Судьба-счастливица

Она одарила Анастасию Ильиничну грамотой Совета Министров

Есть в Воронежской области, в Семилукском районе, маленькое незаметное село Богоявленка. Сегодня здесь даже школы нет: ребятишек и десятка не наберется, потому учатся они в соседнем селе. А их бабушки и деды до сих пор вспоминают, как бегали в Богоявленскую церковь на уроки.

– Лет шесть мне было,- рассказывает Анастасия Ильинична Уварова,- когда сняли с храма колокол, церковное убранство наружу вынесли и все свезли в овраг, выбросили. Детвора потом долго разные красивые вещи находила. А здание решили перестроить под школу. Второй этаж выложили, печное отопление сделали…

Между тем временем и днем сегодняшним – расстояние огромное, длиною в целую человеческую жизнь. Анастасии Ильиничне недавно исполнилось 70 лет. Окна ее незатейливого деревянного домика выходят прямиком на разрушенное теперь здание старой церкви – все видели, все знают. Так и она сама – свидетель и участница многих горьких событий, выпавших на долю ее малой родины.

– Родом я из села Чудовка, это тут недалеко, по соседству. В школе училась очень хорошо. После семилетки поехала в Воронеж и поступила в фельдшерско-акушерскую школу. Был 46-й год, карточная система. Целый лист тебе на месяц выдадут, а на нем – карточки на каждый день. И теряли, и крали их – настоящие трагедии были у людей. Учились мы с пяти вечера до двенадцати ночи, а днем работали на восстановлении города. Тяжело, конечно, но никто не жаловался. Голодали все, помню, как все время хотелось кушать. Но одно было хорошо: люди друг друга не боялись, как теперь. Тогда никто никого не трогал, ночами ходили спокойно, жили в разбомбленных домах без дверей, без замков. И ничего… Ну а потом карточки отменили, и совсем туго стало – как жить? Мама и сестра (отца схоронили в 42-м во время оккупации) жили в родном селе, хата была – у меня сарай сейчас лучше. Корову держали – главное богатство. Помню, мама купила мне фуфайку к первому сентября, не в чем было ехать на учебу в Воронеж. Смотрю, а фуфайка-то мужская и военная. Спрашиваю, как же я в ней ходить-то буду? Только ведь ничего не поделаешь… Пришла в ней на занятия, и хоть бы кто слово сказал или улыбнулся. Тогда все были плохо одеты, и людей уважали не за наряды, а за знания и трудолюбие.

Вскоре мне уж совсем есть нечего стало, и денег не было. Мама сказала: “Хочешь, корову продадим – какое-то время поучишься, а потом не знаю, как выживать будем”. Я поплакала, ну а что делать-то? Пришлось мне эту фельдшерскую школу бросить. В колхоз вернулась, работать стала, замуж вышла. Потом сына родила, а как исполнилось ему полгодика, муж умер.

Так и осталась она, как сама говорит, “с куклой на руках, и ни профессии, ничего”…

Неизвестно, как дальше сложилась бы судьба молоденькой Насти, но на ее счастье нашлись добрые люди, которые помогли ей определиться и получить профессию. Директор Богоявленской школы пригласил ее на работу библиотекарем.

– Может, для кого-то Василий Васильевич Гузеев не очень разговорчивый был, замкнутый, но ко мне отнесся с такой заботливой добротой, что до сих пор на душе хорошо!

Я всегда за все переживаю. И, помню, очень хочется мне библиотекарем работать, а соглашаться боюсь – вдруг не справлюсь? Такая ответственность! А Василий Васильевич меня подбадривает: будешь стараться, все у тебя получится. И мы поможем, справишься! Начала я работать. Очень понравилось, интересно мне! Потом раз комиссия приезжала, в библиотеку зашли и похвалили: каталог в порядке, все аккуратно, библиотекарь старается.

– Это примерно ведь в конце 40-х было? Читать тогда сельчане любили?

– К нам приходили в основном ученики и сами учителя. А сельчане в библиотеку не ходили, в основном неграмотные были. А если и грамотные – то некогда им. На земле всегда работы хватает… Вскоре директор наш уехал в Казахстан. Но когда школу новому директору сдавал, меня подозвал и говорит: “Иван Петрович, вы эту женщину не обижайте! Ей 20 лет, вся жизнь впереди. И педагогические задатки у нее есть, может получиться хороший учитель. Надо только помочь, на учебу направить”. Так меня и оставили в школе, а из библиотекарей перевели в старшие пионерские вожатые. На курсы начала ездить: зимой работаю, летом – сессия, и так три года. Госэкзамены сдала и стала учителем начальных классов. Пела я хорошо, поэтому доверили мне вести уроки пения у семиклассников. Песня у меня была любимая – “Главное, ребята, сердцем не стареть” – и так мы ее задорно пели, что уж звонок с урока прозвенел, а мальчишки кричат: “Ну давайте еще споем! Пожалуйста!..” Я так в стихотворении и написала: “Одна моя радость – дети. Для них я живу и терплю…” Учительская судьба сложная. Приходится себя чужим детям отдавать, а на своих времени не хватает. И так всю жизнь! Хорошо, мама мне помогала, с сыночком сидела. Он растет, а я – то на курсах, то в школе целый день. Общественница была, член райкома комсомола, потом – депутат сельсовета. В 71-м году проводили в стране перепись населения. Мне три села дали – Чудовка, Терновое и Студеное. Зима, мороз, а Студеное – самое дальнее село. Утром старичок на лошади отвезет, а поздно вечером – уже темно, как ночью, – иду оттуда пешком домой. Потом закончили мы эту перепись, а немного погодя нам книжки трудовые на руки раздали – то они в роно лежали, а теперь их по школам решили хранить. Я открываю книжку, а там – за участие в переписи мне объявлена благодарность от Совета Министров! Я-то ведь и не знала ничего, пока не увидела запись. И так мне радостно стало, прямо до слез! Я этим и сейчас живу… А так, все время – трудности, трудности. Мы мечтали с сестрой, что потерпим немного, а потом хорошо будет. Да только получилось все, как та старушка мне нагадала.

