Судьба моя – слово. Владимир ПРОНСКИЙ

Владимир Пронский родился в Рязанской области в 1949 году. Работал токарем, водителем, корреспондентом, редактором. Как литератор дебютировал в печати в 1967 году. Публиковался в журналах «Молодая гвардия», «Москва», еженедельнике «Литературная Россия» и во многих других журналах и газетах, а также в коллективных сборниках. Издавался в ближнем и дальнем зарубежье. Напутствуя один из рассказов земляка, Борис Можаев писал: «Мне нравятся его рассказы – это незамысловатые истории о жизни людей самых обычных. Характеры простые, но и своеобразные, отмеченные живыми и достоверными наклонностями, привычками и взглядами. Умение создать живой и неповторимый характер – первый признак одаренного автора». Владимир Пронский – автор нескольких книг повестей и рассказов, романа-трилогии «Провинция слез». Лауреат премии имени А.С.Пушкина Московской писательской организации, Международной литературной премии имени Андрея Платонова «Умное сердце». Пронский прежде всего привлекает душевностью и теплотой своих рассказов, болью за неудавшиеся человеческие судьбы.

– Владимир Дмитриевич, у каждого пишущего человека свой путь в литературу. У вас на этой дороге – больше терний или роз? И что для вас литература – страсть, любимое дело, способ самовыражения?

– Творческая судьба писателей моего поколения и поколения моих предшественников – выходцев из сельской глубинки – во многом схожа. Как правило, она начиналась с первых публикаций в «районке», потом учеба, работа, оседание в областных городах. Особенно творческие люди стремятся в Москву, где, наверное, процентов 80-90 нынешних писателей и поэтов – выходцы из провинции. К этим выходцам отношусь и я, родившийся в Рязанской области. И это нормальный процесс «собирания» крупными городами творческих сил. Правда, при этом обостряется конкуренция, но это тоже нормально, хотя в первую очередь в этой конкуренции проявляют себя люди, не отличающиеся творческой одаренностью, но весьма активные, даже скажу больше – нахальные, любящие всех вокруг расталкивать локтями и, что называется, грести под себя. Серьезные писатели, уважающие себя и ценящие собственное имя, никогда не польстятся на подобное «признание». Все они в той или иной степени проходят путь Мартина Идена, героя одноименного романа Джека Лондона, и редко кому удается сразу и навсегда покорить читателей. Уж сколько даже на моей памяти промелькнуло «подающих» надежды! Где они? Что с ними? Никому это теперь не интересно.

У писателей серьезных, к коим смею отнести и себя, творческая судьба складывается не сразу, а зачастую с «опозданием», но кто скажет, что надо что-то делать сейчас, а что-то через некоторое время?! Здесь у каждого свой путь и свой рецепт. И в итоге важен не способ (разумеется, законный), а результат. Ко мне первые результаты начали приходить к сорока годам, хотя публиковаться начал с восемнадцати. Да и потом я не форсировал события, хотя определенные усилия, несомненно, делал, чтобы развивать свою писательскую судьбу. Эта неторопливость, наверное, объяснялась тем, что почти все эти годы я работал над трилогией «Провинция слез», которой отдал 23 года жизни. Много это или мало, по-настоящему поймет лишь тот человек, который написал хотя бы один серьезный роман.

– Человек читающий активно вытесняется человеком потребляющим (прежде всего зрелище). Уцелеет ли книга в будущем или она уйдет в прошлое, станет архаическим предметом?

– На зрелища человек всегда был падок. Как тут не вспомнить один из самых популярных лозунгов Римской империи «Хлеба и зрелищ!». Так что в наши дни подобное смещение желаний совершенно не ново. Начиналась книга в Месопотамии с глиняных дощечек, потом были египетские папирусы, потом наши берестяные грамоты, и только потом – первые печатные книги. Но и теперь, в век персональных компьютеров, которые можно помещать в кармане и читать в электричке, обычные книги не исчезли. С развитием техники это все будет видоизменяться. Но в любом случае книга уцелеет хотя бы как носитель первоначальных знаний – в виде учебников, пусть даже они будут иметь компьютерный вид. Каким ни будь засилье компьютерной техники, для того чтобы работать на ней, надо, по крайней мере, знать грамоту. А человек, каким он ни будь «продвинутым», все равно останется человеком, и ничто человеческое ему никогда не будет чуждо. Ему всегда захочется прочитать что-то иное, помимо специальной литературы и литературы в электронном виде, «вживую», прикасаясь к теплой книге. Поэтому книга никогда не пропадет, хотя, конечно же, ее значение изменится и, быть может, значительно.

