Стать и быть директором Чиновники не видят в этом разницы

Если вы возжелаете выдвинуть себя, скажем, в губернаторы – дерзайте! По Конституции имеете на это право. Но если вам, не дай Бог, взбредет в голову шальная мысль открыто заявить чиновникам от образования, что вы хотите стать директором школы, где вы трудитесь не первый год, вас сочтут сумасшедшей выскочкой: мало ли чего вы хотите! Да и “спущенный сверху” директор, если он не очень умен, такое “вольнодумство” вам не простит: в тылу амбициозный конкурент. И тогда ваша жизнь может превратиться в ад, где с переменным успехом будут чередоваться победы и поражения, и чем дальше, тем больше в эту бесконечную войнушку будут вовлекаться и учителя, и родители, и, что самое скверное, ученики.

За многие десятилетия учителя приучили к мысли, что его задача только учить, а кто будет управлять, решать не ему. Кого захотят “там”, того и пришлют. И не пикни! Знай свое место: звонок на урок, звонок с урока. Иванова на медаль надо тащить. Сидорову четверка требуется по математике, хотя он троечник, но зато мама – бизнесменша, деньги на ремонт кабинета давала. Собрания, тетрадки. Двойки к концу четверти надо превратить в тройки, чтобы не испортить “лицо директора”. А муж дома без супа третий день. Дети заброшены и гуляют невесть где… Стать директором школы? Шутите, небось!
Но если все же и придет такая мысль, не произносите ее вслух. Вас, мягко говоря, не поймут. Ждите, директора пришлют!..
Уж коль так сложилась сегодня кадровая политика в школах, может быть, все же поискать золотую середину? Не спускать сверху нового директора, как снег на голову, а, возможно, до принятия окончательного решения показать “резервиста” школьному коллективу, чтобы рассказал будущим возможным коллегам свою педагогическую биографию, чтобы послушали его бывших коллег. Но главное – узнать от него программу, которую он собирается осуществлять в новой должности. И только проанализировав услышанное, коллектив, не таясь, может высказать управленцам, что он думает о кандидате. А чиновник должен обязательно учесть мнение коллектива… Утопия?
Вот такая история. Теоретически. А практически в реальной школьной жизни это выглядит так.
Видимые участники чуть не ставшего криминальным конфликта в московской гимназии N 1529 – ее нынешний директор Марина Соловьева и завуч Ирина Громова. Но есть еще невидимые герои, несущие в себе весь заряд сюжета, как тень отца Гамлета. Они почти бессловесны, но вершат сюжет, они суть конфликта – они власть.
Начался конфликт с приказа, изданного начальником управления образования Центрального округа Москвы Альбертом Борисовичем Полле, о назначении Соловьевой директором. Было это в августе еще прошлого года. Ну назначил и назначил. Чего тут необычного? В Законе “Об образовании” не написано, что директор назначается свыше или избирается коллективом школы. В уставе гимназии, созданном уже при Соловьевой, не записано, что директора избирают. Хотя в первом варианте, написанном Громовой и ее коллегами, директора нужно было избирать. Но, твердо сказали чиновники в окружном управлении образования, мы, мол, не рекомендуем. Сами понимаете, что значит “не рекомендуем”, сказанное начальством. И строка эта в варианте Соловьевой исчезла.
Но какое-то время до этого группа молодых учителей побывала в управлении, где высказала пожелание, чтобы директором была назначена Громова. Тогда господин Полле похвалил молодежь за проявленную инициативу, а молодежь подумала: какой, мол, отзывчивый и милый начальник – услышал обычных учителей, наверное, потому, что он недавно в этом начальственном кресле. Но бюрократическая машина сработала в обратную сторону.
Кстати, я уже не впервые встречаюсь с фактами, когда в Москве, в огромном мегаполисе, на должность директора нередко приходят люди случайные. Порой трудно понять, по какому принципу их отбирали. Чиновники жалуются: резерв невелик. Не верю! Очевидно, критерии невелики. Стать директором и быть директором по своему интеллекту, складу характера – вещи совершенно разные.

В одной из многочисленных докладных записок, в которых Громова, не таясь, говорит о своем желании стать директором школы, она пишет: “С 1977 года, когда я поступила учиться в эту школу, моя жизнь и устремления неразрывно связаны с ее судьбой. А это 24 года жизни. Школа для меня – второй дом. В 1987 году, после окончания школы, я поступила в МГУ на факультет “Вычислительная математика и кибернетика”, все время учебы моя связь со школой не прерывалась, всегда знала, что после окончания университета вернусь в школу преподавателем математики. Я люблю свою школу и чувствую в себе силы и способности помогать ей, множить ее достижения… Будучи кандидатом в мастера спорта по шахматам, я никогда не считала зазорным уступать в честной борьбе более сильному сопернику. Но сдаться, отдать школу на растерзание властолюбивому захватчику я не могу”.
Громова не права: Соловьева – не захватчик, ее назначили, “спустили сверху”.
К тому, что написала Громова о себе, могу добавить: по результатам анкетирования, проведенного в школе кафедрой “Образование” НИИ “Прикладная статистика”, у нее один из самых высоких рейтингов среди учителей математики, а многие дети отдали ей предпочтение, назвав любимым учителем. Но эти аргументы для чиновников – не аргументы.
Теперь о педагогической биографии Соловьевой. Образование – высшее, учитель географии. Несколько лет проработала директором детского сада, один год преподавала в 10-й школе подмосковной Балашихи, потом два года была завучем в московской школе N 1278. Директор этой школы, опытнейший организатор с огромным стажем Л. Асташева, не только не готовила Соловьеву как свою преемницу и не рекомендовала ее в резерв, но и характеризует ее крайне отрицательно, как человека амбициозного, по личным и профессиональным качествам не способного занимать руководящую должность. Из школы Соловьева ушла со скандалом. И назначение ее директором одной из самых известных и престижных в Москве школ с углубленным изучением английского языка опытному директору Асташевой тоже непонятно. Но кому интересно ее мнение. Там, наверху, всегда виднее.
Когда я хотел посмотреть список резерва, чтобы понять, из кого же выбирали директора гимназии N 1529, мне в управлении его долго искали, но так и не нашли: “Завтра позвоните, и мы вам скажем”. Но “секретный документ” мне так и не показали.
А между тем страсти-мордасти в гимназии накалялись. Говорят, учителям, которые многие годы знали и даже учили Громову в школе и разделяли ее беспокойство, директор заявляла, что, мол, не того в друзья выбрали. Это был непрозрачный намек, что могут начаться санкции. А ведь многие из учителей или пенсионеры, или в преддверии пенсии. Кому охота остаться без работы? И ряды сторонников Громовой редели. Если их поначалу было почти половина коллектива, то сейчас хватит пальцев двух рук, и все оставшиеся – самые молодые, самые перспективные для школы.
Громова не молчала: она “бомбила” своими записками и заявлениями и министра образования В. Филиппова, и председателя Московского комитета образования Л. Кезину, и депутатов Мосдумы. В школу наезжали комиссии, следовали проверки финансовой деятельности директора. Но и директор изо дня в день устраивала Громовой всяческие ловушки. Все эти “боевые действия” шли на глазах у всей школы, родителей и учеников. Соловьева не раз открыто заявляла учителям что у нее связи, что в школе будет работать столько, сколько хочет, что все, кому не нравится, могут уходить. Что она обратится в управление, и ей помогут разогнать весь этот коллектив и набрать новый. Блефовала?..
С Соловьевой мне удалось поговорить всего лишь один раз. Это было в мае. В тот день, как мне стало известно, должен был состояться педсовет, на который пригласили только сторонников директора (а их уже было большинство) и где они должны были проголосовать о несоответствии Громовой занимаемой ею должности – завуча по учебно-воспитательной работе. Но на педсовет я не попал: охранник не пустил. Он долго рассматривал мое журналистское удостоверение, потом куда-то с ним ушел и, возвратившись, строго заявил: “Вам велено прийти к часу дня”. Ну раз охранник велел… А по школе бегали возбужденные девятиклассники: в связи с неожиданным педсоветом экзамен по английскому прервали на два часа. Подумаешь, экзамен, подождут…
Через два часа из беседы с Соловьевой я узнал, что педсовет “выразил несогласие продолжать работу под руководством завуча Громовой”.
И еще из разговора с Соловьевой я узнал совершенно невероятный факт. Он поразил меня тем, что я никогда еще не слыхал, чтобы один педагог обвинил другого в покушении на его жизнь.
Дело в том, что за несколько месяцев до майского педсовета на Соловьеву в подъезде ее дома сзади набросились бандиты и жестоко избили. Факт сам по себе безобразный. Он вызывает сочувствие и жалость – женщина попала в больницу с лицевыми травмами. Но, с другой стороны, вызывает некоторое, я бы сказал, удивление и замешательство: следователю Соловьева называет возможного покусителя на ее жизнь – Громову. К Громовой домой в половине двенадцатого ночи ломятся дюжие милиционеры и люди, называющие себя спасателями из МЧС. Они требуют, не предъявив ордера на арест, последовать вместе с ними в милицию. Дверь своей квартиры Громова не открыла, а утром сама пошла в милицию и… тут же угодила за решетку, проведя вместе с воришками, бомжами и проститутками весь день. Следователь был строг и груб, предъявил свидетеля – какого-то алкаша, опознавшего подозреваемую, то есть Громову.
Правда, потом “свидетель” куда-то исчез, а Громову после допроса отпустили, сказав, что еще “пригласят” и чтобы она из Москвы никуда не уезжала.
Через месяц из Черемушкинской межрайонной прокуратуры пришло извинение: “Задержание Громовой И.А. признано необоснованным”.
Но по школе ползли слухи, что Громова хотела убить Соловьеву. Думаю, Соловьева знала о слухах, но никогда и нигде не сказала, что это ложь. Не заступилось за честь учителя и управление образования.
Зато другой факт окружное управление образования восприняло очень деятельно – устроил дисциплинарное расследование. Коллегия признала поступок Громовой аморальным.
Дело в том, что Громова поставила двойку по геометрии за второе полугодие выпускнице 11-го класса, дочери завуча по науке, которая пришла в гимназию работать вместе с Соловьевой. А проще – ее подруга. Все учителя знали, что дочка завуча собирается поступать в Высшую школу ФСБ и ей нужен аттестат без троек. У меня есть копии четырех контрольных работ по геометрии этой ученицы, и я показал их двум известным в Москве учителям математики, кандидатам наук. Мнение однозначно: Громова правильно поставила двойку. Но по просьбе мамы-завуча и по распоряжению Полле перед самыми выпускными экзаменами в управлении была создана независимая комиссия из четырех человек, которые оценили знания девочки на “4”.
Я оставляю этот факт без комментариев. Пусть он будет на совести независимых проверяющих. А Громовой Полле сказал, что, если она поставит девочке двойку, он ее уволит за необъективность.
Соловьева снова собрала внеочередной педсовет и Громова была уволена…
Недавно состоялся суд: Громова подала иск за незаконное, как она считает, увольнение по статье 254 пункт 3: за аморальный поступок.
Но ни адвокат Соловьевой, которому она поручила представлять ее интересы в суде, ни ее свидетели не могли объяснить, в чем же аморальность поведения Громовой.
И опять, как всегда, за кадром остались чиновники, по чьей вине, по сути, произошла и еще будет продолжаться эта история.
Могу себе представить, как сложно судье разобраться во всех дрязгах и перипетиях этого сюжета. Странным с точки зрения правосудия и морали было предложение прокурора, чтобы Громова отозвала свое исковое заявление. Тогда уволят, мол, вас без “волчьей” записи в трудовой книжке, тихо-мирно “по собственному желанию”. А как же, позвольте спросить, “аморальный поступок”? Куда же его списать? Куда он делся? Или его не было?
Семь дней проходило заседание суда. Суд только “потрогал” вершину айсберга, сложенного из множества “деяний” враждующих сторон. На суде Громова из истца превратилась в обвиняемую. Главным козырем доказательства аморальности ее поступка фигурировала диктофонная запись: разговор Громовой и завуча по науке – матери той самой девочки, которой ну никак нельзя иметь в аттестате тройки. Два завуча ведут торг: завуч по науке торгуется за четверку, Громова взамен выторговывает (заметьте, не для себя!) возвращение смещенного с начальных классов Соловьевой молодого учителя…
Но почему-то наказывают за аморальный поступок только Громову. И суд не выносит никакого частного определения ни в адрес завуча по науке, ни в адрес администрации школы.
Суд отказал в иске Громовой. Но она подала на апелляцию. Значит, история еще не закончена. Если она и закончится в этой школе, такая же или подобная ей может возникнуть где-то рядом. Потому что нужно решать проблему кадров не волевым чиновничьим решением, а советуясь с коллективом школы – человеческим механизмом, очень сложным и очень чутким.
Я – не за Громову, не за Соловьеву. Я – за школу, где своим примером, своей гражданской позицией учитель преподает детям урок нравственности.
Игорь АФАНАСЬЕВ
Москва