СТУДЕНЧЕСКИЙ ХЛЕБ

╚…Когда обсуждение проблем высшей школы плавно перешло к вопросу о материальных трудностях студентов, особенно иногородних, порой вынужденных в течение целого месяца жить только на сорок с небольшим рублей, Леонид Ильич неожиданно оживился. Прервав наш разговор о необходимости повышения студенческих стипендий, он резко возразил, что делать этого не следует, напомнив собравшимся, что в его студенческие годы материальное положение учащихся вузов было еще сложнее, однако большинство из них были заняты вечерами на подсобных работах и таким образом содержали не только самих себя, но и свои молодые семьи.

Члены комиссии тщетно пытались объяснить Брежневу, что со времен его молодости культурно-бытовые запросы населения выросли настолько высоко, а расценки оплаты подсобных рабочих упали так низко, что даже профессиональный грузчик давно уже не в силах достойно содержать семью на одну зарплату. Леонид Ильич только хитро улыбнулся в ответ.

– Это смотря как работать, – сказал он. – Вот мы, помню, разгружали вагоны с сахаром, и каждый в бригаде знал: двадцать девять мешков – на склад, тридцатый – себе. Так и жили.

На такой довод членам комиссии было нечего ответить╩

Эта история, опубликованная лет десять назад в мемуарах одного высокопоставленного государственного чиновника, довольно красноречиво свидетельствует не столько о среднем моральном уровне высокого партийного начальства СССР 70-х годов, сколько о действительно тяжелом положении советской учащейся молодежи довоенного времени. Мало кому придет в голову упрекать украинского студента, утащившего мешок государственного сахара в общежитие (которое на поверку чаще всего оказывалось бараком) для жены и детей в то время, как в соседней деревне разгорались голодные бунты. Границы общественной морали под давлением обстоятельств обычно расширяются до самых далеких пределов. В начале 30-х годов таким естественным пределом для работавших в народном хозяйстве студентов стала ╚опека╩ органов НКВД.

Дореволюционные времена по сравнению со сталинскими сегодня кажутся ╚золотым веком╩. Но и тогда закон и общественное мнение не смыкали глаз, бдительно наблюдая за студенческими поисками средств к существованию.

Постоянно работающий где-либо студент – большая редкость и для XIX, и для начала ХХ века. Квалифицированный физический труд на заводе или на стройке был невозможен не только в силу ╚интеллигентских предубеждений╩. Хозяин производства посмеялся бы, а профессиональные рабочие побили бы нежданного конкурента. Что же до грузчиков, разносчиков, курьеров, уличных продавцов, то эта ниша была вовсе закрыта для студенческих фуражек. За место под солнцем в ней боролись десятки тысяч пришлых в университетские города крестьян и местных бедняков. Даже накануне революции, когда во время первой мировой войны в обезлюдевшем от мобилизаций Санкт-Петербурге возникло несколько студенческих погрузочных бригад, столичное общество восприняло это как нонсенс.

Техники, горняки, путейцы, одним словом, те, чья будущая специальность была хоть как-то связана с производством, еще могли попытаться получить летом временное место. На золотом прииске или на железнодорожной стройке платили обычно неплохо, но туда можно было попасть лишь по хорошему знакомству. Иногда недоучившимся студентам было даже легче выдвинуться, чем дипломированным инженерам. Медики могли подработать в городских или земских больницах, но почти бесплатно (для практики). А для гуманитариев будущее поприще оказывалось закрыто вплоть до окончания университета.

Юристам, историкам, филологам оставалось либо переводить, либо писать, либо учить. Найти подобную работу в провинциальных университетских центрах вроде Томска и Казани было довольно сложно, но зато там она могла оказаться более или менее постоянной и хорошо оплаченной. В Санкт-Петербурге и Москве давать уроки предлагали часто, но цену перебивали еще чаще. Летом многие газеты сокращали тиражи и количество выпусков, состоятельные семьи уезжали на отдых. Большие города замирали, пустели, и многие незадачливые репетиторы, заняв денег в землячестве, писали слезные письма родным или просто садились на голодную диету.

Иван ЛОПАТИН