На чтение: ≈ 17 мин.Какие изменения нужно внести в российское законодательство, чтобы исключить недовольство общества по поводу проведения, содержания и результатов единого государственного экзамена? На этот вопрос отвечают депутаты Государственной Думы.
Олег СМОЛИН, заместитель председателя Комитета ГД РФ по образованию:
– Один из положительных результатов ЕГЭ – обещанное расширение академической мобильности в территориальном плане. Такая мобильность несколько расширилась, больше детей из малых городов и сел стали поступать в столичные университеты.
Нам говорили, что ЕГЭ позволит получить достоверную управленческую информацию, на основе которой будут приниматься правильные управленческие решения. Но беда в том, что об этом знают не только в Рособрнадзоре, но и губернаторы, которые дают прямое указание поднимать результаты единого государственного экзамена, что отчасти объясняет повышение академической мобильности в территориальном плане. Региону не обязательно становиться общероссийским лидером, ему достаточно уйти из общероссийских аутсайдеров.
Если оценивать работу школы, то ЕГЭ в качестве единственного и даже основного критерия не выдерживает никакой критики. В той же Великобритании, например, оценка качества работы с детьми производится по 198 показателям, картина получается намного более объемной, чем та, которую мы имеем по единому, единственному государственному экзамену.
Объективность оценки уровня подготовки выпускников, пожалуй, главный аргумент сторонников единого государственного экзамена. И действительно кажется, что компьютер намного лучше, чем учитель, оценивает результаты единого государственного экзамена. Однако здесь возникает, как минимум, два вопроса. Вопрос первый: что необходимо оценивать, по крайней мере в гуманитарных науках, и поддается ли это оценке с помощью единого государственного экзамена? Вопрос второй: каково будет соотношение эрудиции и творческих способностей при проверке единого государственного экзамена? Ни для кого не секрет, что Российский философский конгресс, абсолютное большинство ассоциаций литераторов высказываются против единого государственного экзамена, полагая, что этот материал невозможно формализовать. Я лично придерживаюсь той же точки зрения и вспоминаю известное высказывание моего учителя литературы, замечательной учительницы, которая, как всегда, говорила, что литература – это не учебный предмет, а воспитание души. Тесты на ЕГЭ строятся по известному принципу: «Отговорила роща золотая березовым, веселым языком». (Ребята, какой художественный прием применен здесь?) «И журавли, печально пролетая, уж не жалеют больше ни о ком». (Ребята, какой художественный прием применен здесь?) – я близко к тексту цитирую те материалы, которые были представлены мне Виктором Александровичем Болотовым. Конечно, ни о какой литературе здесь говорить не приходится.
Почему к выпускнику медицинского университета или ядерщику, выпускнику технического университета, мы предъявляем более мягкие требования, чем к ребенку, заканчивающему школу? Ведь выпускные экзамены, защиту диплома у студентов принимают преподаватели своего вуза плюс преподаватели других вузов. Почему мы не можем пойти по той же линии в отношении школы? Ответ на этот вопрос до сих пор я не нашел. Можно было бы, конечно, использовать московский опыт, когда математические задания были выполнены не в тестовой, а в обычной технологии и проверяли их учителя других школ. Здесь обеспечиваются и объективность, и независимость, и в то же время исключаются те издержки, которые мы получаем в ситуации обычного ЕГЭ.
Насколько технология ЕГЭ соответствует главным задачам школы? В какой мере ЕГЭ ориентирует учителя на развитие того, что, пожалуй, самое главное в школе: на развитие речи, любви к предмету, коммуникативных способностей? Я позволю себе процитировать письмо учительницы математики: «Я уже не учила их математике, а просто натаскивала по тестам ЕГЭ, а дети не очень-то хотели натаскиваться». Это про математику. А что сказать про другие предметы, уважаемые коллеги?
