Суд без суда. Если семья и школа по разные стороны баррикады

Президент Российской независимой ассоциации учителей русского языка и литературы Лев КРАСНОВСКИЙ 16 лет возглавлял комиссии по делам несовершеннолетних. Слезы матерей и озлобленные глаза несчастных подростков до сих пор будоражат его сознание, заставляя вновь и вновь возвращаться к тем временам, когда Льву Зиновьевичу приходилось сталкиваться с трагедиями взрослеющих неприкаянных детей ежедневно. Сегодня заслуженный учитель России анализирует, все ли было сделано тогда для того, чтобы вытащить из тянущей книзу трясины заблудшие детские души, и как это сделать лучше.

По примеру американских психологических служб «гайденс» мы попробовали поручить одному из членов комиссии изучить информацию по всем вопросам деятельности комиссии. В результате наших исследований оказалось, что две трети неблагополучных семей были вне поля зрения тех органов, которые должны принимать к ним меры. А вот когда вся информация о них стала стекаться из школ, ПТУ, органов здравоохранения, загсов, жилищных контор в одни руки, картина изменилась.

Были в комиссии свои консультанты (по правовым, медицинским, жилищным, профориентационным проблемам). Все консультации проводились, конечно, с соблюдением конфиденциальности и пользовались спросом и успехом.

Был у нас член комиссии – координатор работы общественных воспитателей, назначаемых ко всем состоящим за правонарушения подросткам. Этим людям нелегко – они работают, у них свои семьи. Мы решили им помочь. Тогда еще был жив учитель-новатор из Реутова Игорь Волков, по его предложению мы завели своеобразные «творческие» книжки на подучетных ребят, где фиксировались все добрые дела. Причем вели книжки сами ребята. А общественный воспитатель просматривал их периодически и держал связь с подопечными. Результаты превзошли все ожидания. На собраниях-отчетах развернулось настоящее соревнование между вчерашними нарушителями: кто больше совершил хорошего.

Записи ребят шли от чистого сердца, но главное – мы видели, как они по капле избавлялись от дурных привычек, как задумывались над истинными и мнимыми ценностями, учились отличать белое от черного. «Вчера первый раз в жизни записался в библиотеку, взял две книги…», «Не стал пить бормотуху с пацанами…», «Уже неделю хожу в школу…», «Разношу на почте телеграммы, чтобы мать заплатила штраф за меня», «Получил твердую четверку за всю учебу».

Много ли пользы, если по разные стороны баррикады оказываются семья и школа, семья и комиссия, семья и детский работник милиции, а в стороне остается ребенок, подросток, обделенный добротой, вниманием, тактом? За работу с родителями в нашей комиссии отвечали самые квалифицированные, самые компетентные во всех вопросах люди – наш золотой фонд.

Заместитель председателя комиссии по делам несовершеннолетних Одинцова Гильда Ботт приглашала в свой кабинет несовершеннолетних, ставших матерями, и их мужей, если таковые были, и зареванных молодых бабушек на своеобразные родительские собрания. Гильда Александровна отключала все телефоны, прекращала все приемы и подписание бумаг. Эти беседы были хороши тем, что на таких встречах обходились без нравоучений, морализаторства, это был совет умного, понимающего, доброго человека, народного депутата, женщины, матери. «Наше вмешательство в судьбу детей небесполезно,- считает Гильда Александровна. – Ведь самое важное – это протянуть руку помощи человеку, когда ему трудно, когда ему это необходимо. Да и не следует забывать о феноменальной пластичной способности подростка перевоплощаться из плохого в хорошего. Личность подростка динамична, его легче исправить, чем взрослого. А многие и, к сожалению, педагоги, и работники инспекций по делам несовершеннолетних не учитывают это в своей воспитательной работе с подростками и подчас все воспитание строят на страхе и угрозах. Но это ведь проигрышный ход. Сегодня мы протянули руку помощи человеку в трудную минуту, поддержали его, а завтра он понесет эту эстафету и сделает добро другим людям…» «Я хотела отдать Маринку в дом ребенка, – рассказывает юная мама, накрашенная, с дикого цвета волосами и в немыслимом мини. – Но теперь у меня есть добрый друг Гильда Александровна. Она уже помогла мне получить комнату и уйти от пьяницы-отца. Скоро Маринке дадут ясли, а мне помогут найти работу, буду сама воспитывать дочь. Гильда Александровна дала телефон и разрешила приходить к ней в любое время».

Мы провели очень интересное социологическое исследование среди подростков, прошедших через комиссию по делам несовершеннолетних, и их родителей.

В числе вопросов были и такие:

– твое мнение о заседании комиссии;

– что тебе дала комиссия и с чем ты не согласен?

– как и кем обеспечивалась защита при рассмотрении твоего дела?

Совершенно справедливо возмущает грубое нарушение прав подростков. Почему, спрашивается, работники инспекции по делам несовершеннолетних и ведут их дела в милиции, и докладывают на заседании комиссии, формируя мнение ее членов. В суде, рассуждают они, права подсудимого соблюдаются лучше: там следователь не предлагает меру воздействия, там есть не только прокурор, но и адвокат, который может защитить человека. В комиссии подростки лишены этого права на защиту. Особенно много возмущенных писем о неправомерности применяемых комиссией мер по лишению подростков свободы и направлению их в спецшколы (с 11 до 14 лет) и спецпрофтехучилища (с 14 до 18 лет). «Мы хотим жить в правовом государстве, а между тем права ребят грубо нарушаются», – считает родительница Зоя Калашникова из Балашихинского района.

Статья Конституции РФ гласит: «Никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с законом».

Я показал письмо Зои Григорьевны специалистам – юристам, правоведам и попросил его прокомментировать.

– Но ведь направление в воспитательные учреждения не служит уголовным наказанием, и пребывание в спецшколе и спецпрофтехучилище не считается судимостью…

Подростку от этого не легче – кто его направил, комиссия или суд. И какие бы доводы в защиту правомерности мер комиссии мы ни приводили – большие возможности чисто педагогического воздействия, гибкость мер, ясно одно: нужны более четкие процессуальные гарантии рассмотрения дел в комиссиях, особенно в тех случаях, когда дело касается ограничения свободы ребенка.

В Англии и США большинство дел о преступлениях несовершеннолетних разбирают детские суды. На долю комиссии надо оставить разбор административных правонарушений и работу по координации усилий государственных органов и общественных организаций по предупреждению безнадзорности, правонарушений несовершеннолетних, устройству и охране их прав.

Я за суд правый и справедливый, за специальный детский суд. Пусть там, кроме судьи, адвоката, прокурора, будет педагог (ведь по делам о лишении в суде родительских прав обязательно заключение роно). Пусть суд не пожалеет времени на добывание истины, если речь идет о судьбе ребенка, даже правонарушителя. Сколько, думаете, дел рассматривает комиссия на своем заседании? Никогда не догадаетесь. Бывают случаи, что 20-40, а то и больше. За один день. О каком обеспечении законности может идти речь, о каком индивидуальном подходе, о каком гуманизме, человечности? Наверное, именно к такой комиссии-вампиру применены строки из повести Аркадия и Бориса Стругацких «Обитаемый остров»: «…это был механизм, какая-то варварская машина. Она хрипела, взрыкивала, скрежетала металлом и распространяла ржавые запахи. И она приближалась».

Жутковато от мысли, что иные взрослые – из милиции, из школ ратуют за расширение сети спецучреждений для перевоспитания педагогически запущенных подростков, пытаясь оградить себя от коррекционной работы с ними. Такой путь – проигранный и бесперспективный: на их месте обязательно появятся новые, еще более трудные дети.

«Спецшкола хуже тюрьмы, потому что никаких законов там нет», – написал бывший ее воспитанник, направленный туда лишь за то, что не хотел жить дома с отцом-пьяницей, а поэтому бродяжничал.

Помещать вместе подростка-преступника и шалуна недопустимо, бесчеловечно. Поэтому в воспитательном учреждении создается почва для дедовщины и преступлений, для глумления сильного над слабым.

Думается, настало время разнообразить и расширить систему исправительных учреждений для несовершеннолетних правонарушителей. В Англии, например, есть дома предварительного заключения, исправительные школы, воспитательные центры, исправительные колонии, «борстальские учреждения».

Каждое звено исправительных учреждений имеет свои особенности, учитывает не только возраст, но степень и тяжесть содеянного. Например, в воспитательные центры правонарушители в возрасте от 12 до 17 лет обязаны приходить каждое воскресенье (с утра). Там им читают лекции, проводится воспитательная работа. Есть исправительные колонии со сроком заключения от 3 до 6 месяцев.

Подросток перед комиссией по делам несовершеннолетних – дело очень ответственное, и его негоже выдавать под копирку (вот вам постановление, вот штраф, следующий). Эффект от разбора дел может быть достигнут только тогда, когда его ведут люди компетентные, психолого-педагогически грамотные, юридически подготовленные, когда обеспечивается неспешное, вдумчивое отношение к судьбе каждого. Когда подросток стоит перед людьми, помогающими ему разобраться в себе, а не перед страшным, памяти 37-х годов, особым совещанием, главная задача которого, как помним, карать, ломать, унижать.

Мне посчастливилось проходить педагогическую практику в школе Василия Сухомлинского. Он говорил: «Каждое прикосновение воспитателя к своему питомцу является в конечном счете побуждением души к труду». Вот в этом мы, директора школ, учителя, родители, психологи, члены комиссий по делам несовершеннолетних, кому государство доверило решать судьбу детей, должны видеть свое высокое предназначение и ответственность.

Лев КРАСНОВСКИЙ, кандидат педагогических наук