На чтение: ≈ 16 мин.Продолжение. Начало в №42
Замечательно, что, вчитавшись в повесть, мы получаем возможность освободить память от завалов лжи, недоговоренности, высвободить вечные человеческие ценности, среди которых свобода, любовь и семья.
Повесть не научный трактат. В ней молодой читатель имеет дело не с сухими фактами и документами, а с художественными образами, созданными автором. Они сотворены на основе абсолютно честного изложения истории. Но в том-то и ценность художественного текста, что он волнует, включая в работу не только ум, но и сердце, развивая в читателе эмпатию. Эмпатией называется осознанное сопереживание эмоциональному состоянию другого человека. Пусть даже этот человек жил в совсем другую, далекую от нас эпоху.
Но по мере чтения вдруг оказывается, что во все времена людей волнуют одни и те же вечные вопросы, на которые до сих пор нет однозначных окончательных ответов. А раз так, то эти вопросы имеет смысл обсуждать в своих компаниях, если, конечно, эти «тусовки» не состоят из одноклеточных существ, находящихся в постоянной погоне за удовольствиями и острыми ощущениями. Между тем поиск истины – еще какое наслаждение, разумеется, для тех, кто знает в этом толк.
К этому розыску мы и приступаем.
«Времена не выбирают, в них живут и умирают»
Место действия – Крым, где живут девочки-подростки, ведущие дневники. Начало действия – июнь 1941 года, когда фашистская Германия напала на СССР.
Напомню, Крым и его судьба в прошлом, настоящем и будущем и сегодня арена ожесточенных споров, территория трагического разлома взаимоотношений двух братских народов – русского и украинского. Трагический вопрос, поссоривший еще вчера закадычных друзей и даже близких родственников: чья это территория? Поэтому для начала ознакомимся с этническим составом населения Крыма к июню 1941 года.
Вот так выглядел этнический состав населения Крыма согласно всесоюзной переписи населения 1939 года – см. таблицу.
Несколько необходимых пояснений по поводу неизвестных вам национальностей.
Караимы – потомки хазар, которые в незапамятные времена приняли иудаизм, но евреями они не являлись, что признали даже фашисты. Поэтому тотальному уничтожению караимы в отличие от евреев не подлежали.
Крымские евреи (крымчаки): немногочисленная группа, говорившая на своем диалекте. Подлежали с приходом фашистов полному уничтожению.
Евреи (ашкенази) – основная группа евреев, сформировавшаяся в Центральной Европе. После прихода фашистов подлежали полному уничтожению. Таким образом, вопрос «Чья это территория?» на уровне этнического большинства не решается. Нет никаких рациональных аргументов, доказывающих, что данная территория принадлежит одному народу.
Но есть аргументы эмоциональные. Например, Севастополь – символ мужества русских воинов. Дважды (во время Крымской войны и Великой Отечественной) каждая пядь его земли была полита кровью защитников. За рамки повести выходит описание событий Крымской войны 1853‑1856 годов, которая была позорно проиграна царским правительством. Желающие могут в Интернете найти подробное описание тех событий. «Севастопольские рассказы» непосредственного участника боев Л.Н.Толстого – надежный и честный источник.
Но нас в первую очередь интересует оборона Севастополя в годы Великой Отечественной войны, современниками которой стали героини повести. Слов нет, защитники города действительно проявляли чудеса героизма, покрыв себя неувядаемой славой.
Но от горькой правды не уйти. А она заключается в том, что командующий обороной Севастополя адмирал Октябрьский улетел в Москву на самолете, а затем вывез на двух подводных лодках генералитет и партийную элиту. Иными словами, он бросил защитников города на произвол судьбы. Но, вопреки бездарному руководству, защитники ценой невероятных жертв держались до последнего. Наша жизнь и сегодня подчас требует героизма. Но надо наконец осознать тот очевидный факт, что героизм одних людей достаточно часто является результатом бездарности и безответственности других персонажей, облеченных властными полномочиями. Цена победы в таких случаях неоправданно высока.
