Спасибо за жизнь

​От Крутеневых я вышла, улыбаясь. Разговор шел нелегкий – о Великой Отечественной войне, которую Филипп Семенович прошел от первого дня до последнего. И чисто технически было трудно – я не умею кричать, а Филипп Семенович, хоть и держится молодцом, слышит плохо: все же 92‑й год! Благо, изо всех сил помогала Нина Ефимовна, его «молодая» жена. То есть Нине Ефимовне 86, но, несмотря на то, что Крутеневы пережили уже и золотую, и железную свадьбы, муж по привычке считает ее молодой. Наверное, так оно и есть. Возраст ведь – не количество прожитых лет, а состояние души. Души у обоих Крутеневых какие-то на удивление чистые, наивные – так что от общения с ними становится светлее и хочется улыбаться.

Вечная больО войне Филипп Семенович говорил, впрочем, скупо. В 1940 году Большереченским райвоенкоматом был призван в Красную Армию, учился сначала в Омске, потом в Новосибирске. В июне 1941‑го получил удостоверение водителя «Катюши» 3‑го класса и был отправлен на фронт, в 311‑й отдельный гвардейский минометный полк 432‑го дивизиона. Первоначально полк направлялся к Москве, но поступил приказ, и его перебросили к Сталинграду. Здесь полк зачислен в состав 65‑й армии. В ходе Сталинградской битвы в феврале 1942 года Филипп Крутенев был ранен. Уже 8 февраля отправился на санитарном поезде в Ульяновск, откуда перевели для дальнейшего лечения в Магнитогорск. После выздоровления оказался в уральском городе Верхний Уфалей в училище №29, где находился учебный полк, готовивший механиков-водителей танков Т-34. Потом, уже в звании сержанта, вместе с другими бойцами поехал в Нижний Тагил получать машины. На 1‑м Украинском опять ранение. После госпиталя Филиппа Крутенева по приказу Верховного Главнокомандующего направили в Оренбург, в танковое училище имени В.П.Чкалова. Победу встретил уже в звании «младший лейтенант».Поначалу я не поняла, почему Филипп Семенович так сдержан, не рассказывает о друзьях-товарищах, о боях-пожарищах. Даже про награды поведал не он, а Нина Ефимовна. Между прочим, орден Отечественной войны получал только тот, «кто, борясь с превосходящими силами противника, не сдал ни пяди своих позиций и причинил противнику большой урон». Вспоминал Филипп Семенович все больше смешное. Хотя что смешного на войне? Наверное, то, что не страшно. Когда проходил медкомиссию после первого ранения, ноги еще плохо слушались, и его было забраковали. Но тут прибыл какой-то начальник, поглядел и вынес вердикт: «Войне конца не видно, а мы таких молодцев домой отправим? На фронт!» А когда был ранен второй раз, снова в ногу, отправили их с товарищами в госпиталь на машинах. На середине пути остановились на перекур, разбрелись по кустам… И тут – воздушная тревога! Машины двинулись, не дожидаясь раненых: на войне, как на войне.- А нам куда? Кто на костылях, кто ползком. Кое-как добрались до соседнего медсанбата. А в том медсанбате мне шубу сожгли, – вздыхает Филипп Семенович.Полушубок раненого санитары бросили возле печки. А он ведь – танкист, одежда пропитана топливом, краской, порохом. До сих пор боец жалеет тот тулупчик – до войны, младший из восьми ребятишек, рано оставшихся без матери, он такого богатства и не видел.Когда собирались на Ленинградский фронт, красили танки известью – на Ладоге лежал снег, а после поворота на Украинский пришлось мазать их зеленой краской. В итоге танки получились вполне маскировочной расцветки – серо-бурые. «Как гуси!» – смеется Филипп Семенович. Мозоли заработали, оттирая броню топливом – газолью – в свободное от боев время. Казалось бы, зачем? «Маскировка» не мешала, уставали сильно. Но им, мальчишкам чуть за 20, хотелось в бой если не на белом коне, то на красивом танке.- Страшно было на войне, Филипп Семенович? – спрашиваю я, надеясь услышать захватывающую историю про победу над собой.- Страшно? – усмехается он. – Нет. Нет таких слов, чтобы понять, что чувствуешь в бою.Филипп Семенович замолкает и смотрит куда-то вдаль. Или вглубь – себя и времени. И я, наконец, понимаю: это для меня Великая Отечественная – прошлое, о котором можно написать. А для него всегда – настоящее, о котором и говорить больно. Нина Ефимовна шепнула: «Сколько раз мы мимо Мамаева кургана ездили, столько раз он и плакал в жизни».В труде и добреВойну Филипп Крутенев воспринимал по-крестьянски – как всякую работу: тяжело, больно, а делать надо хорошо: от этого зависит жизнь. После первого ранения чуть было не забрили в пехоту, но он упорно стремился к технике – понимал ее, любил, знал, что там от него пользы больше.- Ходил-то плохо, как воевать? – говорит.