«Спят курганы темные…». Сотворенные человеком, они, как и египетские пирамиды, стали частью природного ландшафта

…Сил и энергии еще достаточно, чтоб одним махом достичь вершины, но я медленно, с передышками подымаюсь по склону. Во все стороны брызжут кузнечики. Они ударяются о высокие стебли тысячелистника, отчего его белые и розовые соцветия слегка вздрагивают. Я останавливаюсь, и тут же травы замирают. Лишь не умолкают жужжание и стрекот насекомых. Все дальше уходит горизонт, все шире круг обзора. Наконец я на вершине кургана. Отсюда уже мир распахивается на все четыре стороны света. Почти весь остров как на ладони. Отчетливо виден Днепр, с двух сторон обнимающий сушу. За ним с левого берега – городские многоэтажки, с правого – круто спадающие к воде балки. Дальше простирается степь. Над ней плывут и плывут облака. Мне кажется, что если я еще чуть-чуть приподнимусь, то, скажем, даже в легком прыжке смогу дотронуться до облачных кудряшек…

«Дорога была ровною черноземною степью, по которой одни только курганы в великом множестве были видны», – писал один наблюдательный путешественник, проезжавший в конце восемнадцатого века по нашим краям. Без курганов нельзя представить южную степь. Сотворенные когда-то человеком, они, как и египетские пирамиды, стали частью природного ландшафта, а в некоторых случаях и его главной приметой. Кто же и когда их насыпал? В народе бытовали самые невероятные версии о происхождении этих рукотворных холмов. «Могилы высокие – это перед потопом люди насыпали, спасаясь от воды», – объясняли одни. «Когда люди жили войной, то насыпали могилы на высоких кряжах степи, чтобы высматривать неприятеля», – утверждали другие. Третьи считали курганы делом рук великанов и богатырей.Далеко видно с голых вершин степных курганов. И вдаль, и вглубь. У многих могил сегодня есть конкретные исторические адреса. Всемирная слава у наших скифских курганов, среди которых курган Солоха, Гайманова могила, Мелитопольский курган. В них обнаружены подлинные шедевры античного искусства. «Первобытные племена, сменяя одно другое, оставляли о себе надмогильные памятники; такими памятниками – курганами на протяжении 6-7 верст усеяна вся поверхность острова Хортицы», – сообщал этнограф Яков Новицкий о рукотворных холмах на самом большом днепровском острове. Его вправе можно было назвать «островом курганов» – в ХIХ веке здесь насчитывалось до полутора сотен земляных пирамид. Самое большое количество курганов было сосредоточено вокруг так называемой Зоровой могилы – наивысшей точки Хортицы. Пожалуй, на всем евразийском степном поясе трудно найти участок таких же размеров, как Хортица, на котором было бы сосредоточено такое количество курганов. Большинство из них – это древние захоронения.Внешне курганы раньше выглядели совсем не так, как сегодня. Они являлись не просто земляным бугром, а своего рода довольно примечательным архитектурным сооружением. Насыпи некоторых погребальных холмов имели облицовку из камней или дерева, были одеты в каменные панцири, несли на себе широкие цветные пояса из глины, окружались глубокими рвами. Земля внутри курганов скрывала от человеческих глаз деревянные ящики, склепы, мавзолеи, катакомбы, кромлехи, ровики и многие другие погребальные сооружения (иногда довольно сложные). Ведь не секрет, что в одних и тех же курганах хоронили своих мертвых разные народы. «Свежий насыпав курган, разошлися они…» – читаем мы в «Илиаде». Это могло быть сказано и о киммерийцах, и о скифах, и о сарматах, и о древних греках, и о половцах, и о запорожских казаках. Погребальный холм – могила выделял, возвышал и делал видимым всему степному миру последнее прибежище именитого соплеменника. С вершины кургана богам легче было забрать к себе усопшего, в то же время курганная насыпь защищала мир живых от обители мертвых. Можно представить, как жрец, когда тело вождя или воина, отличившегося в битве (а хоронили в курганах в основном знатных особ и характерных героев), было погребено, поднимался на вершину насыпи и восклицал: «Пусть ему будет пухом земля и близким путь на небо! Пусть зори-зоряницы возьмут к себе душу героя!»Возведение кургана было продиктовано стремлением «разбить» иногда гнетущее однообразие степной плоскости, мысленно «картографировать» ее. В связи с этим преследовались и весьма прагматические цели. Где стал кочевник, там и стан его. Обычно – рядом с балочкой, на берегу речки, в любом другом живописном месте, куда впоследствии человек надеялся вернуться. Курганы как раз и отмечали места стоянок и поселений, были своеобразными степными маяками, мимо которых впоследствии пролегли дороги. Со временем холмы-могилы становились достоянием степи и ее природного «ничьего блага». Их склоны зарастали травами, под корнями которых сурки и лисы устраивали удобные жилища. И хотя порою ходы зверушек достигали захоронений, покой умерших они не тревожили – небытие и бытие было сплавлено в нечто единое, неразделимое, что являлось естеством кургана, его земной сутью. Рукотворные холмы нередко использовались различными народами как святилища, наблюдательные посты, на которых во время набегов степняков разжигались сигнальные костры. А еще это были овеянные ветрами просто возвышенные места. Поднявшись на вершину, человек как бы вырастал, обретал второе зрение, а вместе с ним и новые знания, и силу, и веру.