Разумеется, героини повести не могли знать всех деталей организации обороны Крыма и причины стремительного продвижения немцев, их мало интересовал демографический состав населения полуострова. Они просто жили, впитывая в себя происходящие события и пытаясь разобраться в водовороте событий.
«Война гуляет по России, а мы такие молодые», – сказал поэт. Подростки дружили, переживали первые влюбленности. Их совсем не интересовало, кто из них какой национальности, кем работают и где служат родители их одноклассников. Но внезапно эти детали стали выплывать на первый план, рождая недоумение и совсем не детские вопросы. Сами они, судя по всему, живут в Евпатории, куда враг, казалось бы, никогда не доберется. (Название города автор не называет, но оно легко угадывается.) Тем более что в отличие от Севастополя, где проживают бабушка и дедушка главной героини, Евпатория не стратегический объект.
Из дневника Наташи: «Я пошла в слободку к Ольге Цорн – узнать, кто где из наших, надеялась повидать еще и Сашу Файлерта, а то с этими окопами ни о ком ничего не знаю. А там… нет никого из них. Пустые дома стоят, двери хлопают, собаки беспризорные ходят. Соседи говорят: всех немцев в 24 часа вывезли. Неизвестно куда, якобы в эвакуацию, но что это за выборочная эвакуация – не понятно. По городу ходят слухи, что по всему Крыму чуть ли не 50 тысяч немцев выселили. Я не знаю, сколько их в других районах, а у нас-то их много. В нашем классе семь человек было. И никаких известий, куда вывезли. Почему так срочно?
Сегодня спросила дядю Сережу, который в милиции служит. А он говорит: «Меньше знаешь – крепче спишь. Эвакуировали их, а куда – не приказано сообщать по стратегическим соображениям». Спрашиваю, как же им писать-то теперь, куда? А он мне: «И не думай даже. И вообще, чем меньше ты будешь про это спрашивать, тем лучше будет тебе и семье». Я, конечно, понимаю, что на нас напала Германия… но наши-то немцы тут при чем? Они здесь 150 лет живут. Им тот Гитлер ни зачем не сдался. Как-то мне плохо стало от этих новостей, даже больше, чем от войны. Свои же… не враги».
Кто свой, а кто враг? Этот коренной вопрос будет подниматься во всем своем грозном звучании и дальше.
«Много раз потом будет она (Валя. – Е.Я.) вспоминать то, что сказала мама: «Мы еще не раз увидим, как понятия «друг» и «враг», «свой» и «чужой» перепутаются, а может быть, и соединятся». Мама Вали до оккупации работала в детском санатории, а теперь размышляет с дочкой о тех, кто служит в госпитале, где лежат раненые немцы. Отсюда ее позиция: «Возможно, медицина – такая профессия, где нет друзей и врагов. Есть просто люди, которым сейчас плохо, и ты, медик, можешь им помочь. И тебе все равно, на каком языке они говорят и как здесь оказались».
Хотя, казалось бы, все предельно ясно: немцы и мы – два непримиримых лагеря, сошедшихся в смертельной схватке. Никакого сотрудничества с врагом быть не может. Коллаборационизм равен предательству.
Но под немцами на долгие четыре года оказались огромные территории нашей страны и миллионы наших сограждан – гражданских и военнопленных. Как выживали все эти люди на оккупированных территориях? Сюжеты, которых мы предпочитаем не касаться. Не все могли уйти в партизаны и участвовать в организации антифашистского подполья в городах. У многих на руках были маленькие дети, престарелые родители, родственники-инвалиды. Как прокормить всю эту ораву? Где добыть дрова или уголь на долгую зиму? Простые житейские вопросы. Но их решение толкает к сотрудничеству с немецкой администрацией. Другой на оккупированных территориях нет. Приходилось идти на немецкую биржу труда, тем более что неявка грозила расстрелом.
Выходит, что все, кто в той или иной степени обслуживал оккупантов, предатели Родины? Именно так после освобождения оккупированных территорий отнеслась к людям восстановленная советская власть. Доблестная армия их молча сдала, но они же оказались виноваты!