Он не бросался в бой сломя голову с красивыми призывами «За Сталина, за партию!». Он точно знал, что защищает свое маленькое Черноозерье, где остались родные, и еще одну деревушку – Валуйки, из которой на фронт его провожали дети. К 20 годам обзавестись семьей не успел, но письма из Валуйков получал – окончив 8‑й класс, по призыву комсомола был направлен туда учителем начальных классов и по совместительству заведующим школой. Вернуться, правда, в Валуйки не довелось – после Победы в танковое училище поступил приказ всех образованных отправить домой: работать на благо Родины. Послали заведовать школой в село Трубчевка Большереченского района. Там тоже была начальная школа, но гораздо больше, чем в маленьких Валуйках, – от 120 до 160 учеников. Учились в большой крепкой избе, иногда в три смены – классных комнат было всего две. Через несколько месяцев роно решило было сократить в школе учителей – забрать молодую, но уже авторитетную учительницу 18 лет Нину Алгазину. Бравый директор рискнул вступить в спор с начальством: «А наши дети что, неучами ходить будут? И так педагоги работают сутками». Отбил учительницу. И вдруг заметил ее черные глаза, косищу до колен, тонкую талию.- Приворожила? – спрашиваю я.- Какое там, – смеется Филипп Семенович. – Прикормила!Нина Ефимовна, тогда еще Алгазина, обитала на квартире у родственника, которому, как колхознику, полагалось молоко. Богатая невеста. Учителя, впрочем, по общему мнению Крутеневых, тоже жили неплохо – получали на месяц аж по 12 килограммов муки. Но с молоком-то вкуснее! Первый сын родился уже через год, потом второй, третий. 67 лет прожили, не расставаясь больше чем на день. И главное – не хотелось. Ссорились редко, а если и ссорились, плохих слов друг другу не говорили. Да и не умеют Крутеневы ругаться – учительская закалка.- Бывало, я в одном классе урок веду, Филипп – в соседнем, – рассказывает Нина Ефимовна. – Только услышу там шум, бегу к нему.- Помогали, значит?- Что вы, что вы! Он все сам! – пугается мудрая Нина Ефимовна, косясь на мужа: не обиделся ли?Когда дети стали постарше, переехали в Омск. Помыкались друг без друга в разных школах, потом наконец соединились – в «семерке», где уже работала Нина Ефимовна, требовался учитель труда.- В классах по 20-22 парня, – вспоминает Филипп Семенович. – А рабочих станков всего три. Чем мальчишек занять, как дисциплину держать?- Своими руками остальные пять починил – и токарный, и фрезерный, и другие, – хвастает мужем Нина Ефимовна. – Потом еще на верстаках каждому рабочее место обустроил. Всех занял, и хулиганить перестали! А то поначалу мода какая-то пошла – окна в школе бить. Что ни день – стекло вставляем. Потом поработали сами, зауважали чужой труд.Крутеневы вместе заочно учились в педагогическом училище, вместе решали рабочие вопросы. Нина Ефимовна узнала, что соседского мальчонку хотят отправить в интернат для умственно отсталых. Вместе с мужем пошли к директору. И все четыре года парнишка учился заново, практически не отходя от Нины Ефимовны – и на уроках, и после них, и дома. Окончил техникум, шахматистом стал! Не профессиональным (работает на Нефтезаводе), но заядлым. По-прежнему живет неподалеку и каждый раз при встрече с Крутеневыми говорит спасибо за доброту. Таких учеников, благодарных Крутеневым, – половина микрорайона.Своих мальчишек они воспитывали так же – в труде и добре. Все трое получили высшее образование, правда, в педагоги не подались – выбрали технические профессии. Что, впрочем, неудивительно – отец с детства учил их работать руками. Живут сыновья отдельно, но родителей навещают ежедневно. Помогают внуки и правнуки – их в общей сложности десять. Одна только внучка, Оксана, укатила далеко – вышла замуж за испанца. Вот за нее и ее сыночка болит душа у Крутеневых. Жалуются наперебой:- Ведь ее муж-то, пока в женихах ходил, обещал русский язык выучить. А теперь не хочет. Как мальчонке-то трудно. Не дай бог, и он родной язык забудет. А ведь русский же, хоть и наполовину. Разве можно Родину разлюбить?Сами они на Родину никогда не обижались. В голову не приходило, несмотря на голодное детство, опасную молодость, нелегкую старость. Слова «трудно», по-моему, вообще нет в их лексиконе. Наоборот, благодарны и Родине, и судьбе, и людям. Филипп Семенович с гордостью демонстрирует поздравление полномочного представителя президента в честь 70‑летия Сталинградской битвы и кружку, подаренную Советом ветеранов. Нина Ефимовна сует мне в руки яблоко: «И чайку-то не попили!» И совершенно искренне не понимают, за что я вдруг, сама от себя такого не ожидая, кланяюсь им в пояс: «Спасибо, что вы есть! Спасибо за жизнь, которую вы нам подарили, и за свет, которым ее осветили!»Омск