search
main
0

Среди моих историй о поэтах счастливых нет

Анна СЕРГЕЕВА-КЛЯТИС

Легендарная серия «Жизнь замечательных людей» издательства «Молодая гвардия», которой в 2020 году исполнится 130 лет, продолжает пополняться новыми книгами. В январе увидели свет «Советская богема. От Лили Брик до Галины Брежневой» Александра Васькина, «Черубина де Габриак» Елены Погорелой, «Романовы. Хозяева земли русской» Игоря Курукина… Одной из самых резонансных книг серии последнего времени стала «Заложники любви. Пятнадцать, а точнее шестнадцать, интимных историй из жизни русских поэтов» Анны Сергеевой-Клятис – доктора филологических наук, преподавателя МГУ имени М.В.Ломоносова. Книга весьма далека от привычного формата серии ЖЗЛ, то бишь биографических повествований, лишенных субъективного начала (подробнее о ней см. в рецензии Василия Геронимуса в настоящем номере «УГ»). В эксклюзивном интервью «УГ» Сергеева-Клятис рассказала о причинах интереса к подобному замыслу, о том, что в поэзии занимает ее студентов, о других своих трудах и об отношении к скандальному высказыванию профессора ВШЭ Гасана Гусейнова об использовании русского языка в частном обиходе.

– Анна Юрьевна, как возник замысел ­книги?
– Это было предложение издательства, на которое я согласилась скрепя сердце. Для меня это «побочный продукт» – писать беллетристику я не умею и писателем себя не считаю. А как для исследователя здесь было мало возможностей. Все истории в целом известны, и я их только пересказываю с опорой на документальные источники. Хотя, конечно, в каждой есть мое личное отношение, моя собственная интерпретация событий и характеров. Надеюсь и на то, что книга моя читается легко и для условно широкого читателя не создаст трудностей.

– Ваша книга кажется неформатом для серии ЖЗЛ, которая доселе славилась биографическими изданиями…
– Что касается серии ЖЗЛ, то она уже давно переформатирована. Теперь в ней выходят не только персональные биографии, но и биографические, и тематические сборники, что мне представляется верным направлением в развитии серии.

– Последний (хронологически) поэт в вашей книге, о котором идет речь, – Геннадий Шпаликов. Вы намеренно не касались примеров из современной поэзии? С чем это связано, может быть, с тем, что современная поэзия недостаточно репрезентативна для читателя в подобном контексте?
– Биографии современных поэтов не могут быть материалом для подобных историй, нельзя писать о людях живых и здравствующих. Вернее, можно, наверное, но я не умею и не понимаю, как это делать. Писать о современной поэзии – другое дело, но даже это представляет для меня сложность. Я не обладаю тыняновской способностью видеть глобальные процессы, протекающие в современной литературе, выделять имена, точно просматривать будущие тенденции. Что-то мне нравится как читателю, что-то – нет, но говорить об этом профессионально я не готова. Я не литературный критик, я историк литературы. Среди современных действующих поэтов много моих личных друзей, среди них есть весьма известные, их стихами я интересуюсь, конечно, прежде всего. Но это тоже скорее не профессиональный, а читательский интерес. Сфера моих интересов – пушкинская эпоха, по которой я защищала кандидатскую, и эпоха Серебряного века, с которой связана моя докторская. Но преимущественно я занимаюсь поэзией. Под этим словом подразумеваю самых разных авторов, их появление в моей жизни связано с разными обстоятельствами, в частности с интересами моих студентов, с книгами, которые я читаю. Самый современный поэт, которым я всерьез занималась, – Бродский. Правда, недавно делала доклад о поэзии Льва Рубинштейна, со студентами регулярно читаем Тимура Кибирова. На этом, пожалуй, можно закрыть список современных поэтов, которыми я занимаюсь.

– А интересуются ли студенты современной поэзией? Считаете ли вы плодотворными усилия по ее продвижению в массы в не очень приспособленное для этого время, и если да, то бывают ли результативными в этом смысле ваши исследования?
– Студенты интересуются разными эпохами и разными поэтами. Несколько лет назад первенствовал Маяковский, потом его сменил Бродский. Сейчас интерес смещается в сторону обэриутов. Девочек неизменно интересует современная «женская» поэзия, Вера Полозкова ходит в лидерах. Но большого интереса к тому, что делают современные поэты, у них нет. Что касается моих усилий, то наиболее эффективны они тогда, когда я предлагаю студентам темы, мне самой интересные. Если я с увлечением рассказываю им о Пастернаке, Бродском или Кибирове, то и они загораются и начинают читать тексты, комментировать и интерпретировать их, открывая для себя новые миры. Я не ставлю своей целью знакомить студентов именно с современной ситуацией в поэзии, я скорее хотела бы, чтобы большая поэзия вошла в их жизнь как важный ее элемент. А там они уже сами найдут, что почитать.