Естественно, мы не можем не принять во внимание, что российская школа в послесоветский период практически перестала заниматься воспитанием. Мы не можем не помнить, что 55 процентов российских старшеклассников заявили, что они готовы преступить любые моральные заповеди ради того, чтобы добиться жизненного успеха. Спрашивается, какой вклад в дальнейшее развитие этого процесса внесет единый государственный экзамен? Не думаю, что позитивный. Где доказательства того, что преимущества ЕГЭ перевешивают его издержки?
Пока обсуждаются всякие скандалы, на самом деле мы оказываемся под угрозой реальной катастрофы. Я напомню, что в этом году двойки по ЕГЭ получили 25 процентов выпускников по литературе и 23 процента по математике, 11 процентов по русскому языку, плюс от 13 до 6 процентов по другим предметам. Это значит, что как только в следующем году будет ликвидирована система «Ставьте три, я иду», то есть система прибавления одного балла к двойке, мы получим еще более худшие результаты. Половина наших детей рискуют вместо аттестата получить «волчий билет». Будут ли внесены соответствующие изменения в законодательство? Мы за то, чтобы они, конечно, вносились, чтобы двойка по ЕГЭ не была основанием для отказа в выдаче аттестата. В следующем году мы можем столкнуться уже не с мелкими скандалами, а действительно с грандиозной проблемой. Я знаю людей, которые убеждены, что ЕГЭ введен специально для того, чтобы ограничить доступ наших детей к высшему образованию.
Оксана ДМИТРИЕВА, член Комитета ГД РФ по бюджету и налогам:
– Надо сказать, что я была убежденным противником введения единого государственного экзамена и с точки зрения предварительного анализа, и потому, что я представитель вузовской педагогической общественности, а вузы, конечно, все принципиально против ЕГЭ, поскольку предпочитали сами набирать студентов через систему вступительных экзаменов. Однако после широкомасштабного проведения единого государственного экзамена я проконсультировалась с директорами ведущих школ, то есть школ хороших, как в Москве, так и в Санкт-Петербурге.
Что показали результаты ЕГЭ? Показали то, что в хороших школах, известных, ведущих, результаты ЕГЭ хорошие, они адекватно оценивают успеваемость учеников. Директора школ отмечают, что выпускники получили в принципе то, что заслуживали, то есть не было ситуации, что ученик, хорошо успевающий по русскому или по математике, вдруг провалился, получил неадекватную оценку по ЕГЭ. Поэтому думаю, что сейчас материалы единого государственного экзамена, коль у нас есть такая информация и такая статистика, нужно прежде всего очень хорошо проанализировать.
23 процента выпускников, которые написали на двойку математику, и 11 процентов, сдавшие на двойку русский язык, – на мой взгляд, это свидетельство того, что 10-15 процентов учеников в принципе не осваивают и не могут осваивать программу средней школы. Если мы вернемся к опыту демократических стран с хорошо развитой системой образования, то там тестирование детей и распределение их по школам осуществляется на довольно ранних стадиях. Причем есть школа третьей ступени, но в принципе если у человека нет возможности поступить в высшее учебное заведение, то ему дается хорошая рабочая специальность. Поэтому нужно трезво подходить к результатам этих экзаменов и подумать все-таки о специализации или стратификации школ, с тем чтобы та категория молодежи, которая в принципе не может освоить, если честно посмотреть правде в глаза, программу среднего образования, сосредоточилась на другом. Это не значит, что они должны после 8-го или после какого-то класса уходить, но им должна быть дана хорошая рабочая специальность.
Я хорошо знаю вспомогательные школы, которые находятся на территории моего избирательного округа. Были программы по обеспечению оборудованием, по детям-инвалидам, по профилактике безнадзорности правонарушений. Мы обеспечивали эти школы токарными станками, швейными мастерскими и другим оборудованием. Я много беседовала с учителями. Они говорят: «Наши дети прекрасно устраиваются, приезжают к нам потом на «мерседесах». А это вспомогательные школы, где дается программа начальной школы, но там с 30-х годов все полностью посвящено тому, чтобы детям дать ремесло в руки. То есть их учат швейному делу, сапожному делу и тем самым позволяют детям, отстающим в развитии, все-таки получить специальность, адаптироваться. Поэтому мне представляется, что нужно трезво подойти к результатам ЕГЭ и еще раз подумать о специализации школ.
