Субботний завтрак с директором

Я пришел в школу чуть раньше назначенного срока. В коридоре пахло краской. Вошел в небольшой директорский кабинет. В кабинете нежно пахло духами. За столом сидела красивая, элегантная молодая женщина в черной блузе со стоячим воротничком, румянец во всю щеку, светлые волосы, открытый лоб. Красавица делала маникюр. Докрасив ярким лаком последний ноготок, просто сказала: “Ничего, что я этим занимаюсь? Проходите. Здравствуйте!” И она грациозно помахала в воздухе тонкими руками, как это делают женщины во всем мире. “Сейчас надо выступать перед собранием родителей моих будущих первоклассников, а руки…” И в воздухе снова замелькали ее пальцы.

Приятно писать о красивой женщине, но удается это крайне редко. Переступил порог школы, и началось: уроки, методики, новации. А если к директору зашел, то уж почти неизбежно – о бюджете, ремонте, учебниках, аттестации и о злополучной зарплате. Куда денешься – жизнь. Столько проблем, что не до женской красоты.

А на улице нынче – ранняя весна, громкая капель, воробьи взволнованно чирикают, молодые парочки чаще обычного на эскалаторе в метро целуются, сосредоточенные мужчины заначку в уме пересчитывают – скоро 8 Марта… Вот и писать бы о красоте…

Директор Елена Вениаминовна пригласила меня в субботу в свой дом, на завтрак: “Извините, другого времени не будет, в школе капитальный ремонт в разгаре. Только и смотри! Просила привезти голубую плитку – для мальчишеского туалета, а розовую – для девчонок. А привезли какую-то рыжую, жуть! Полдня с рабочими, прорабами воюю. Колер для стен сама подбираю. Поэтому и маникюр делать приходится на ходу… А ведь ремонт-то ни мало ни много – миллиард стоит! Когда представишь эти девять нулей, даже страшно становится, какая ответственность. Так что для разговоров времени – только в субботу, часа два с утра, не больше, а потом опять в школу – строители из треста с проверкой придут… Приезжайте завтра утром, со всей семьей познакомлю, чайку попьем. Договорились?”

Сидим на кухне, завтракаем. Котлетки горячие прямо со сковородки аж на тарелке еще скворчат. Чаек попиваем. Солнце в окне. Кухня чистотой отсвечивает. И мирный тихий разговор. За столом нас четверо: Ксения Лавровна, мама директора, Владимир Егорович, муж директора, сама директор Елена Вениаминовна и я, гость.

Отец директора Вениамин Павлович – ветеран войны, защитник Ленинграда, к моему приходу костюм парадный надел с орденскими планками. Но за стол не сел, извинился и ушел на утренний моцион, в березовую рощицу, что у дома, – железная традиция.

Сын директора, пятнадцатилетний десятиклассник Саша, парень баскетбольного роста и ногой 45-го размера, вспыхивающий румянцем, как мама, пробасил, извиняясь, что его ждут одноклассники, с’ел на ходу котлетку и убежал.

Ведем разговор неспешный о том, о сем.

– Масло опять подорожало, – тихо жалуется Ксения Лавровна, подвигая ко мне масленку.

– Мама, ну о чем ты, – укоризненно перебивает директор.

– Понятия не имею, сколько оно стоит, – смущаясь и желая перевести разговор, говорит Владимир Егорович. – Уезжаю на работу в институт связи рано, приезжаю поздно. Конверсия. Дело это трудное и, к сожалению, не денежное.

– А в субботу и в воскресенье он у нас под машиной лежит. У нас старенький “Москвичок”. В школе ремонт, дома ремонт, – подхватывает директор.

– Это у меня хобби. А вот у Елены и работа, и хобби – все в одном – школа… Человек она у меня серьезный и очень обязательный. Сказала, значит сделает, – с гордостью замечает муж.

– Знаете, она в детстве воды боялась. Хотя всегда с мальчишками водилась. А вот на Москва-реку придет и на бережку сидит. Потом, видать, ее заело, и переборола себя, – мать посмотрела на дочь.

– Ничего особенного, просто решила побороть страх. – И румянец у директора стал еще ярче. – Теперь могу пять раз реку переплыть. На море заплываю за буи, глубины не боюсь. Хорошо, когда рядом плывет мужчина, – и посмотрела на мужа, а тот загадочно разглаживал усы, пряча улыбку.

– Ведь ты же физик, знаешь законы Архимеда… На тело, погруженное в жидкость, действует выталкивающая сила, равная весу жидкости в об’еме этого тела, – и снова муж улыбнулся в усы.

– Любимый закон. Он подходит на все случаи жизни… Знаете, у нас в школе проходят поэтические вечера. Читают и учителя, и ученики. Я не сочиняю стихов, но очень люблю читать их. В последний раз на вечере читала Андрея Вознесенского. Знаете, “Общий пляж N 2”. Хотите, прочту? “Я люблю уйти в сиянье, где границы никакой. Море – полусостоянье между небом и землей, между водами и сушей, между многими и мной, между вымыслом и сущим, между телом и душой”. Здорово, правда!.. И Цветаеву, и Мандельштама, и Левитанского знаю наизусть.

– Ты еще Вертинского забыла, – подсказал муж. – В общем нашем доме – и физики, и лирики…

-…и хозяйственники, и ученые, и учителя, и инженеры, и школьники, и пенсионеры, – засмеялась директор.

– Вот ты уже и своими стихами заговорила, – подтрунивал муж.

– А у вас в семье еще учителя есть? – обрадовался я.

– Как же, папа – географ. Тоже директором школы был, – с гордостью заявила Елена Вениаминовна. – Правда, поначалу профессию он выбрал не по желанию. Его отец, мой дед Павел, священником был. У них из рода в род мужчины деревенскими церковными служителями были, на клиросе пели… Деда Павла за его сан расстреляли в 30-е годы. Поэтому папу ни в какой другой институт не приняли бы. А вот в педагогический почему-то приняли. И стал он учителем, и очень хорошим учителем. Школу очень любит. С удовольствием слушает, когда я рассказываю…

– Давайте чайку добавлю, – снова захлопотала у плиты гостеприимная Ксения Лавровна. – Скоро масленница. Вот пришли бы на мои блины в гости… Да уж, жизнь мы с дедом прожили трудную, в общем, как все наше поколение. По комнатушкам ютились, по коммуналкам. Теперь вот – хоромы.

– Да уж, – сказал зять и осекся. – Нет, в общем-то…

– Молодым все мало. Мы ведь никогда ничего не просили. Что дали – и за то спасибо. Я начинала с шестиметровки на пятерых, а сейчас у нас холл больше, три комнаты.

– Эту квартиру мама получила от работы. Я за нее похвастаюсь, можно? – и дочь ласково посмотрела на мать. – Она у нас инженером работала, заведующей лабораторией на космическом предприятии. Их лаборатория делала двигатель для “Бурана”… Да чего там говорить, ни мне, ни мужу квартиры сейчас никто бы не дал. А уж о том, чтобы купить, так и мечтать не можем. С учительской зарплаты не разгуляешься. Единственное, на что сумели скопить за последние годы, так это на совсем простенький компьютер для сына. Он у нас в университет на физтех собирается поступать.

– Простите за мой вопрос: а как же удается вам за модой следить? – спросил я. – Вы обращаете внимание на то, как одеваются ваши учителя?

– Как я слежу за модой? Это мой секрет. У женщин есть свои маленькие секреты в этом. Наше женское “ноу-хау”. Как одеваются мои учителя? По мере возможности модно. Понимаете, для учителя школа – не место, где проходит парад мод, но это чаще всего то единственное место, где учительница может показаться красивой и даже привлекательной. Кроме дома, конечно, – и директор снова залилась румянцем. – Учитель – это в какой-то степени актер, он все время на публике, на него смотрят, его оценивают. И ученики, и родители, и коллеги… Я очень аккуратно говорю с учителями об одежде, понимая всю деликатность и тонкость этой темы для женщин. Но если учительница пришла в чем-то новом, всегда стараюсь сделать комплимент. Женщине особенно приятно, если ее похвалила другая женщина за хороший вкус.

