Свидание с матерью Место встречи – запасники Русского музея

Моя мама при жизни удостоилась кисти художника Георгия Ряжского, автора знаменитой “Председательницы”. Удивительно, но мне шел уже четвертый десяток, когда мать призналась, что с нее в 1932 году писал Ряжский. Потом я добился, чтобы из Русского музея мне прислали фотографии с портретов матери. В июле прошлого года я побывал в музее. Оформив официальное разрешение, меня пропустили в его запасники. О, какое потрясающее для меня, семидесятилетнего человека, событие! Свидание с матерью. Передо мной ставят две картины, для которых позировала она…

Одна из картин называется “Портрет чувашской учительницы”, хотя учительницей была моя бабушка Мария. На портрете мать немного задумчива. В левой руке тетрадь. Нежные, очень женственные черты лица. Желтый, длинный, очень похожий на шарф платок… Моя мама по тем временам считалась очень грамотной: у нее был диплом об окончании семилетки. В школе, где она училась, директором была Клавдия Тимофеевна Свердлова, жена того Свердлова, на похоронах которого Ленин сказал: “Умер вождь рабочего класса”.
Другая картина, “Портрет чувашки”, более известна, с нее напечатаны репродукции. Это скорее психологический портрет. Я бы сказал, с философским уклоном. Здесь подчеркнута сила воли человека, ее передают взгляд и подбородок. Мать действительно была незаурядной силы воли. Всю жизнь трудилась: стирала на людей, на ресторан, на магазин, на господ. Были тогда такие, и сейчас есть. Они есть всегда. За то, что мама была бедной, ее обзывали проституткой. Мама часто мне говорила, что надо быть осторожным. “Осторожность – мать мудрости”. Она родилась бедным человеком, бедной и умерла. Но с богатой душой!
И в Петербурге, и в Москве меня спрашивали, каким образом Ряжский познакомился с матерью и почему именно с нее написал портреты. К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос. Мать об этом ничего не говорила, будто скрывая какой-то секрет… Когда меня увидела сотрудница музея, показывавшая мне картины, никогда раньше не видевшая меня и не знавшая, она сказала: “Как вы похожи на свою мать”.
В 1932 году матери было 25 лет. Позади семилетка. После нее тогда принимали в институт. Мать уже успела принять участие в знаменитом движении 25-тысячников, в организации колхозов. В этой кампании она участвовала, будучи беременной… Мама привила мне любовь к шашкам. Ими я “болен” уже пятьдесят лет.
Конечно, с матерью связаны у меня воспоминания о школе.
Чтобы отправиться в первый класс, я оделся очень оригинально. Пошел туда в трусах, босиком, с большой луковицей в руках. На уроке она упала из парты и покатилась по всему классу. Вызвала общий смех и надолго подорвала мой авторитет. Каюсь, в школе я обижал девочек. На каждой парте у нас были фарфоровые чернильницы с синими чернилами. Я скатал из тетрадного листа трубочку, окунул в чернила и своей соседке Зине провел полоску от одного уха до другого… Слезы, конечно. Маму вызвали в школу. Ох и получил я от нее тогда!
Мой старший брат тоже был оригиналом в школе. До четвертого класса не было хуже ученика. Мать и учителя намучились с ним. Но здоровое зерно, заложенное природой, все-таки пробилось. В четвертом классе брат неожиданно для всех стал отличником. А до войны отличников здорово поощряли. Брату подарили за учебу новый костюмчик, кепку и ботинки. И повесили его фотографию на Доску почета…
Как жила мама после 1932 года, когда Ряжский уже написал портреты? Тяжко жила. В 1933 году из подвала дома на Сивцевом Вражке мы переехали на окраину Москвы, в Покровское-Глебово. В свежий сталинский барак, построенный заключенными, работавшими на канале имени Москвы. Мама закончила курсы медсестер. Была одним из первых сотрудников в только что открывшейся Центральной больнице МПС. Когда началась война, пыталась со мной и братом эвакуироваться, даже ходила в приемную Калинина на Моховой. Ничего не вышло, и, может быть, к лучшему. У моей двоюродной сестры погиб в эвакуации брат.
В войну мама сдавала кровь для раненых. Много раз. Немного не дотянула до нормы, позволяющей получить звание “Заслуженный донор СССР”. Немного работала официанткой на Белорусском вокзале, диетсестрой в военном госпитале. Как-то с разрешения врача применила один народный рецепт и, можно сказать, спасла от смерти полковника с тяжкой фамилией Смертин. Он потом купил ей два огромных пакета, килограмма по четыре, до сих пор знаменитых конфет “Мишка косолапый”…
Третий портрет, написанный Ряжским с матери, мне пока не удалось разыскать. У меня есть его фотография, но я не знаю, как называется это полотно. Вероятно, в названии его также присутствуют слова “портрет” и “чувашка”. Мать стоит, опершись двумя руками на спинку стула. На голове у нее белая косынка, на плечах красивый узорчатый платок.
В Русском музее этого портрета не оказалось. Недавно я побывал в запасниках Третьяковской галереи, где мне показали все работы Ряжского. Этого портрета там тоже нет. Буду искать, уже ищу. Признаюсь, я счастлив и горжусь своей матерью. В честь матерей, ушедших и живущих, надо назвать звезду или планету простым, всегда волнующим словом “Мама”.

Юрий ЛЮДКОВСКИЙ