Старые часы от Чехова

«Нельзя ее в камне», – громким шепотом произнесла девушка, обращаясь к своему спутнику и ко всем вокруг. Мы стояли у скульптурного портрета Марии Дмитриевны Качериной в Липецком историческом музее. Все притихли. И мне подумалось тогда, что не так просто выбрать материал для воссоздания облика этой удивительной женщины. У меня в альбоме хранится немало ее фотографий. Но они не передают сути характера. Есть довольно удачный портрет с обложки журнала «Народное образование». Фотокору удалось передать настроение заслуженной учительницы республики в минуту раздумья.

Раиса МОСКВИТИНА, выпускница школы №4, Липецк

В ту пору я уже сама была учительницей и тщетно пыталась проводить уроки, как моя наставница.

Знаю, что обычно подсчитывают, сколько у хорошего учителя последователей. Но из нашего выпуска в учителя не пошел никто, кроме меня. Да и обо мне довольно метко сказал одноклассник: «Она едет учиться просто на Марию Дмитриевну!»

Мне посчастливилось сдавать вступительный экзамен одному седовласому профессору. Чем больше он нервничал, слушая, как я цитирую и комментирую «Фелицу» Державина, тем точнее старалась я цитировать Марию Дмитриевну. Наконец профессор не выдержал:

– Кто же тебя учил?

Я испуганно объяснила, что не все успела записать, что говорила учительница, он вдруг засмеялся и заключил:

– За нею не так легко угнаться!

Как потом выяснилось, меня принимал в вуз аспирантский руководитель Марии Дмитриевны. Ее семью обожгло волной репрессий, что помешало ей стать преподавателем вуза. А нам, липецким школьникам, судьба даровала мудрого учителя.

Когда-то мы ворчали, что многовато задают наизусть. А сегодня мои внуки поражаются, когда приходит к нам моя бывшая одноклассница и, отряхивая снег или свертывая зонтик, цитирует к месту «Онегина». Да и я в классе «читала» многие главы романа, не заглядывая в текст, чем вдохновляла своих учеников.

Мария Дмитриевна не была добренькой, мамой-клушкой, подбирающей под себя цыпляток. Она держала дистанцию, а в острые моменты была даже хлесткой. Но это тоже было добро, потому что не позволялось нам фамильярничать, распускаться. Помню, я спросила, как она оценивает мои статьи, те, коими был недоволен редактор. Она ответила сдержанно: «Совсем неплохо. Многое удалось! Но ты же знаешь: нет предела совершенству».

Я слушала ее и вспоминала уроки по «Фаусту», когда Мария Дмитриевна с надеждой спрашивала класс, поняли ли мы, как опасно произнести роковое: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Уже тогда предупреждала она о болезни звездности, распространяющейся сейчас, как вирус.

Совершенно не переносила она никаких подношений. А были родители, которые сокрушались, видя ее в стареньком пальтишке и «шапочке-пирожке», давно вышедших из моды. Помню, как поручили мальчишкам провести разведку, что подарить учительнице. Они провели… Самым неуклюжим способом! Стали хулить ее часы, «слишком большие, мужские и старые» для тонкого запястья. Мария Дмитриевна неожиданно смутилась:

– Вам не нравятся?

Погладив их, добавила:

– Они мне очень дороги!

Оказывается, что часы ей достались от трагически погибшего отца, а ему их подарил сам Чехов.

Тогда мы поняли ее особое отношение к урокам по Чехову, ощутили, что она сама – человек из той эпохи, человек высокого благородства. «Вишневый сад» мы слушали полностью в ее прочтении (обещан был и поход в театр). «Я буду своим чтением помогать вдуматься и вчувствоваться в настроения персонажей. А вы постарайтесь ощутить дыхание далеких от вас людей и понять их», – сказала учительница.

Так мы входили в мир писателей и их героев, постигали мудрость классики. В каждом произведении мы учились открывать общечеловеческое, нужное нам. Мы охотно шли на занятия литкружка. Нам нравилось дискутировать… Слушала нас Мария Дмитриевна увлеченно, то улыбалась, то хмурилась, то недоумевала.

Конечно, мы были не всегда прилежны, бывало, что лихо озорничали. На это она подчас реагировала, например, так:

– Что сделали вы с моей серебряной сединой?!

И, помолчав, сквозь наши шумные извинения, шла к главному:

– Видите, как я удачно цитирую из «Слова о полку Игореве»? А вы говорили, зачем, мол, это было зубрить в стихах и подлиннике, когда, мол, это пригодится… А давайте-ка, братия и дружина, объединимся для труда, а не дебоширства!

Усовестит, бывало, с помощью литературы куда больше, чем просто отругала бы.

Да, нельзя ее в камне, тем более ваятелю средней руки. Уж очень она многоцветна была в своих проявлениях, наша наставница.