Разумеется, речь идет не о полицаях, участвовавших в карательных акциях. С ними все ясно. А о тех, кто лечил в госпиталях, стирал офицерское белье, подметал полы в казармах, готовил еду и т. п. Во что верили, на что надеялись все эти заложники независящих от них обстоятельств?
«Вот стоят у постели моей кредиторы: молчаливые вера, надежда, любовь»
Во что верили, на что надеялись эти «дети страшных лет России»? Ответ на этот вопрос мы находим в девчачьих дневниках. Тем временем немцы открыли церкви, которые при большевиках в большинстве своем были превращены в склады и клубы, в церкви потянулся народ. А девушки? Они были воспитаны в атеистической вере, сулившей скорое торжество царства коммунизма на земле. Но тысячелетние традиции невозможно выкорчевать за несколько десятилетий советской власти.
Маленькую Валю тайно крестила бабушка и тайком водила в церковь. Ее отец, участник Гражданской войны, инженер, член партии, узнав об этом, устроил скандал.
«- Ты, мама, под тюрьму нас всех подвести хочешь? – сурово, хотя и негромко, говорил он как-то поздним вечером. – Мало того, что ты ребятам головы забиваешь всей этой поповской пропагандой, ты хоть понимаешь, чем это нам всем грозит?! Ну ладно, Мишка уже большой, а Валюшка? А ну как ляпнет где-нибудь? И пойдем мы все далеко за контрреволюционную пропаганду. <…> Ты учишь детей полагаться на бога, а не на себя? Пусть, мол, он решает за меня, а я буду плыть по течению, и, если что, бог мне поможет?! А как же самостоятельность в решениях? Откуда она у них возьмется?»
На что бабушка ответила: «Вообще-то истинная вера не отменяет самостоятельных решений. Только помогает. И ничего плохого, если ребенок поймет, что не одна ваша коммунистическая власть есть в мире. Есть и повыше сила. Без нее ничего не делается».
А еще Вале помнились слова дедушки, прошедшего Первую мировую войну: «На войне, девочка, атеистов не бывает. В кого-нибудь да верят, кому-нибудь там, наверху, да молятся». А бабушка добавила, что Бог помогает в трудную минуту, даже если ты его об этом не просишь, нужно только увидеть эту помощь.
Будучи уже угнанной на работу в Германию, Валя подружилась с немецким пастором, чем-то напоминавшим пастора Шлага из фильма «Семнадцать мгновений весны». (Восточным рабочим разрешалось посещение церкви.)
Ее, пережившую ужасы оккупации и принудительного труда, волновал вопрос, от которого и сегодня стынет сердце и перехватывает горло у тонко чувствующих и мыслящих людей вне зависимости от их возраста. Как Бог, если он существует, допускает явное мировое зло, оборачивающееся потоками крови безвинных жертв, среди которых старики и младенцы?
И вот что ответил пастор: «Господь не надсмотрщик с плеткой и не регулировщик на перекрестке: туда ходи, а туда не ходи. Создавая человека, Он даровал ему разум и свободу воли. В том числе свободу выбора: во что верить, каким заповедям следовать, как жить. И если он начнет вмешиваться, увидев, что кто-то из людей творит зло, и говорить, как воспитатель в школе, «не смей этого делать!» или прекращать это зло своей властью, получится, что кого-то он лишил свободы воли, свободы выбирать свою веру и свои убеждения. Господь дал человеку заповеди о том, что есть добро и что – зло. Он может помочь человеку, дать ему силы в беде, поддержать. Но заставить делать или не делать что-то не может».
Слова пастора, как благодатная влага, падали в истерзанную душу Валентины. «В начале было Слово… и Слово было Бог» – так начинается книга книг – Библия. Но слова бывают разными: возвышающими душу до небес и низвергающими человека до животного состояния.
Евгений ЯМБУРГ, историк, заслуженный учитель РФ, доктор педагогических наук, директор центра образования №109, Москва
Окончание следует
Выбор читателей
Комментарии