Все-таки результаты единого государственного экзамена дают более или менее объективную оценку работы школ. Нужно сопоставить результаты ЕГЭ с результатами олимпиад. Если они не совпадают по некоторым дисциплинам, то нужно выявлять причины, почему это происходит.
Мне кажется, что надо провести конференцию или какой-то обмен мнениями между директорами именно тех школ, где успешно сдали ЕГЭ, для того чтобы они определили, насколько объективно экзамен оценивает результаты их учеников. Нужно провести не умозрительный, а основанный на фактах, реальный анализ того, как ЕГЭ сказывается на преподавании, насколько это подавляет творческие способности и стимулирует другие способности, прежде всего в тех школах, где экзамен был сдан успешно.
Нужно очень внимательно проанализировать информацию, которую мы получили в результате ЕГЭ, для того, чтобы сделать определенные выводы как в отношении самого госэкзамена, так и в отношении методики преподавания.
Нина ОСТАНИНА, член Комитета ГД РФ по вопросам семьи, женщин и детей:
– Мне кажется, что тема ЕГЭ имеет две стороны: юридическую и политическую. С точки зрения юридической, правовой она нашла отражение в законе, предложенном Олегом Смолиным. А вот с точки зрения политической у нас в Кузбассе все малокомплектные школы, где один-два класса, закрываются, и это элегантно называется «упорядочением оплаты труда работников народного образования». Поэтому там, где нет нескольких параллельных классов, школа просто обречена. Нам предлагают посмотреть на итоги эксперимента и изучить опыт хороших школ. Хорошие – это московские или подмосковные элитные. Получается, что все провинциальные школы попадают в разряд не очень хороших, выпускникам которых пожелают: идите-ка вы, ребята, лучше в ПТУ. Скажите, а почему японскому рабочему или руководителю предприятия лучше, чтобы он вдобавок к рабочей профессии имел еще и высшее образование, которое позволяет ему думать, как ввести новации в свое производство? Почему наших школьников обрекают только на то, чтобы они окончили 8-9 классов, получая рабочее образование, а потом катались на «мерседесе» и были этим довольны. Меня испугало высказывание Оксаны Генриховны Дмитриевой, когда она сказала, что у нас 10 процентов детей не могут освоить среднее образование. Она обрекла своего земляка Владимира Владимировича Путина, бывшего президента и нынешнего премьера, на неудачу, потому что он учился на тройки в школе, зато отлично учился в вузе. Почему? То ли сам не раскрылся, то ли учителя не смогли раскрыть. Но во всяком случае, я думаю, что ЕГЭ для него был бы тем непреодолимым препятствием, и он никогда бы не стал не только президентом, но и выпускником вуза.
Надо сделать так, чтобы все общественные резонаторы зазвучали, чтобы аргументы противников ЕГЭ услышало Министерство образования и науки РФ, услышали политики. Какое общество мы хотим построить? Общество, которое состоит из колесиков и винтиков, которые не умеют думать и не испытывают потребности думать, потому что тест они все равно заполнят. Либо это будет такое общество, которое позволит нашим детям и нашим внукам вписаться в общецивилизационное пространство. Я думаю, что если мы сегодня не позаботимся о наших детях, то потом некому будет позаботиться о нас.
Заявляю абсолютно ответственно: в «курилках», при неформальном общении те же депутаты фракции большинства, в которой 315 членов, тоже понимают прекрасно, о чем идет речь. Речь идет не просто о ЕГЭ, речь идет о судьбе наших детей, о судьбе будущего поколения.
Выбор читателей
Комментарии