Светлана МИХАЙЛОВА, директор Центра детского творчества «Матвеевское»

Я – обломок кораблекрушеньяРодом из Советского Союза.Эти справедливые решенья,Этой нищей честности обуза.

И в угоду общим интересамЖертвовать готовность личным счастьем,По пути с общественным прогрессом,Вперемешку с болью и участьем.А вокруг – нешуточная гонкаЗа успехом. И угар азарта.Я в толпе похожа на ребенка.Или, может быть, на динозавра.Глядя вслед напористому, злому.Мощному потоку – все ли смоет? -Я почти тоскую по быломуТазику салата на седьмоеНоября и на 8 марта.И на Первомай, конечно, тоже.И с шестою частью мира картаДоллара зеленого дороже.Впрочем, ни по партии и съездам,Ни по комсомольскому билету.Ни по алкоголикам в подъездахНостальгии не было и нету.Только наши кухоньки в хрущевкахИ мечты про мир на всей планете.Школьный глобус, детство на речевках -В памяти моей саднят и светят.И дела планируя на завтра,Как всегда, не думая о личном,Я таких же грустных динозавровУзнаю подчас в толпе столичной.Может, мы под эту жизнь прогнемся.И другими будут наши дети,Ничего, мы как-нибудь прорвемся.Мы совсем не вымрем на планете!***Монолог безымянного солдатаЯ убит был в Берлине в последнем бою.Я за то умирал на ступеньках Рейхстага,Чтобы душу мою, чтобы землю моюНе чернили бы крылья фашистского флага.В небе клин журавлей прокурлычет ли мне,Бой последний напомнят ли грома раскаты -Я остался гореть в каждом Вечном огнеИ в могиле лежать неизвестным солдатом.Но в последнем бою я погиб не за тоИ пять лет не за то я сражался с врагами,Чтобы бритые мальчики в черных пальтоСмуглолицых детей избивали ногами.И костям моим бренным покоя не знать.Я мычу под землей, обреченный на муку,И я землю грызу, если кто-то опятьХрипло выкрикнет «Хайль!», вскинув правую руку.Для чего же я мир жизнью собственной спас,Если «Ейдем дас зайне» – нацистское право?Может, память, потомки, отшибло у вас?Я же видел Освенцим, я помню Дахау.Если только бы мог, я б, ей-богу, воскрес,Я б явился, как есть, весь в истлевших лохмотьях,Чтобы ржавый штык-нож снова наперевес,Снова наперерез оголтелым отродьям.Я бы шел напролом, я бы мозги вправлял,Я б фаланги крошил о стальные кастеты.Я б кричал бы «Хатынь!» Я б орал «Бабий Яр!»Обещайте, что вы не забудете это!***УчителямВглядитесь в детские глаза -Они распахнуты, как небо.И как бы опытен ты ни был,Но все слова, что ты сказал,Ты должен взвесить 40 раз,Чтоб так они запали в душу,Чтоб сохранить и не нарушитьДоверье ясных детских глаз.Ребенок – маленький родник.Не замути ни злом, ни ложьюРебячью душу, искру БожьюНе погаси. Твой ученикВсего лишь тоненький росток.Каким он вырастет однажды -Твоя забота, день твой каждыйНа очень долгий жизни срок.Мы как врачи и как солдаты -Не навредить и излечить.И защитить и научить -Вот наша клятва Гиппократа.И нами движется Земля,Поскольку мы – учителя.***Баба Люба- Мол, женщинам не место на войне?Мы пили чай в гостях у бабы Любы.- Об этом вам рассказывать не мне!И усмехнулись сморщенные губы.- Я знала санитарок, медсестер,Артиллеристок знала и разведчиц.Хранить очаг, когда в душе костер?И погасить его, выходит, нечем?Покорно ждать, пока твою странуВраги нещадно топчут сапогами?Мы тоже уходили на войну.Мы отправлялись воевать с врагами.А я сама, я снайпером была.Конечно, так давно все это было.Я три ребенка после родила.И тридцать три фашиста я убила.Мы провожали братьев и отцов.В строй боевой вставали вместе с ними.Пусть у войны не женское лицо.Но у России не мужское имя.***Последний ветеранСолдат Победы в День Победы,Он по Поклонной шел с утра.На скейтах и велосипедахВокруг сновала детвора.Он шел тихонько вдоль фонтанов,Сутулясь, палочкой стуча.И ордена его, и раны,И годы грузом на плечахНе позволяли распрямитьсяИ гнули к матушке-земле.Мелькали праздничные лицаВ весеннем солнечном тепле.Свечами белыми каштаныВ аллее Памяти цвели.Пестрели яркие тюльпаны.И мамы за руку велиМальчишек к танкам и «катюшам».И забирались те гурьбойНа безобидные игрушкиС когда-то грозною броней.Зеленый танк, большой и смирный.Он никого не мог убить.И день был солнечный и мирный,Такой, каким и должен быть.А те далекие раскатыВсе глуше в памяти седой.Но все погибшие солдатыСтоят незримой чередой.Он шел не бодро и не гордо,Сутулясь, палочкой стуча.Своей походкою нетвердойС тяжелой ношей на плечах.Дорогой вымощенной длиннойОн шел усталости назло,Солдат, дошедший до Берлина.А до музея – тяжело.Он шел как будто бы с поклономВсем тем, кто лег в сырой бурьян.Шел в День Победы по ПоклоннойПочти последний ветеран.