– В разные моменты жизни у нас у всех разные любимые книги и авторы. Как менялись ваши читательские предпочтения? Какое чтение вы ищете для себя сегодня? Где его находите?

– Мои читательские предпочтения почти не меняются: всегда с уважением и любовью отношусь к классике, по которой и учился писательской работе, и более всего – к русской. Как можно пройти мимо таких глыб, как Александр Пушкин, Лев Толстой, Антон Чехов, Иван Бунин, Сергей Есенин, Михаил Шолохов? Правда, в последнее время стал по-иному относиться к творчеству некоторых писателей, например Андрея Платонова. Лет тридцать назад, когда только познакомился с его книгами, его язык, стиль, словарь очаровали. Но позже, с приходом перестройки, когда появились прежде не печатаемые «Чевенгур» (хотя отрывки из этого романа выходили и при советской власти), «Котлован», эти произведения сильно изменили мое отношение к текстам, которые я стал воспринимать как наивную живописью, лубок. В Собрании сочинений Андрея Платонова, которое начал издавать Институт мировой литературы, указывается, что при советской власти редакторы часто резали по живому, нанося вред текстам, но, вспомните, кого из нынешних писателей «не резали»?! И это не всегда было во вред. Теперь опубликовали произведения такими, какими их создал автор. Это законно, так и должно быть, потому что никто после смерти автора не имеет права изменять его текст. Но пошло ли это на пользу самому тексту? Сомневаюсь. По крайней мере, для меня знакомство с новыми произведениями не стало событием, а лишь изменило мнение об этом, несомненно, талантливейшем, но неорганизованном авторе, которому в его произведениях постоянно изменяет обыкновенная логика, и в худшую сторону. Читая его, постоянно ловишь себя на этой нерадостной мысли. Произведение может быть нехудожественным, но не может быть нелогичным. Это мое личное мнение, и у меня нет желания навязывать его кому-то, и исходит оно из желания быть честным. Прежде всего перед самим собой. Но пример с Платоновым, пожалуй, единичный. Первое впечатление, как правило, бывает верным, и с годами это впечатление лишь незначительно меняется в ту или иную сторону, приводит к изменению взгляда в отношении художественной ценности произведения. Но это вполне нормальный процесс познания, который углубляется, когда попадают в руки лучшие книги и классиков, и современных авторов, основанных на классическом реализме.

– Есть такое мнение: зачем писать, все сказано в Библии… В чем вы видите свою писательскую задачу?

– Все, да, оказывается, не все. Обо всем сказать невозможно, тем более что жизнь постоянно меняется и кое-какие изменения в ней были и за последние несколько тысяч лет… Вот они-то и отражены во всей той литературе, что была создана в последующие тысячелетия и века после Библии. А если это так, то неоспоримо и то, что и в последующие века и тысячелетия будут создаваться новые произведения литературы, хотя бы как некий летописный свод Человечества. А значит, литература будет нужна всегда. И поэтому я вижу свою задачу в том, чтобы прививать любовь к родному слову все новым и новым читателям. А чтобы делать это успешно, надо не размениваться на литературные пустышки, а создавать качественные произведения, которые манили бы к себе читателя, заставляли его сопереживать и думать.

По сути, получается, что за это время практически ничего не изменилось в восприятии и понимании сущности литературы, она по-прежнему отвергает все наносное и пустое и по-настоящему несет в себе три главные составляющие значения: познавательное, воспитательное, эстетическое.

– Владимир Дмитриевич, писатели, если судить по вашему творчеству, народ грустный. Часто ли окружающая действительность вызывает у вас улыбку?

– По-моему, русский писатель и должен в своей основе быть грустным, потому что зубоскалить, часто без причины, – это, видимо, удел других. Ведь о чем пишет настоящий писатель в наше время, когда трагедия и фарс зачастую соседствуют и создается ощущение, что живешь словно не на планете людей? О каком-то случае из жизни, не оставившем равнодушным, о судьбе отдельно взятой семьи или целого народа, а то и страны. Какой уж тут смех. Хотя отдельные его проявления возможны в самые, казалось бы, неподходящие моменты. Ведь шутка, острое слово, а иногда и зубастый анекдот понятны даже самым отчаянным пессимистам и помогают в самое, казалось бы, неподходящее время. Так что даже самые печальные люди, в том числе и писатели, любят юмор, шутку. Только надо не забывать народную мудрость «Делу – время, потехе – час!».