Страна стала более уважаемой. Александр КАРЕЛИН

– Александр Александрович, кем быть тяжелее и сложнее – спортсменом или депутатом? – Физически, по энергозатратам, сложнее было быть первым номером национальной команды Союза, а потом России. Эмоционально, по совместимости с мироощущением, сложнее быть депутатом. Там, в спорте, было все понятно. Я готовился и знал, какая часть ответственности лежит на мне, а какая часть этой ответственности пересекается с ожиданиями команды. Здесь больше коллективной работы, не так очевидны достижения. Если в спорте ты поднимаешься на пьедестал, то понимаешь, что подготовку провел правильно. Здесь же пьедестал под названием «достойная жизнь» для каждого из сограждан находится слишком далеко. Поэтому есть такой небольшой перекос в восприятии. Физически, конечно же, в спорте сложнее достичь результата, по энергозатратам, по времени, по отреченности. В работе депутата тоже, как и в спорте, есть подчиненность, но это уже подчиненность командным задачам.

Если говорить применительно ко мне, то я часто ограничиваю себя, так как нельзя сильно резонировать. Я частенько занимаю чуть больше места, чем некоторые или чем многие, если угодно. Иногда приходится сдерживаться и не отвлекать на себя внимание.

– Образ мыслей и действий не очень-то подходит для того, чем вы сегодня занимаетесь. Ведь вы привыкли все решать сами и сразу, а работа депутатов – законотворчество – это коллективное дело. Сегодня в этом смысле что-то поменялось для вас?

– Трудно справиться с собой, принимая правила игры и четко понимая, что время ярких одиночек наступает крайне редко и бывает скоротечно. Сейчас наступило время коллегиальных принятий решений.

Почему я так много времени и внимания уделял созданию и строительству партии «Единая Россия»? Я до сих пор не со всем согласен. Но то, что нужна была новая сила нового образца, не старая, заскорузлая, как, помните, говорили: «Что ни строим, все КПСС получается», – это понятно.

И мы, конечно, не без ошибок все делаем. Но то, что менять должно, менять нужно, – это очевидно. И сейчас, несмотря на многие ершики или ежики в своей голове, в душе, все равно понимаешь, что менять нужно. Менять медленно, тщательно объясняя, для чего мы это делаем, почему власть идет на те или иные шаги, почему мы заставляем учиться работать, начиная с самого себя, а не говорим, что нужно все «золото-валюту» раздать, дать возможность немного погулять, а потом опять остаться у разбитого корыта. Я все это объясняю на своем примере, так проще.

У меня был такой случай в Бурятском автономном округе. Маленький городок, зима, снег, деревянный клуб, хорошо натопленный. Я проводил там встречу. Поднимается дедушка: «Вы, единороссы, всех зажали, задавили. Я вот тоже вешал объявление, а ко мне на встречу никто не пришел». Я ему говорю: «Хотите, поднимайтесь на сцену, встреча ведь состоялась. Вставайте на мое место». И слышу из зала: «Вот молодец! Мы же пришли с тобой разговаривать, а не с ним!» Дедушка в ответ: «Видишь, как вы все закрутили!» Я говорю: «Нет, нужно было до этого три раза Олимпиаду выиграть».

Я до сих пор не знаю, как разделить себя на составляющие: где я больше капитан национальной команды, а где – член большой команды «Единой России», где борец, а где депутат, где почетный житель огромного миллионного города (кстати, тринадцатый по счету за всю его более чем столетнюю историю). Вот как это разделить? Поэтому сложностей не убавилось.

– Есть одно «но». К хорошему мы быстро привыкаем. Поэтому те позитивные изменения, которые произошли, они произошли незаметно. И считаются уже должными…

– Абсолютно верно. Никто не вспоминает, как было в 1985-1988 годах. Я не беру время, когда Союза не стало, – тогда мы двигались со скрипом и были непонятны сами себе, не говоря уж о мировом восприятии. Я бы сказал так, абсолютно хорошей жизнь не стала. Ее такой нигде нет. Но мы почему-то считаем, что нам меньше всех везет в России.

– Как вы оцениваете современное положение дел в России в экономическом, политическом аспектах?

– До сих пор в нашей жизни остается много неорганизованности. Учитывая, что мы огромные и наша роль не только в сохранении христианства (я так намеренно ухожу далеко), мы до сих пор, мне кажется, не понимаем, кто мы, какие люди, это связано с каждым из нас и со мной в том числе.

Сейчас страна стала сильней, нас наконец-то привыкают уважать на международной арене.

Жизнь стала лучше, но не потому, что легче, а потому, что стали понятны ее правила: работай, достигай. Возьмем пенсионную реформу. Если ты заботишься о себе смолоду, то у тебя будет нормальная старость. Нам трудно разобраться, где накопительная часть, где трудовая, где обязательная, ведь раньше мы об этом не думали. Было две части – то, что платило государство, и то, что лежало в «шкафу под простыней» или в чулке. Хотя в простых советских семьях не было так много денег, чтобы хранить их в чулках.

И «авось»… «Авось», он никуда не делся, к сожалению.

– Знаменитый русский «авось»…

– Самое главное – искоренить в себе ожидание, что кто-то придет и сделает что-то за нас, сделает нашу жизнь лучше.

Когда речь идет о патриотизме не в показном, а реальном смысле слова, я понимаю, что постепенно это займет свое место. Но для этого нужны две вещи. Чтобы таких изданий, как ваше, было как можно больше. Чтобы каждый мог найти что-то свое. Нужно побольше различных телевизионных и радийных каналов. Их должно быть, я думаю, даже не на порядок больше, а на три порядка, ведь наша страна огромная. Нужно, чтобы все жители превратились в разноплановую аудиторию, чтобы у каждого были разные источники информации. Для этого сегодня требуется, бесспорно, экономическая модернизация, но и модернизация смысловая. Чтобы каждый не на кухне рассуждал о каких-то событиях и не догадывался о них, а находил бы для себя решения и созвучные ответы.

Кто-то сказал, что Россия не воспринимается как государство и общество, а воспринимается как территория с границами. Очень много споров. Мы же любим поспорить, поманерничать, порассуждать. Например, модно ли служить в армии или лучше откосить?

– А как сами считаете, модно служить?

– Я считаю, что должно быть модно. Но модно не потому, что это часть призыва и часть доктрины.

Не экзотика кирзовых сапог должна привлекать молодежь, а возможность служения. И чтобы, придя служить в армию, при всех самоограничениях ты знал, что работаешь с лучшими образцами техники, с лучшим программным продуктом, с лучшим вооружением, в самой качественной и красивой форме.

Это так, для начала. А потом уже все остальное.

– Пока этого, к сожалению, в нашей армии нет…

– Мы до сих пор сами с собой экспериментируем.

– Экспериментировать с армией сложно и опасно…

– Мы с вами можем долго спорить… Сейчас изменилась доктрина. Доктрина – иная, начиная с обороны восточных рубежей и так далее. Сейчас, например, самый мощный танк рассчитан на 2 минуты боя. 50 тонн металла, огромный силовой агрегат и… 2 минуты боя!

Когда мы ратифицировали договор с Китаем, я специально ездил и смотрел на тот укрепрайон в Хабаровском крае, на эту землю, политую кровью наших предков. Знаете, что я увидел? Нет не только запасов этих стационарных орудий… Они просто стоят на бетонных основаниях, поставленных на песок… Нет аккумуляторов… Ну зачем это все? Получается этакая спекуляция в расчете на то, что никто не поднимется и не посмотрит, что же там находится.

Сегодня армия – это не только инструмент для удержания ситуации внутри страны и отражения агрессии. Армия сегодня – это нечто иное.

– Александр Александрович, турниры на ваши призы проводятся уже 17 лет. Для многих россиян вы стали человеком-легендой. Каково это – ощущать себя живой легендой спорта?

– Я ощущаю себя намного проще. Честно говоря, никогда не думал, что дойду до семнадцатого турнира. Я начал проведение этих турниров, еще когда был действующим спортсменом. Мы собрались группой сибирских борцов (мне к тому времени повезло больше других – я стал победителем Олимпиады) и стали думать о том, как сделать возможным участие в такой жесткой селекции наших сибирских ребят, у которых нет возможности поехать в центр на соревнования. Решили проводить юношеский турнир, чтобы в самом начале пути дать ребенку возможность развития. Это первое. А второе – продвинуть борьбу вглубь страны, чтобы на соревнования могли ездить и сибиряки, и дальневосточники. Конечно же, задачи с каждым годом расширялись. Но как человек-легенда я себя никогда не воспринимал. Честно признаюсь, считаю, что мне просто повезло. Я борец из прошлого века. Вот и все. Как говорится, каждому овощу – свой сезон. Так вот, мой спортивный сезон закончился. Сейчас я посредством турнира пытаюсь быть «удобрением» для тех ребят, которые завтра будут представлять нашу страну, для тех, кто выбрал для себя замечательный вид спорта.

Мы не ограничиваем себя только лишь проведением борцовского турнира. Сейчас, например, вся наша команда, весь коллектив работает над тем, чтобы провести турнир по баскетболу всероссийского масштаба в Черепанове. В общем, ведем каждодневную работу. Вот заметным себя чувствую. Но не больше.

– Каким видите будущее России в ближайшие 5-10 лет?

– Сложно сказать. Самое главное – это даже не покорить сердца, а перестроить умы.

– Минул 2008 год, объявленный президентом Годом семьи. Что для вас семья? Как вам кажется, семья в исконно русском понимании этого слова возрождается сейчас?

– Изменения происходят. Семья – это ответственность. Почему чаще всего один ребенок? Потому что на большее не зарабатывали, больше прокормить не могли. Каждый работал, только на одного ребенка можно было получить место в яслях, детском саду, и то не всегда…

Поэтому возрождается, но медленно. Учитывая, что мы больше азиаты по своим подходам в отношении к женщине. У нас все происходит со скрежетом. Сейчас стали появляться, как в советское время, смешанные семьи по национальному признаку. Это в любом случае укрепляет генофонд, украшает визуально – не только русоволосые и синеглазые. Год семьи – это замечательно. Но нормативными актами нельзя всего добиться. Нужно рассказывать о династиях, о семьях, причем не только многодетных.

Возьмем, к примеру, усыновление. Посмотрите, как это делают буряты. Когда у них бывают случаи, что дети остаются без родителей, их тут же забирают в свои семьи родственники. Там почти нет беспризорных.