– А я-то думал всегда, что мужской комплимент дороже! – заявил удивленный муж.

– Кстати, – спросил я, – а сколько у вас в школе мужчин работает?

– Я восьмой год директорствую. Пришла – было девять мужчин, теперь половина.

– Четыре с половиной? – засмеялся муж. – Одного еще не до конца с’ели?

– Если хочешь, пять, – серьезно сказала директор. – Остальные сами ушли. Поняли, что бездельников я не потерплю. Видите ли, отбыли свои уроки – и ветром сдуло, никаких тебе кружков, никакого классного руководства. А школа – это ведь не только уроки.

– За что же вы так мужчин заклеймили-то? – я тоже решил подтрунить, но понял, что разговор этот не для легкого завтрака в семейном кругу.

– Я уже об’яснила, – твердым голосом сказала директор. – Хотите еще чайку? Мама! А где же чайник с заваркой?

– Так он за твоей спиной стоит, – сказала мать. – Про школу небось ничего не забываешь. Пропадете без стариков… Ишь разошлись, – продолжала причитать Ксения Лавровна, разливая заварку.

– Чем так взволнована теща? – иронично спросил зять.

– Чем? Опять по телевизору с самого утра в выходной министр грозится всех мальчишек в армию взять. Матери по всей России плачут, а ему все мало. Я Сашку не отдам!

– Да и мы не отдадим, – совершенно серьезно сказал Владимир Егорович.

– И я не отдам! – сказала директор. – Я вам совершенно серьезно хочу заявить: мы русская семья, мы столько отдали жизней за нашу Родину… К тому же я не просто мать, я учитель. Учу детей не для того, чтобы их потом убили… Да ладно. Извините, мне пора в школу.

Мы попрощались. Два часа пролетели незаметно. По-прежнему светило солнце в окна этого обычного панельного дома, освещая комнаты, где много книг, нет дорогой мебели и горок с хрусталем и пол не застлан дорогими коврами. Но здесь живут в каждом уголочке уют, человеческое тепло и забота. Дом, где такие же тревоги, где судьбы его домочадцев так похожи на тысячи и тысячи других. Где уживаются в согласии три поколения одной семьи. Семьи, в которой превалирует главное чувство бытия – интеллигентность.

Одним словом, хорошая, добрая, мирная семья.

Я специально не рассказал вам, что Елена Вениаминовна – один из лучших творческих директоров Москвы, у нее в школе идет эксперимент по экологизации содержания предметов естественного цикла. У меня была другая задача: хотелось хоть чуточку заглянуть в семью деловой женщины, директора. Поговорить о житейском. Надеюсь, что у нас с вами будет еще повод узнать о школьных проблемах из уст директоров. Проблем этих много. Они будут обсуждаться за “круглыми столами” и Московского директорского клуба, одним из создателей которого и является Елена Вениаминовна Зайцева – директор 597-й московской школы…

Через час я был в центре города. У станции метро “Театральная” бойкие цветочницы зазывали прохожих покупать яркие розы, а бабушки продавали маленькие букетики первых подснежников. Я тоже приценился, ведь через несколько дней 8 Марта, и, как всегда, надо будет жене подарить цветы. А нынче это дело серьезное, и надо рассчитать силы.

И каким-то совершенно противоестественным природе, солнцу и весне показалась мне толпа возбужденных людей. Они махали какими-то плакатами, на которых мелькало извечное и трагичное для России слово “Долой!”, полыхали кумачом знамена и какие-то непонятные флаги. И подумалось, уверен, не только мне, пошли бы эти люди лучше погулять, в одиночку, парами по солнечной Москве, посидели бы в парке, послушали бы весну или просто помолчали. А еще лучше за чашкой чая обсудили мы мирно, как жить дальше. Не строем, не коллективом, а каждому…

Я рад, что это утро было для меня тихим, мирным и хлебосольным. Без надрывов и вздохов. И спасибо за это моей героине и всем трем поколениям ее семьи.

Игорь АФАНАСЬЕВ

Москва