– А с какими современными поэтами вы в первую очередь посоветовали бы учителю-словеснику ознакомить учеников?
– Сергей Гандлевский, Лев Рубинштейн, Тимур Кибиров, Вера Павлова, Максим Амелин, Александр Кушнер, Дмитрий Веденяпин, Бахыт Кенжеев, Михаил Кукин…

– Вернемся к вашей книге. У ее героев любовь в основном несчастная. Во вступлении вы напрямую связываете такое положение дел с близкой мне концепцией романтического поэта, которому свойственно перевоплощение бурных страстей в поэтическую материю. В связи с этим сразу два вопроса. Первый: относите ли вы такое положение в судьбе поэта к романтической концепции или оно кажется вам чем-то имманентно присущим поэту? И второй: есть ли среди исследованных вами примеров те, которые опровергают это положение дел?
– Среди моих историй счастливых нет. Романтическая концепция здесь не срабатывает, поскольку речь идет о поэтах самых разных эпох, сама я тоже не придерживаюсь романтических взглядов. Думаю, что поэты, вообще творческие личности, – люди особой нервной и психической организации, и им трудно в мире, труднее, чем всем остальным, быть просто счастливыми, довольствоваться малым, идти на компромиссы, примиряться с бытом и обстоятельствами. Кроме того, настоящий поэт всегда нацелен на самого себя, занят своим творческим ростом, этот вектор в его жизни прочерчен очень отчетливо. Это выглядит как эгоцентризм, да, собственно, и является эгоцентризмом, вполне, впрочем, объяснимым и понятным. Но тем людям, которые оказываются рядом, зачастую весьма непросто это принять и оставаться с таким человеком. А отражение любовных перипетий в творчестве, мне кажется, совершенно естественный ход для любого лирического поэта. Для этого лирика вообще и существует.

– Вы также автор книги о Вере Комиссаржевской. Как вы считаете, чем эта легендарная личность может быть интересна сегодняшнему читателю и зрителю? Почему вы заинтересовались ее личностью?
– Я дальняя родственница В.Ф.Комис­сар­жев­ской, и ее имя в моей семье звучало с детства. Книгу стала писать именно поэтому, мне Комиссаржевская всегда была интересна. Хотелось отдать таким образом свой семейный долг. Но личность и деятельность Комиссаржевской, по-моему, имеет огромное культурное значение. Это была уникальная, яркая, чрезвычайно одаренная женщина, своеобразный центр Серебряного века, вокруг которого выстраивалась история не только театра, но и литературы, и живописи, и музыки, кипела общественная жизнь. Ничего не зная о ней, невозможно понять историю родной культуры. Но интересно это современному читателю не только исторически, Комиссаржевская – невероятно сильная духом и очень талантливая женщина, лицо эпохи, сделавшая свою жизнь ее символом, подчинившая себе неподатливый материал времени. Вечный образ, очень актуальный для современного мира. Книгу о Комиссаржевской считаю своей большой удачей и очень надеюсь, что она не залежится в магазинах.

– Резонанс в последнее время получил скандал с преподавателем факультета гуманитарных наук Высшей школы экономики Гасаном Гусейновым, назвавшим русский язык «убогим и клоачным». Как вы относитесь к его высказыванию?
– Я отношусь к высказыванию Гасана Гусейнова положительно, не вижу в нем никакого криминала. Согласна с ним, что русский язык – и это особенно отражается на языке СМИ – многое потерял за последние десятилетия. Это связано с тем, как мне кажется, что люди перестали читать, во всяком случае чтение теперь не считается естественной потребностью человека. Нередко меня передергивает, когда я слышу разговорную речь на улицах. То, о чем говорит ученый, мне не кажется проявлением русофобии, наоборот, это вполне патриотическое высказывание человека, для которого русский язык родной и которого не удовлетворяет нынешняя ситуация.

– Что планируете далее? Ожидаются ли следующие книги в ЖЗЛ?
– Дальше я планирую переключиться на сугубо научную литературу, у меня есть довольно обширные планы по Пастернаку, но это не будут книги для широкого читателя. Хотя, вероятно, одну из них можно будет предложить какому-нибудь популярному издательству, но вряд ли это будет книга в серии ЖЗЛ, по тематике она не подходит. Что касается биографического жанра, то, как кажется, я исчерпала в нем все свои возможности. Пока никаких планов продолжать писать биографии у меня нет.

Борис КУТЕНКОВ

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте