Станет ли куколка бабочкой? Многие люди так и не взрослеют, считает Людмила Улицкая

География нового романа Людмилы Улицкой «Зеленый шатер» – СССР, Москва, время действия – вторая половина XX века. Биографии героев, от главных до едва промелькнувших, очень разные, но при всей непохожести общим знаменателем для них является время и место протекания их жизней – факторы, неотвратимо превращающие жизнь в судьбу, особенно если эта страна – Россия времен советского режима.

Улицкая – очень московский писатель. Действие практически всех ее рассказов, повестей и романов происходит в столице. Коренная москвичка, Улицкая пишет о Москве и москвичах, «вытягивая из собственной судьбы по нитке» детские и школьные впечатления, учебу на биофаке МГУ, работу в институте генетики, знакомство с диссидентами, увольнение из института за распространение самиздата, дружбу, чтение, впечатления, увлечения и разочарования, в общем, все, из чего складывается жизнь и на чем писатель строит свои произведения. При написании своего последнего романа Улицкая как бы чуть повернула свой волшебный калейдоскоп, и сложились совсем другие московские узоры, и высветился «диссидентский слой» Москвы и москвичей, и судьба поколения повернулась новой гранью. Писатель смотрит на этих людей и события уже из XXI века, и думается, что такой взгляд более объемный.Роман состоит из 30 новелл, которые можно читать подряд или выборочно как отдельные рассказы. В романе помимо главных героев – школьных друзей такое количество действующих лиц, что возникает ощущение перенаселенности пространства романа. Тем и вариаций тоже немало, но все-таки главные темы, по всей видимости определяющие для автора, – диссидентство и взросление.На самом деле действительных диссидентов в романе немного, больше как раз инакомыслящих, то есть мыслящих не «анти», а просто свободно, желающих читать, смотреть и слушать то, что сами считают нужным и интересным, а не по указке, и после смерти тирана стремящихся выскочить из зоны повального изнуряющего страха. Но оттепель оказалась кратковременной и обманчивой, и власть по-прежнему стояла на страже единомыслия, часто самостоятельно расширяя ряды диссидентов как раз именно за счет таких людей, увольняя с работы за чтение запрещенной литературы, за честное поведение по отношению к «неблагонадежным» коллегам, фактически накладывая запрет на профессию.Учитель литературы Виктор Юльевич Шангели – один из самых ярких, любовно выписанных Улицкой героев – антисталинист, но не диссидент. Это учитель, что называется, от Бога, не только досконально знающий свой предмет, но и умеющий увлечь учеников великой русской литературой, научить их мыслить свободно. Он устраивал ученикам уникальные литературно-исторические прогулки по Москве, не только наполняя своих воспитанников знаниями, но и протягивая нить из прошлого в настоящее, чтобы дать ощущение и понимание связи времен; не только учил ребят думать и анализировать, но и пробуждал их души. Именно этому герою автор отдает свои размышления о проблеме взросления, которые ей очень дороги.Тема взросления как отдельного человека, так и целого поколения не менее важна в романе, чем тема инакомыслия. Ведь недаром в первоначальном варианте Улицкая назвала роман «Имаго», и, кстати, за рубежом он вышел именно под этим названием. Надо пояснить, что речь идет о стадиях метаморфоза насекомых: вначале личинка, потом куколка, а когда из куколки вылупляется бабочка – это и есть имаго, последняя ступень созревания. Но бывает, что личинки приобретают способность к размножению, не достигнув стадии взросления, – это явление называется неотенией. Улицкой представляется, что стадии метаморфоза насекомых вполне сопоставимы с процессами, происходящими в подрастающих поколениях.Речь, конечно, идет о созревании души подростка, и критериями взросления, по мнению автора, являются «пробуждение нравственного чувства… ответственность за свои поступки, самостоятельность, степень осознанности». Но превращение это происходит не со всеми, а скорее с меньшинством, и «человеческие личинки» остаются на стадии неотении. «…Мы живем в обществе личинок, невыросших людей, подростков, закамуфлированных под взрослых», – говорит Улицкая. Метафора яркая и нестандартная, но именно как метафора! Стремление же сделать ее основой «теории взросления» мне кажется спорным.