Стихи – как стихия

Екатеринбургского ученого и педагога Александра ЛОБКА называют учителем XXI столетия

Во время перестройки он увлекся политикой. Сам Борис Николаевич Ельцин призывал его в Москву, чтобы познакомиться с оригинальными идеями молодого земляка.

Он ушел из политики, когда, казалось, достиг определенной популярности. Пришел в школу, к детям, и начал необыкновенный эксперимент.

Александр Михайлович весьма самонадеянно заявил: мы учим детей не тому и не так. Потому что дети стремительно теряют интерес к учебе, рано перестают читать.

Он пришел к выводу: школа исчерпала до конца прежнюю концепцию обучения и зашла в тупик. Нужно менять систему. И он начал эксперимент не в научной лаборатории, а в классе – о, ужас! – на живых детях. Его дети начинают с…сочинения собственных стихов.

По образованию Александр Лобок – философ, кандидат наук. По призванию-ученый, прирожденный исследователь. Никакую прописную истину не принимает на веру. Александр Лобок – ученый-энциклопедист. Он прекрасно разбирается в истории, философии, педагогике, литературе, искусстве. Он блестящий филолог, хорошо знает математику, физику.

Александр Михайлович после восторженной публикации о нем С.Соловейчика, где тот центральным открытием Лобка считает разговоры на уроке <>, ответил неожиданно резко: <>.

Так что же происходит в классе? На первый взгляд абсурдное. Его дети, прежде чем научиться читать, пишут… стихи. При этом учитель прежде всего боится что-либо навязывать. Напротив, он считает, главная ошибка традиционной начальной школы в том, что учитель навязывает детям свои слова, свои оценки, свои суждения. А поскольку для ребенка в этом возрасте авторитет учителя невероятно высок, то с первого класса он приучается повторять чужие слова и мысли.

Потому вначале Александр Михайлович ставит на первый взгляд скромную задачу: спровоцировать детей на высказывание.

Мне пришлось однажды наблюдать, как тяжело ребенку дается это первое свободное высказывание. Родители привели к Лобку двух детей, чтобы тот посоветовал, в какую школу отдать ребенка. Вместо этого он взялся изучать детей. На огромном листе ватмана вдоль и поперек записывал цветными фломастерами высказывания малышей. Те сначала следили за ним с недоумением, а потом – все с более азартным интересом.

Ну как, например, отреагировать на такой вопрос:

– Скажите, на кого я похож?

В ответ – долгое молчание. Потом робкое перечисление довольно стандартных определений. В них нет ничего своего, яркого, самобытного. А учитель в это время старается обратить внимание то на одну деталь, то на другую. Его долговязая, худощавая фигура мелькает перед глазами малышей, не вызывая никаких эмоций. Тогда он останавливается, дергает за шнурок, которым стянута на затылке густая копна темных вьющихся волос, встряхивает головой и свирепо смотрит на растерявшихся ребят.

– Так на кого я все-таки похож?!

И вдруг едва слышный, робкий голос девчушки:

– На Бармалея…

Родители в ужасе от бестактности дочери. А учитель подпрыгивает от восторга:

– Молодец!

И тут плотину прорвало. Поток сравнений уже не умещается на листе ватмана…

Для учителя, считает Лобок, главное заключается в том, чтобы создать такие условия и атмосферу в классе, чтобы каждый вел собственный поиск, делал свои собственные открытия. Только в такой творческой атмосфере ребенок сможет раскрыться максимально ярко, самобытно, открыть в себе свое собственное <>.

Конец третьей четверти, только что закончился последний урок. Обычно в это время ребят как ветром сдувает на долгожданные каникулы. А тут сидели полкласса ребят. Все они вычерчивали в тетрадях графики. В коридоре в ожидании томились родители. К доске подходил то один, то другой, выводил свои прямые и кривые, а учитель весьма скептически комментировал. Они усаживались за парту и снова что-то вычерчивали. Так прошел и час, и другой. Я не выдержала:

– Это что, дополнительные занятия?!

А про себя подумала: <> А Александр Михайлович, как бы оправдываясь, обьяснил:

– Не могу же я выгнать, если им нравится…

В другой раз, когда в классе сидели педагоги – участники семинара, учитель предложил ребятам:

– Попробуйте поискать разные варианты решения.

Взрослые с недоумением переглянулись: <>, – с недоумением произнесла одна.

К удивлению участников семинара, лучший из ребят нашел 4 варианта (в то время как опытный учитель математики – лишь два!!!).

Любопытная деталь: второклассники решали более простую задачу – делали это легко, быстро и сами спровоцировали учителя на более сложное задание.

