На чтение: ≈ 9 мин.Категория падежа в русском языке – это камень преткновения для всех иностранцев. Более того, для нас самих падеж – это своего рода эмблема грамматики: Ну и наглец, падежей не знает, а туда же – мораль читать… Путаясь в падежах, стал объяснять… Или у Бродского: Чтоб мир не захватили новички, // Коверкая сердца и падежи. Лингвисты давно бьются над этой загадочной грамматической категорией, то составляя для каждого падежа длиннейшие списки его частных значений, то пытаясь ухватить общее, так называемое инвариантное, значение каждого падежа. Это общее значение оказывается, однако, настолько абстрактным (достаточно вспомнить семантический признак «периферийность», с помощью которого Р.О. Якобсон в свое время описывал значение русского творительного падежа), что из него уже трудно вывести конкретные употребления падежа.
Даже вопрос о том, сколько падежей в русском языке, на самом деле не такой уж простой. Все знают шесть падежей из школьной программы: именительный, родительный, дательный, винительный, творительный и предложный. Но это не все. Есть особый не совсем родительный падеж, который служит для указания на частичность – так называемый партитив. Например, добавить сахару, выпить квасу. Допустим, еще можно выпить чая, но скажет ли кто-нибудь выпить чайка? Родительный падеж здесь имеет окончание «-а», а частичный имеет окончание «-у». Так что же, это другой падеж? Строго говоря, что такое падеж? Это определенная форма для выражения определенного падежного значения. Значит, если по-хорошему, второй родительный – это еще один, седьмой, падеж. Проблема, правда, в том, что в некоторых сочетаниях он не указывает на частичность: из лесу, без году, из дому. Дальше. Мы говорили о лесе, но Мы были в лесу. Предложный падеж о лесе и местный падеж, или локатив, в лесу, который традиционно запихивается в предложный, но который нужно бы считать другим падежом с ударным окончанием «-у» со значением указания на место. Итак, уже восемь. А ведь есть еще звательный падеж, или вокатив (его, правда, часто не включают в падежную систему, считая, что это такая отдельная категория). Причем речь идет не только о старых формах типа отче, Боже или старче (Чего тебе надобно, старче?), но и о современных разговорных формах типа Тань, мам, пап, которые используются именно и исключительно как обращения. Итак, звательный падеж у нас уже девятый. Если копнуть поглубже, есть еще, допустим, счетный падеж. Потому что мы говорим нет шАра, но – два шарА. Значит, для счета мы используем чуть-чуть другую, чем в нормальном родительном падеже, форму. Стало быть, можем еще один падеж прибавить. И так далее.
Правильно выбрать падеж – задача не всегда тривиальная. Конечно, иностранец может заучить, что любят кого-то или что-то, восхищаются кем-то, а завидуют кому-то. Но этим ведь дело не ограничивается. Например, есть два случая, когда винительный падеж прямого объекта при переходном глаголе меняется на родительный. Первый случай – это когда мы хотим указать на то, что мы используем не весь объект, а только часть. Мы говорим пью воду, выпил воду, но мы можем сказать и выпил воды. Понятно, что если выпил воду, то это всю воду, а выпил воды – какое-то количество. Другая ситуация, более сложная. При отрицании винительный падеж прямого объекта очень часто меняется на родительный. Выпил воду, но не пил воды. Можно сказать и не пил воду, но часто мы говорим не пил воды. Есть небольшая разница по смыслу. Вообще выбор родительного или винительного падежа при отрицании регулируется сложными правилами. Про это написано много статей и книг. Кроме того, со временем нормы меняются. Если раньше бы скорее сказали Я не знаю этой женщины, то сейчас это звучит чуть архаично. Мы скорее сейчас скажем Я не знаю эту женщину. Родительный при отрицании может заменять и именительный, как он был, но его не было. Однако Вас здесь не было – это нормально, но Вас здесь не стояло – смешно. При глаголе стоять почему-то нельзя заменить именительный на родительный. Надо сказать – Вы здесь не стояли. Вспомним и фразу Бабеля: «Папаша, выпивайте и закусывайте, и пусть вас не волнует этих глупостей».
***
А почему мы иногда говорим ждать автобус, а иногда – ждать автобуса? В свое время А.А. Зализняк придумал даже такой специальный «ждательный падеж». Если стоять на остановке, особенно при том, что у нас обычно общественный транспорт ходит не по расписанию, то, конечно, тут нужен родительный падеж – ждать автобуса. А вот если вы заказали автобус для перевозки какой-то группы, а он что-то задерживается, и вот вы с группой стоите на условленном месте, то, конечно, вы ждете автобус, конкретную машину. И здесь проявляется разница в значении падежей. Человек, говорящий по-русски, не ошибется, выберет правильно. Например, надо сказать ждать любви, ждать счастья, но, конечно, ждать Петю. Глупо сказать: Стою на остановке и жду Пети. Здесь винительный падеж: конкретного Петю, в конкретные пять часов, на которые мы с ним договорились. А ждать счастья – это пребывать в состоянии ожидания, что какое-то счастье, которое сейчас вообще еще не существует, вдруг возникнет.
Глагол просить тоже иногда требует одного падежа, а иногда другого. Например, попросил пощады, попросил политического убежища, но попросил книгу, попросил карандаш. Мы не скажем попросил карандаша, хотя так говорили еще какое-то время назад. Вспомним Некрасова: «У ней не решится соседка // Ухвата, горшка попросить».
Вообще сейчас винительный падеж часто употребляется в тех случаях, где раньше был родительный. Винительный встречается даже при возвратных глаголах. Казалось бы, это классика. Все знают, что глаголы на -ся не могут управлять винительным падежом. Но тем не менее если раньше всегда говорили стесняться Пети, дожидаться Васи, бояться мамы, то теперь мы говорим очень часто стесняться Петю, бояться Васю, дожидаться автобус и так далее. Это изменение началось довольно давно. Я очень люблю историю, которая рассказывается у Марины Цветаевой в ее воспоминаниях об Андрее Белом «Пленный дух». Белый жил в одном доме, и там дети над ним подшутили – подложили ему каких-то резиновых зверей, наполненных холодной водой, в постель. Впечатлительный поэт завопил: «Я не люблю свинью! Я боюсь свинью!» Цветаева говорит, что вопил он именно свинью, а не свиньи – потому что этот повторяющийся звук «ю» был как долгий визг. На самом деле причина здесь скорее не фонетическая, а грамматическая: именно винительный падеж выражает прямой контакт с объектом.
Ирина ЛЕВОНТИНА, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института русского языка
Выбор читателей
Комментарии