На чтение: ≈ 13 мин.Воспитатель, педагог, писатель – это все о нем. Менее официально, но не менее точно – «лекарство от тоски», «колымский хохол», «вождь всех северных народов» – это тоже о нем. Но сам себя Станислав Михайлович Олефир предпочитает называть «бродяга», и на то у него есть все основания. За плечами Олефира сотни тысяч пройденных троп и дорог, сотни случайных и близких попутчиков, несметное количество придорожных костров и одна, но всепоглощающая страсть к «белым пятнам».
Он, кажется, знал об этом с самого начала, да и обстоятельства жизни, похоже, делали все от них зависящее, чтобы мальчик из большой украинской семьи сделался самородком-исследователем. Живя с родителями-педагогами, братьями и сестрами в доме при школе, будущий путешественник в эту школу ходил только зимой. Остальное время пас коров. И не где-нибудь, а около бумажной фабрики, где из макулатуры варили картон. Охраняли предприятие строго, однако смышленые мальчишки подкармливали голодных овчарок косточками сусликов, за что те их любили больше охранниц-стрелков.
– Мы залезали в огромную свалку и тащили оттуда горы книг, – вспоминает Станислав Михайлович, по-южному смягчая букву «г». – Иногда на корове лежал мешок, набитый доверху литературой. Потом все это перемещалось в «библиотеку», то есть на чердак, и рассматривалось всеми без исключения родственниками. Какие-то книги мама изымала сразу, надо понимать, это являлось запрещенной литературой, но те, что нам удавалось отвоевать, становились нашими бестселлерами. Помню, один из таких – «Человек» Ренке, где были очень откровенные иллюстрации.
Станислав Михайлович косится в мою сторону и с довольной улыбкой продолжает рассказывать о своем детстве, полуголодном и полубосом, но зато веселом.
– Спали мы на охапках соломы, как все дети, воровали арбузы и яблоки и пели день и ночь. Папа умел играть на всех струнных инструментах, мама отличалась голосом изумительным. Она, кстати, воспитала в нас огромное уважение к своему роду, своим корням. Я думаю, педагогом мама была гениальным, поскольку ей доверяли самых отпетых хулиганов. Время стояло послевоенное, и много мальчишек приходило учиться с оторванными пальцами, кистями рук: баловались с гранатами. Мама легко находила с ними общий язык, и эти «вояки» каждый день носили ей домой сумку с тетрадями.
Чердачная «библиотека» делала свое дело, и, начитавшись Джека Лондона, Арсеньева, юный Олефир навсегда превратился в романтика. Станислав Михайлович это качество уважает и по сей день, считая, что любому мальчишке необходима героика, желание попасть в приключения. Что касается лично его, то последние находили нашего героя, так же как и он их. Даже в глухих украинских селах, куда семья перемещалась в поисках лучшей доли. Однако жажда познания, самоиспытания требовала масштаба, и мальчику ничего не оставалось, как подчиниться романтическому зову. Первый раз, когда удрал из дома, его поймали в Запорожье. Второй – в Москве, третий – в Иркутске. В четвертый раз он добрался-таки до Приморского края и, наконец, вкусил настоящей мужской закалки у знаменитого в ту пору на Дальнем Востоке охотника Кеши. Два года наш герой работал «собачкой»: варил еду, убирал, помогал разделывать туши. Но зато прошел такую школу, которая не раз помогала выжить в неординарных ситуациях.
Потом было возвращение на Украину, курсы трактористов, агрономический факультет, деятельность кукурузоведа. С последнего места работы его (так, видно, на роду написано) «вырвала» школа, в которой оставались открытыми вакансии учителей ботаники и химии.
Станислав Михайлович не возражает, что мог бы и дальше существовать спокойно в тихой певучей украинской глубинке, обучая премудростям природы детвору, однако исследовательский зуд взял свое и Олефир вновь оказался на Севере. На Колыме. И снова в школе. Отсюда взял отсчет еще один его путь – писателя. Станислав Михайлович объясняет это очень просто:
– Повел я своих малышей на прогулку, а на улице обомлел, как в детском стихотворении: села птичка на сучок, я смотрю, как дурачок. Растительный и животный мир совершенно иной! Кинулся искать книжку, которая могла бы чужое сделать знакомым. Нет такой! И с этого дня взялся писать свою книгу о крае. Ходил к ученым, изучал их труды. Сам проводил множество исследований. В итоге смастерил сто экземпляров рукописи и раздал в сто школ. Теперь она занесена в учебные программы всех школ края. Почему я это сделал? Потому что нельзя не знать историю своей малой родины!
Его первая книга для детей называется «Иду по тайге», последняя, готовящаяся к изданию, – «Дай руку и пошли!» Все тридцать с лишним лет педагогической и литературной деятельности он не отказывался быть провожатым и сам не стеснялся быть ведомым.