В Богоявленку Анастасия Ильинична перебралась окончательно, когда второй раз вышла замуж. Живут с мужем вдвоем, сын давно в Воронеже, внук – бабушкина гордость – закончил университет, работает, уже и правнук есть. Им она помогает, чем только может. Хозяйство не особо большое: куры да кролики, зато огород – настоящий огородище! “Летом за день только и успеваем что пообедать, а остальное время – все на земле”.

“…Рыдая, целуя землю,

Мать Вани сказала:

“А вот и веревочка, которой

Был подпоясан мой Ваня”.

– Анастасия Ильинична, а почему вы стали стихи писать?

– Прямо и не знаю, как сказать. Самой удивительно. В деревне людям не до этого – работа, работа. Многие на меня удивляются. Ну а самый первый раз был, когда я еще вожатой работала. Помните, была такая традиция: каждый отряд выбирал своего героя, а потом его имя отряду присваивалось. Олег Кошевой, Александр Матросов… А я говорю директору: почему мы должны имена всем известных героев брать, когда у нас свой есть – земляк наш настоящий подвиг совершил, а о нем мало кто знает. Звали его Михаил Гуров. Закончил нашу школу, мечтал стать инженером. Только не удалось ему, война началась. Оккупировали нашу территорию фашистские гады, но не все им подчинились. Самые смелые ушли в партизаны, а Миша Гуров с другом Ваней поддерживали с ними связь. Еду переправляли, иногда – боеприпасы. И вот послали их немцы на работы в село Терновое, а там у них склад был. Ребята вроде бы приказания выполняли, а сами гранатами нагрузились, хотели их партизанам передать. Только фашисты это заметили, схватили парней и решили расстрелять. Но перед этим заставили их копать могилу, то есть чтобы ребята сами в своей гибели участвовали. А Миша поднял лопату и немцу-охраннику – по голове! Только в них тут же стрелять начали и убили. Обо всем этом мы сами узнали, когда с учениками составляли историю школы – свидетелей опрашивали, с родными говорили. Я сама с их матерями встречалась, а после разговора стихотворение написалось: и о подвиге Миши и Вани, и о том, как их матери пошли в Терновое на место казни, как плакали, а Ванина мама нашла веревочку, которой он подпоясывался.

Сколько среди нас таких людей, скромно и незаметно идущих по жизни? Может, потому только существуем мы до сих пор в людском обличье и не теряем права уважать себя, что у каждого из них в жизни есть свой Миша Гуров, своя сбереженная ими для всего народа память.

Меня сейчас все волнует: не только, как сама жила, но и как все мы живем и почему так много несправедливости у нас. С год назад в районной газете статью прочитала. Там написали, что раз не можем мы свои церкви отреставрировать – а у нас по селам много старинных разрушенных церквей, – то надо хотя бы постараться сохранить то, что осталось. На это много денег не потребуется – просто не растаскивать их на кирпичи, не загаживать. Думаю, к этому призыву все мы должны прислушаться.

За своей Богоявленской церковью Анастасия Ильинична присматривает. Бережет. Да только оказалось это не так просто. Как, например, одной пожилой женщине остановить разбушевавшихся, изрядно подвыпивших подростков, решивших поискать романтики под полуразрушенными сводами? А не так давно в области другая мода пошла: в соседнем Хохольском районе учителям за долги по методлитературе предложили… здание сельской школы. Там, правда, не церковь, а построенная в 60-х настоящая школка, которая лет десять назад опустела (не стало в селе детей) и стояла с тех пор заколоченная. Здание начало рушиться, и, чтобы добро не пропадало, годные еще к делу бревна и доски предложили учителям. Сам по себе случай не такой уж из ряда вон выходящий – что ж теперь, дожидаться, пока здание окончательно придет в негодность? А с другой стороны, эта разобранная и розданная учителям за долги школа не что иное, как печальный символ нашей эпохи.

была в Богоявленской церкви-школе. Стены толстые, кирпич с виду очень даже неплохой, а там, где идет современная кладка школьной надстройки – так вообще хороший… Неужели и ее – тоже? Уцелевшую во время революции, пережившую страшную войну, воспитавшую не одно поколение детишек и – не выдержавшую нас с вами нынешних?

Татьяна Масликова

Фото автора