А иногда, наблюдала я, поиск заводил ребят в тупик: никак не могли найти верное решение. От учителя при этом требуется колоссальное, прямо-таки адское терпение, чтобы не подсказать, не подтолкнуть, не помочь. И если, например, весь класс давно уже овладел тайной образа, а Лена, толковая, умная девчушка, никак не могла выбраться из лабиринта ничего не значащих слов, то задача учителя – только ждать.

Самое удивительное – над девочкой никто не смеялся, не осуждал. И пришел день, когда учитель сказал, прочитав ее четверостишие: <> Сейчас Лена создает удивительные по своей сложности тексты.

Вот эта поразительная деликатность одноклассников обескураживала больше всего. За ней стояло нечто большее, чем обычная дисциплина. Второклашки уже научились понимать, что каждый из них может оказаться в жизни в трудной ситуации, что нельзя смеяться над слабостью или неумением другого человека.

Что касается педагогической технологии обучения письму, то она на первый взгляд проста: сначала спровоцировать ребенка на высказывание, затем, выделяя интонацией каждое слово, четко произнести и записать его на доске, выступая в роли зеркала, в роли эха. Вот это искусство торможения устной речи ребенка и есть главное технологическое звено в системе Александра Лобка.

Восхищаются потоком стихов, которые в огромном количестве пишут его дети. Но главное все же – как рождаются эти стихи, как рождается образ. У каждого из 20 учеников – по-своему. Один приходит к пониманию быстро, другой медленнее. При этом учитель ничего не обьясняет детям, не комментирует, не подсказывает, не поправляет, не редактирует. Стихи для них – как стихия речи, возвышенной до жанра письма. Единственное, что он делает, – обязательно сам читает ученические стихи, четко выделяя слова интонацией. И если дети вначале многословны, то постепенно они сами начинают слышать свой текст, редактировать его. А это, считает Александр Михайлович, 90 процентов успеха. Когда же ребенок сам начинает тормозить свою речь – значит он готов к тому, чтобы начинать писать самостоятельно.

Если в обычной школе ребята долго вырабатывают моторику руки, то в классе Лобка пишут со страстью, много и вдохновенно. Сначала вкривь и вкось рисуют иероглифы, не имея никаких понятий о каллиграфии и орфографии, потом их письмо становится все более аккуратным и осмысленным.

Они долго смотрят, наблюдают, запоминают, как рука учителя выводит их фразы. Они как бы сами пишут рукой учителя. И когда однажды учитель произносит:

– А теперь пиши сам! Все буквы алфавита у тебя перед глазами.

И хотя малыш растерян – он не знает, как писать, но ему очень хочется записать текст, который он сам сочинил. И он сразу начинает писать фразами. Потому что этому он уже, оказывается, научился в уме.

Возвышение устной речи до письменной и разбивка ее на паузы строк – это и есть то ключевое вмешательство, которое я позволяю себе в отношении к ребенку, – так весьма скромно оценивает свои заслуги Александр Михайлович.

А вот как это выглядит на практике.

Никита, очень сложный мальчик <>, в первый же свой день в классе подрался на перемене. Безутешно рыдая, он бросился к учителю за поддержкой. А тот вместо утешения начал из слова в слово записывать плач Никиты стихами:

<<Он ко мне подошел,

как дал,

А мне стало больно,

и я ему тоже дал!

Ну почему, Александр Михайлович,

они меня ненавидят?

И почему вы все время пишете и пишете?>>

Александр Михайлович повторил написанное вслух всему классу, придав интонациям философское звучание. Никиту это поразило, и он, забыв о своих переживаниях, изумился: оказывается, он говорит стихами…

Этот психотерапевтический ход, оказывается, очень эффективен при разрешении детских конфликтов. Именно стихи помогают маленькому человеку снять стрессовую ситуацию. (Вспомним, к примеру, подростков, впервые влюбившихся: они, как правило, начинают писать стихи). При помощи стихов ребята борются со своими детскими страхами.

И если поначалу тот же Никита писал очень примитивные тексты, руки его попросту <>, то к концу года образы из него просто выплескивались:

<<Ночь.

И луна, как хрусталь.

И капли дождя

Капают на асфальт.

И вдали горит огонек.

И он все дальше.

И вот он превратился

в красную точку

и ушел от меня совсем.

И только мокрый,

черный асфальт

обливает его красным цветом.

И лужа сделалась алой:

в ней отражается жизнь>>.

Кажется, что для его детей просто нет невозможного. На математике они ловко орудуют с дробями, хорошо ориентируются в системе координат, у них довольно хорошо развита логика мышления. Они лихо склоняют четырехзначные числительные. Цифру не назовут числом. А начинаешь спрашивать, откуда это в них, Александр Михайлович тут же свое ключевое слово, как щит, выдвигает:

– Они сами догадались…

Александр Лобок уверен: запоминание убивает понимание. Своей системой он пробуждает в детях осознанный интерес к знаниям.

