дело так, как я считаю нужным и достойным. И это связано не только с моей актерской профессией. Любая профессия, которая требует, чтобы ты отдавал что-то людям – будь то врач, учитель или еще какая, – может давать аналогичную энергию. Важно, как ты относишься к своему делу. Бывает, что зайдешь в кабинет – сидит женщина-робот с соответствующим выражением лица и отношением к посетителю. И ты чувствуешь себя не в своей тарелке. А бывает, что человек относится к своей профессии, к тому, что он делает, замечательно. Поэтому женщина любой профессии может любить, цвести, быть всегда в форме, как уж трудно ей бы ни было.
– Ирина Петровна, вы производите впечатление сильной женщины. Считаете ли вы, что в сегодняшней жизни, когда женщина часто успешнее в карьере, чем мужчина, она должна стремиться к независимости?
– Нет, я не разделяю такую точку зрения. Я никогда бы не позволила себе кичиться перед любимым человеком тем, что зарабатываю больше него. Семья – это не карьера. В семье мужчина был и должен всегда оставаться главой. А женщина – при нем и не более того. Но! При этом почему женщина не может работать и реализовываться в какой-то сфере жизнедеятельности? Я считаю, что каждый человек, будь то мужчина или женщина, если он имеет какую-то профессию, должен в этой профессии стремиться к совершенству. Надо уметь делать что-то полезное. Я бы сказала, что ценность женщины – в ее профессиональной независимости.
– А вы сами – независимая женщина?
– В творческом плане я абсолютно независимый человек. А на мою внутреннюю женскую свободу даже посягать не надо. Я и так принадлежу своему любимому человеку. Всеми своими чувствами и эмоциями. Но не профессией.
Наталья ТИМЧЕНКО
Выбор читателей
Комментарии