Вообще, если в «Казусе Кукоцкого» размышления генетика Гольдберга (его прообразом стал знаменитый генетик, чьи лекции посчастливилось слушать Улицкой, Владимир Эфроимсон) об изничтожении советским режимом плодотворного слоя нации – лучших представителей крестьянства, рабочих, ученых, военных – и о губительности этого преступления для будущих поколений не только убедительно звучат, но и органично входят в ткань романа, находя подтверждение в судьбах героев, то в «Зеленом шатре» этой органичности, к сожалению, не чувствуется.Напротив, тон рассуждений о «детской стране», «человеческих личинках» напористо-назидательный, чего раньше не наблюдалось у Людмилы Евгеньевны. Создается впечатление, что предлагаемая ею теория как-то еще «не отстоялась» и человек со всей своей сложной индивидуальностью (присущей даже самому простому и «интеллектуально невинному») плохо втискивается в рамки метаморфоза насекомых. И кроме того, смущают некоторые нестыковки, когда автор, кажется, противоречит сама себе.Так, в новелле «Имаго» главный герой Миха Меламид кончает жизнь самоубийством, считая, что впервые в жизни совершает поступок взрослого человека, – со словами «Имаго, имаго!» выпрыгивает из окна. Но если взросление связано с нравственным становлением, то кто же, как не Миха, нравственное пробуждение которого еще в школе заметил любимый учитель, давно стал взрослым, имаго!История этого мальчика, пожалуй, самая пронзительная в романе. Талантливый, влюбленный в русскую литературу, честный «до нелепости», остро чувствующий любую несправедливость, «он был одарен такой душевной отзывчивостью, такой безразмерной способностью… к состраданию, что все прочие его качества оказывались в подчинении этой «всемирной жалости». По окончании пединститута он начинает работать в школе-интернате для глухонемых, расположенной далеко от Москвы, причем едет туда добровольно и с радостью. Работает Миха с наслаждением, придумывает новые методики преподавания литературы глухонемым, учеников любит, они его обожают. И вот по доносу психически больного бывшего смершевца его увольняют. Преподавательская работа для него закрыта.Он с другом начинает выпускать литературный журнал, вовлекается в правозащитную деятельность. Попадает в лапы КГБ, на допросах ведет себя твердо, никого не выдает. На суде «он говорил лучше судьи, и прокурора, и адвоката, вместе взятых… спокойно и уверенно о конечной справедливости жизнеустройства, о тех, кому будет стыдно за себя, о внуках сегодня живущих людей, которым трудно будет понять жестокость и бессмысленность происходящего. Какого прекрасного учителя литературы лишились тогдашние школьники!».Все тексты о судьбе этого человека написаны на уровне великолепной психологической прозы, когда повествование поднимается все выше и выше и неминуемо подходит к трагической развязке – герой оказывается в тисках таких немилосердных обстоятельств, когда все против, а предательство для него немыслимо, когда возникает ощущение отчаянной загнанности и единственным выходом видится самоубийство. И вот на этой высокой трагической ноте вдруг спотыкаешься о предсмертный крик «Имаго, имаго!», и он кажется не только неуместным психологически, но и неоправданным с точки зрения всего предыдущего повествования.Слава богу, в романе речь идет не только о метаморфозах с насекомыми и людьми, и читать его стоит обязательно! Книга написана с блеском, иронией, сопереживанием, то есть в лучших традициях Людмилы Улицкой. Даже то, что читатель не всегда согласен с автором, вполне в духе русской литературы. И поэтому, начав со строк Иосифа Бродского, поскольку эпилог романа посвящен поэту, закончить хочется – словно перекличкой – строчками из стихов его друга Евгения Рейна: «Здесь судьба, и вопрос не подходит к ответу».