– Я – самый битый из всех российских учителей! – Станислав Михайлович несет это утверждение, как знамя. – Поскольку всегда считал, что из ребенка никогда не получится настоящего моряка, летчика, путешественника, если ему преподает «никакой» учитель. Педагог – это ядрышко, свет, который питает окружающих, личность. А что происходит сейчас? Я с ужасом замечаю, что в сегодняшней школе детей НЕ ЛЮБЯТ. Мой отец работал учителем, я работал учителем, даже если у нас было три урока, мы приходили в школу утром и уходили в сумерках. Теперь же учительница может отчитать два урока и уйти, не заглянув в учительскую. И самое пугающее: когда она идет по коридору, вокруг нее образуется вакуум. Это – конец! Ведь учителя в школе дети должны ОБЛЕПЛЯТЬ!
– В чем вы видите причину?
– Мне представляется, что одна из них в отсутствии в школе мужчины. Государство должно платить им по 10-15 тысяч рублей хотя бы ради того, чтобы школа перестала быть женским началом! Что делается с нашими мальчиками? Дома их воспитывает мама, в саду – няня, в школе – учительница. Никто не учит мальчишек держать в руках молоток, стамеску. Они боятся армии, бегут от трудностей. Им сейчас нужна героика, но ее нет ни в литературе, ни в кино, ни на телевидении. Тем более не может ее дать женщина, чье изначальное предназначение – продолжение рода.
За тридцать лет работы с детьми я никогда их не «пас». Мало того, как это делали аборигены, шаманы, я вверял их огню, учил с ним разговаривать, как с живым существом, учил разжигать костер с помощью камня или палки, кипятить чай в бутылках из-под шампанского, играл с ними в футбол, волейбол, сочинял для них песни и танцы. Мне как-то встретился мужчина, сказавший: «Я тебя знаю. Когда я учился в школе, ты рассказывал нам, как воспитывать собаку. Ты – учитель, которого помнят. Спасибо тебе за это». Я любил чужих детей, как своих.
Он вполне согласен, что его рассуждения способны вызвать у кого-то негодование, но свою точку зрения готов отстаивать ежечасно. Она выверена годами, закалена долгим суровым бытом, проморожена и тверда, как северная земля. В его понимании школа – абсолют, где учитель заменяет ребенку и отца и мать, и в роли главы семейства он должен воспитывать мальчиков мужчинами, девочек – женщинами. Поэтому в школе должно быть достаточно представителей сильного пола.
Я тоже могла бы в чем-то поспорить со Станиславом Михайловичем, но ловлю себя на мысли, что абсолютно не хочется этого делать, а хочется глядеть на картины, которые он рисует своей неуемной писательской фантазией, эмоциональной открытостью. Хочется проникнуть в мир ярко оформленной «Колымской повести», которую он мне торжественно протягивает. В ней – единственный на сегодня подлинный рассказ о коренных жителях Севера – эвенах и коряках. «Людях другой субстанции». Он заявляет об этом так уверенно, потому что прикоснулся к их жизни лично, сам «шарахался» по стойбищам, пас оленей и имел множество случаев убедиться в их удивительном, подчас непостижимом, единении с природой.
Олефировский взгляд на современную российскую литературу, тем более детскую, достаточно резок. Наш герой не верит в искренность нынешних литераторов и обосновывает это так: сегодня писатель работает на потребу дня и с позиции «над» читателем.
Литература становится все более космополитичной. Да, она должна быть такой: Экзюпери писал «Маленького принца» для всех, Хемингуэй «Старика и море» тоже, но никогда нельзя забывать, чей хлеб ты ешь. Многие литераторы не помнят, что живут в России, отсюда их однодневность. И потом, большинство сюжеты высасывают из пальца, а я все проживаю сам!
После нелестных замечаний на тему литературы Станислав Михайлович заявляет, что вообще-то он человек некомфортный. Упрямый и своенравный. И сомневается, что попадет на страницы «уважаемой «Учительской газеты». Впрочем, тут же мягко добавляет, что по причине «неудобного» характера до сих пор «воюет» с женой, на которой женился на Севере, потому что в «тот месяц было очень холодно: мороз – 60 градусов!». «Валя, – часто говорит он, – я плохой муж, я никогда не клал тебе на плечи 37 соболей. Но 36-то я тебе положил!»
Ну, а если серьезно, то Станислав Михайлович Олефир убежден на все сто, что жить и работать для детей, для людей надо искренне. Словно гореть у них перед глазами, ни в чем не скрываясь. Тогда они будут гордиться тем, что учились у тебя, общались с тобой. Можно соврать в малом, но по большому счету нельзя ни в коем случае. Это – закон! Это ему когда-то преподала семья, потом жестокая, но справедливая природа Севера, потом собственное творчество. И этот же наказ он теперь передает в своих книгах.
Санкт-Петербург
Выбор читателей
Комментарии