Свой принцип <> он выдерживает до конца второго класса, до тех пор, пока у детей сформируется привычка к образной речи. Только тогда он позволяет своим ребятам читать вслух. Потому что сам мучительно ищет причину: почему современные дети не любят читать?

Ответ пока видит в одном: их желание убили еще в начальном звене школы. По существующим программам чтение для малышей лишено интереса, открытия, загадки. И хотя его дети давно готовы к чтению, да и родители подгоняют (ведь одноклассники из других школ давно читают вслух), он решается на этот шаг тяжело, с оглядкой. Потому что больше всего боится, что чужое слово убьет их внутренний текст. Его дети начинают не с <> и <>, а с чтения стихов. Апухтина, Вяземского, Полонского, Дмитриева, Надсона.

На дом он дает такое, например, задание: <>. Выписывают, потом читают. Причем сами же возмущенно гудят, если кто-то начинает читать с детсадовским распевом.

Со временем они выработают свое авторское письмо, свой стиль. Чем раньше это произойдет, тем быстрее они ощутят себя личностью.

– Я к собственному письму продрался только после 25 лет, столько времени потерял.., – с горечью говорит он.

Вот уж никогда бы не подумала, что Александр Лобок что-то упустил в собственном учении. С золотой медалью закончил школу, с красным дипломом – университет, с блеском защитил кандидатскую диссертацию. Все у него вроде бы получается в жизни легко, предсказуемо. Мать – Людмила Трофимовна-педагог, что называется, от Бога. Кажется, нет в природе ученика, которого бы она не смогла увлечь математикой. На первый взгляд ее огромный авторитет (она работала завучем в той же школе, где учился сын) делал жизнь Александра беспроблемной. Тем более что он всегда старался <> высокому статусу матери.

От него не услышишь дежурных фраз о том, что учитель должен целиком отдавать себя детям. Он с этим категорически не согласен. Учитель должен быть самим собой, должен быть интересным детям, уметь держать дистанцию. Более того, он считает ему самому должно быть интересно работать с детьми.

А пока он жадно работает. С утра – уроки. После уроков садится за компьютер и до 10-12 часов ночи пишет книгу. Без перерыва на каникулы и на обед.

Его жена – Ирина Владимировна Христосенко – талантливый школьный психолог. Она очень удачно дополняет, а часто и заменяет мужа, умеет с удивительной тонкостью и деликатностью разрешить сложный конфликт между детьми, между родителями… И, кто знает, какова доля ее успеха в работе Александра Михайловича…

Александр Лобок создал свою школу, свою педагогическую технологию.

Интерес к его работе проявляют многие. Но нельзя сказать, что в восьмую школу, где он преподает, наблюдается паломничество. И хоть двери его класса открыты для всех желающих, не каждый даже из интереса стремится вникнуть в кухню новой педагогической технологии. Одни считают, что она недоступна для интеллекта современного учителя, другие, не особенно вникая, говорят, что все это чуть ли не шарлатанство. Особенно предают его анафеме приверженцы методов развивающего обучения. Сам же Александр Лобок считает: его технология может быть доступна каждому учителю. Просто для этого надо иначе учить студентов в институте.

Людмила ДОРОХОВА

Екатеринбург

Опыт учительских <> – Ильина, Шаталова, Лысенковой – уникален. Александр Лобок, как и они, попытался создать принципиально новую концепцию преподавания. Успех на первый взгляд очевиден и для него самого, и для детей, и для родителей. Открытым остается вопрос: насколько воспроизводим опыт екатеринбургского педагога в массовой школе?

Среди учителей много философов по жизни, но мало по образованию, еще меньше в школах кандидатов наук и совсем немного учителей мужчин. Можно предположить, что сверхрезультаты Александра Лобка – это исключительность и неповторимость присущего только ему творческого метода. Леонардо да Винчи, как известно, рисовал левой рукой и создавал шедевры, но это вовсе не значит, что для того, чтобы стать гением, надо быть левшой.

Подлинный учитель – всегда творец. Он изучает себя и мир, чтобы донести Знание детям. Любая инновационная технология – это сложный и капризный инструмент, сыграть на котором может только педагог-виртуоз. Но достойных дорог и тропинок к знанию много, столько же, сколько у нас талантливых учителей. Каждый из них достоин внимания.

Поэтому независимо от того, доступна или недоступна технология Александра Лобка каждому учителю, ее нужно изучать тщательно и предметно, особенно <> – студентам педагогических вузов. Чтобы знать, что <> и на нем можно ездить. Чтобы лучше понять, на что способен сам. Чтобы стать таким учителем, которого знает весь район. Или вся страна.