В повседневной жизни человеку иногда весьма полезно (а то и насущно необходимо!) подняться, воспарить над привычной приземленностью, серой обыденностью, кругом вещей, которые изо дня в день рядом, в скучной и даже опостылевшей близости. Всегда есть возможность сделать шаг, полшага по склону, уходящему вверх, подняться на высоту, откуда открывается даль. Хоть далеко до этого горизонта, да полетно. Прежде всего для мысли и духа. Разорвав путы повседневности и вырвавшись на простор, они обретают крылья и способны решить проблемы, что тяготят. Главную хортицкую вершину не зря назвали Зоровой. «На прозорном месте (откуда открывается далекий вид) стоять хорошо!» – говорили в старину. Не только стоять, но и думать, размышлять, чувствовать. В разных племенах, кстати, молодых воинов испытывали, заставляя подниматься на вершину горы, где они проводили ночь. Утром вставало солнце и освещало долину за хребтом. Славны бубны за горами. Одно дело только слышать их, совсем другое – слышать и видеть, кто в них бьет. Запорожские атаманы различных мастей в трудные для казаков времена, когда нужно было принять важное и ответственное решение, обычно уединялись на вершинах степных курганов, где и «думали думу». Не случайно поэтому на холме-кургане, насыпанном возле музея в северной части Хортицы, решено установить скульптурную группу «Казаки в дозоре».Хортицкий старожил дед Пискун (он ныне живет в городе у сына, но часто просит того, чтоб он на машине провез его по знакомым хортицким местам) рассказывал мне, что, когда в детстве его обижали сверстники или наказывал отец, он убегал на Зорову могилу, там с вершины кургана наблюдал за солнцем, что садилось и пускало разноцветные блики по воде, и враз забывал про детские обиды и мелкие неприятности. «Обычно я до темноты на могиле высиживал, – перебирал дед в памяти прожитые на Хортице года. – Ждал, пока на небе первые зори появятся. Они над головой, как спелые яблоки – кажется, протяни руку, дотронься до ветки, и тут же посыпятся в траву эти зоряные плоды. Родятся они рясно у нас на небесах. Потому и могила Зорова».Далекие звезды стерегут сон курганов. Именно ночью нередко случаются с ними всякие дивные вещи. Могут поникшие от росы травы вдруг выпрямиться, бродячие тени на склонах появиться, каменные идолы на вершинах зашататься, колокольный звон, а то и голоса из-под земли раздаться, замелькать огоньки. Старики говорят, что так проявляют себя зарытые в могилах сокровища. Их действительно находили в курганах…С давних времен курганы привлекали внимание не только археологов, но и кладоискателей разных мастей. Однако судьба большинства искателей могильных сокровищ, тех в особенности, кто тайно, по-воровски разрывал могилы, была незавидна. Кто пропадал бесследно, кто в жизни не находил себе места, разорялся, спивался, терял семью, кого забирала неизвестная болезнь. Сегодня их называют «черными археологами». Как-то я разговорился с одним из немолодых уже представителей этого неспокойного племени. Выглядел он довольно неряшливо, сутулился, покашливал, все время ерошил какого-то пепельного цвета волосы. Однако то, о чем он говорил, почему-то звучало очень убедительно: «Степные пирамиды – настоящие машины времени. Разные особи, ныне исчезнувшие даже из нашей людской памяти, через произвольные промежутки времени вставляли туда свои обряды и энергетику. Это своеобразные метки истории, сохраненные внутри курганов. Если в него проникнуть, а то и вообще срыть, уничтожить, то возникнет аномалия – дыра во времени – со всеми вытекающими последствиями». Бывший кладоискатель подергал куцую бороденку, которую оставил как память об авантюрной молодости, и добавил задумчиво: «Если, правда, знать, как управлять этими машинами, то, проникнув в курган, можно себя «забросить» к пращурам сотого колена. Я однажды побывал… В общем, не важно где, чуть там не остался, случайно назад вернулся, после этого я перестал рыться в земле и перемывать косточки предкам. Ближним, кстати, тоже. Курганы лучше не трогать. Они для других целей…»…Отцвело, отгуляло лето. Потянулись серые осенние деньки. Многое в прошлом. В том числе и заоблачные, сияющие льдами и чистотой вершины. Но почему-то я вновь и вновь подымаюсь к ним. И не только в памяти. Медленно, очень медленно я взбираюсь по склону кургана. Трудно даются шаги. Под ногами похрустывают сухие травы. Вокруг настороженная, чуткая тишина. Высоко в небе беззвучно пролетел гусиный клин. У него своя высота и своя дорога. Я продолжаю путь к своей «зоровой» вершине. К своему «прозорному» месту, откуда надеюсь обозреть путь пройденный и, возможно, путь, что впереди.Я вспоминаю сияющие заоблачные вершины дальних стран и отправляюсь на остров. Шаги вдоль берега, шаги по тропе через посадку, шаги по плоскости поля и, наконец, шаги вверх по склону кургана… Тихо вокруг и настороженно. Высоко в небе пролетел гусиный клин. У него долгий и трудный путь к солнечным островам и их зеленым холмам. Мне их не достать и за ними не успеть. У каждого своя вершина. Свое «прозорное» место и своя «зорова» высота. И все же я делаю шаг вверх…«Спят курганы темные…» Пусть спят.