Станет ли театр Храмом?

Современные театральные постановки многих приводят в ужас. На сцене играют вроде бы профессиональные актеры, актеры талантливые, самобытные, а спектакль не получается. Кто-то говорит, что нет сегодня тех талантливых актеров прошлого, для которых театр был храмом, а не балаганом.

Раньше актеры считались небожителями, словно отмеченными Богом людьми. На них молились. Сегодня быть артистом в России, думаю, не так уж почетно. Сегодня эта профессия уже не считается чем-то недоступным.

Мне бы хотелось привести цитату из одной статьи уважаемого театрального критика Григория Заславского: «Театр в России все больше становится театром и ничем больше… Театр освобождается от некогда возложенной на него «общественной нагрузки». Зритель, пожалуй, один из главных интересов сегодняшнего театра, как и театра последних сезонов…» Заславский считает, что «лишая себя – по своей ли, времени – «общественной нагрузки», театр, как тот древний русский богатырь, стал на перекрестке нескольких дорог. Можно было пойти по пути чистого развлечения, чистого удовольствия для публики… Можно осознав смену времени, выйти к иному, новому содержанию. Тем более что русский театр до сих пор не мыслит себя вне содержательности и вне своей высокой миссии «впередсмотрящего». Пушкинскую мысль о том, что быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей, можно развить и в приложении к нашему нынешнему театру. Можно перестать быть и храмом, и кафедрой и не перестать быть серьезным…»

А эти слова принадлежат К.С.Станиславскому и описывают послереволюционную жизнь Художественного театра: «…и мы встретились лицом к лицу… с совершенно новыми для нас зрителями, из которых многие, быть может большинство, не знали не только нашего, но и вообще никакого театра. Вчера наполняла театр смешная публика, среди которой были и интеллигенция, сегодня перед нами – совершенно новая аудитория, к которой мы не знали, как подступиться. И она не знала, как подойти к нам и как жить с нами вместе в театре… Пришлось начать с самого начала, учить первобытного в отношении искусства зрителя сидеть тихо, не разговаривать, садиться вовремя, не курить, не грызть орехов, снимать шляпы, не приносить закусок и не есть их в зрительном зале». Все так: и орехи, и то, что курят, и тихо не хотят сидеть… Если бы не некоторая старомодная подробность повествования, было бы нетрудно ошибиться и сказать, что эти слова написаны вчера и о сегодняшней театральной ситуации; не хватает двух-трех деталей. Скажем, не просто не разговаривать, а не разговаривать по телефону – сегодня уже в большинстве московских театров (а не только тех, которые работают в расчете на новую обеспеченную публику) перед спектаклями доброжелательный голос, записанный на пленку, просит выключить на время представления пейджеры и радиотелефоны. И эта просьба воспринимается публикой спокойно, а теми, кто ходит в театр часто, даже с удовольствием, поскольку телефонные разговоры во время спектаклей в Москве пусть редко, но бывают, а пейджеры – так те где только не тренькают, разрушая драматические театральные паузы…

Может быть, хорошие театральные постановки ушли из театра лишь потому, что в погоне за новыми веяниями и трактовками режиссеры теряют и понимание того, что есть театр. Кому-то кажется, что люди уже не будут ходить в театр, если постановки будут теми же, что и сто лет назад. Но смотреть на то, что происходит в большинстве театров сегодня, тоже никто не хочет ходить. И все не потому, что билеты стали дорогими. Дело здесь в другом. Проблема – глубже. Они не находят в постановках того, чего от них ожидают.